Предназначение - Галина Дмитриевна Гончарова
– Чего тебе?
– Магистр, прошу уделить мне время. Великий Магистр меня знает.
Эти слова мгновенно решили дело в пользу незнакомца. А может, перстень с черным камнем, который тот с поклоном протянул магистру. Леон тут же приложил его к своему – и совпали камни точка в точку. Добро пожаловать, посланец.
Ежели ему доверяет САМ Великий Магистр – перед Эваринолом Леон преклонялся. Силу он уважал. Умом он восхищался, не понимая, как может хлипкий человек держать в повиновении столько рыцарей, как это вообще происходит, почему все прогнозы Великого Магистра, все его слова, все расчеты оказываются верными… Сам Леон мог предсказывать только на обычном, бытовом уровне.
К примеру, если он шел напиваться, то точно был уверен, что не остановится, и мог выложить заранее часть денег. Или заплатить вперед трактирщику, чтобы тот его с утра рассолом отпоил. Но так-то каждый может!
А предсказать, что в других странах случится?
Леон просто преклонялся перед умными людьми, понимая, что есть вершины, до которых ему, увы, не дотянуться.
Если этот человек может быть полезен Магистру Эваринолу – его стоит выслушать.
Если нет, он поплатится за свою дерзость.
Впрочем, Рудольфус Истерман мог ничего не опасаться, покамест он был полезен Ордену.
– Кто ты?
– Меня зовут Рудольфус Истерман. Мейр Истерман. Магистр не говорил обо мне?
– Говорил, – Леон уже с большим интересом поглядел на мужчину. – Он описывал тебя иначе, мейр.
– Это краска и другая одежда. Меня знают в Россе, к чему нам привлекать лишнее внимание? В таком виде проще.
– Ты состоишь в нашем Ордене, мейр?
Руди пожал плечами:
– Как терциарий[17]. Мир слишком крепко держит меня.
Леон кивнул:
– Это случается. Есть ли у тебя знак нашего Ордена, мейр?
– Знака магистра недостаточно?
– Более чем достаточно. Но я спрашивал о другом.
– Есть у меня и другое кольцо, но я не ношу его на виду, эта тайна не для всех.
– Покажи.
– Прошу.
Перстень был знаком Леону, магистр упоминал о нем и выдавал такие перстни тем, кто выполнял для него задания в миру. Алый рубин, на нем коричневый крест из бронзы. У Леона тоже такой был, и где находятся секретные зарубки, он знал. Проверил пальцами, вернул перстень хозяину.
Протянул руку:
– Рад знакомству, мейр Истерман.
– И я, магистр. Прошу показать мне мое место на корабле, я готов отплыть в любую минуту.
– Вещи?
– У меня все с собой. Надеюсь, провизией меня обеспечат?
– Кусок мяса найдем, кубком вина не попрекнем, – ухмыльнулся Леон, которому это понравилось.
Дело, дело, все для дела, все для Ордена.
– Пойдем, мейр, я устрою тебя в каюте. Придется делить ее со мной и моим оруженосцем. Надеюсь, ты не против?
– На борту – ты закон и право, магистр.
Леон хохотнул и хлопнул мейра по плечу:
– Идем.
Каюта оказалась крохотной, гамак жутко неудобным, а оруженосец… Руди порадовался, что перекрасил волосы и кожу. Оруженосец магистра донельзя походил на девушку. Тоненький, светловолосый, с нежным румянцем… Тут все понятно: еще двое с особой дружбой.
Не то чтобы Руди был против, он и сам тоже… Вспомнить только его любовь несбыточную, боярина Данилу. Но – по доброй воле.
А с таким, как этот магистр… нет уж, увольте! Руди на такое не соглашался! Ему тоже блондины нравятся, и вообще…
Руди засунул свой рюкзак под койку и кивнул юноше:
– Рудольфус Истерман. А ты, юный рыцарь?
– Я пока не рыцарь – оруженосец.
– Я не сомневаюсь, что говорю с будущей гордостью и славой Ордена. – Руди и не особенно врал. Вот так, в особых друзьях, многие начинали. Там и в рыцари выбивались, и Ордену служили, и что? Магистру Родалю такое нравится, пальцами не тычут, а пробиваться так-то… сзади наперед, все же легче.
– Дэннис Линн, мейр.
– Рад знакомству, Дэннис.
– И я тоже. – Взгляд оруженосца явно был… заинтересованным.
Руди только зубами скрипнул, еще ему приступов ревности у магистра де Тура не хватало, а то и драки на борту. Нет, пожалуй, этот Дэннис далеко не пойдет, когда таких простых вещей не понимает. Ни к чему вызывать в своем покровителе ревность!
Вслух Руди не сказал ничего, сунул свои вещи под койку, да и завалился передохнуть.
Наверху разворачивалась подготовка к отплытию, снимали флаг с коричневым крестом на алом фоне, снимали такой же парус, меняли на простой, белый – в Россе ни к чему такие символы. Что-то уже успели убрать и закрасить, что-то, как всегда, осталось…
Не самое сейчас лучшее время для путешествий по воде, Ладога – река коварная, и туманы там жуткие, но да ладно. Лоцмана им Руди найдет, знает он, к кому обратиться. А дальше…
Все в воле Божьей. Но Руди сомневался, что Бог на стороне Россы. Не может ведь Он поддерживать этих варваров? Не может, правда?
Бог привычно молчал, не отзываясь на молитвы заговорщиков.
* * *
– Аксинья, постой, поговорить нам надобно!
И не хотела Устя сказать такого, а вот… не выдержала душа ее. Просто – не смогла она мимо пройти.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Пропал с месяц назад тому боярин Платон Раенский. Да так хорошо пропал, что никто его найти не может. Борис искать приказал, царица Любава ногами топала, да кричать-то кричала она, а толку не было никакого. Устинья эти дни все побаивалась, что найдут боярина, но Божедар если уж делал что, так ни единой оплошности не допустил. Не нашли.
Ни боярина, ни следов его, коней и тех увели, вниз по течению Ладоги продали.
Аксинья в тягости оказалась, это было Устинье очень подозрительно. Ритуал-то не удался, стало быть, и ребенка взять неоткуда! А Любава-то хороша, умолила пасынка оставить ее в столице до рождения внука.
Какого внука-то?!
Откуда он возьмется? Или… первого попавшегося ребенка возьмут да и за Аськиного выдадут? Но чтоб сестра пошла на такое? Хотя Любава эта все может. Она еще и не такое придумает.
Хоть и тихо ведет себя царица бывшая, а все равно неуютно. Это как с гадюкой на груди спать, может, пригрелась она, и вообще змея благодарная, так ведь все одно – гадина!
Ладога как раз вскрылась на днях, ледоход начался, скоро корабли по ней пойдут, скоро купцы приплывут с товарами. Борис уж с женой заговаривал, что на лето бы Устинье переехать куда, грязно в городе будет, душно, нечистотно. Хоть и старается государь, а все одно – случается.
Устинья только отмахивалась.
Чтобы волхву свалить?