Продавец времени - Евгения Витальевна Кретова
Тем же путем – через мостик над омутом, обернувшись к изнанке мира, они вышли на вчерашнюю поляну. Русалки и болотницы, вынырнув из тени, смотрели настороженно, но близко не подходили, хоть наблюдали с ревнивым интересом.
Оказавшись на берегу, Лесьяр прошел дальше, свернул с тропинки к соснам и ушел к дальней излучине. Там, укрытая от чужого взгляда, оказалась поляна. Сочная осока доходила Неждане до пояса, утреннее солнце подсвечивало траву, делая ее полупрозрачной, сказочной, а крохотные капельки росы, поднимавшиеся над ней, преломляли золото наступающего утра – и будто огоньки поднимались к небесам. Княжна завороженно наблюдала, даже не сразу заметив, что поляна эта вся от края и до края усеяна мотыльками.
Лесьяр, остановившись у края поляны и стараясь не шуметь, поставил склянки на поваленный дуб, стянул сапоги, пристроил их рядом, сбросил с плеч рубаху и, оказавшись обнаженным по пояс, закатал штаны до колен. Взяв в руки склянку, обернулся к княжне, посмотрел строго:
– Ты тут стой, в воду не ходи, не то русалки на дно утащат.
Неждана кивнула и послушно сделала шаг назад.
– Ну, готова? – Лесьяр смотрел пристально, ожидая согласного кивка. Девушка кивнула, припоминая строги поминальных песен. – Начинай тогда…
Девушка откашлялась, затянула тихо:
– Ты взойди, мое солнышко, утоли мою боль-кручинушку, что засыпала тебя мать сыра-земля, придавила грудь черным камушком…
Поляна осветилась. Крылья сотен мотыльков, услышавших песню, окрасились синим, из-за чего вся поляна стала искриться, поблескивая золотом росы и цветом бабочек. Лесьяр шагнул вперед, оказавшись по колено в воде. Сделал первый осторожный шаг, раздвигая свободной рукой осоку, а другой – поднося к голубому свечению склянку. Мотылек, потревоженный аптекарем, поднимался над травой, но тут же падал в воду, оставляя вместо себя яркую искру. Как последний вскрик. Именно их и собирал Лесьяр. Один за другим, осторожно и ловко.
– Я не буду петь песен звонких, не снесут меня резвы ноженьки да на берег твой, к твоим рученькам…
Песня Нежданы лилась, смешиваясь с сиянием мотыльков, привлекая русалок да болотниц. Те усыпали берег: кто-то выбрался и уселся в тени, кто-то прилег в камнях. Синие да зеленые волосы их, спутавшиеся с болотной травой, покрывалом стелились по земле, струились, потревоженные ветром. По щекам текли слезы, и вот уже русалки, подхватив песню Нежданы, затянули:
– Нет спасенья мне от глухой тоски, не видать теперь счастья светлого…
Их серебристые голоса, подхваченные лесным эхо, взмыли ввысь, к склонившимся кронам столетних ив, легли на плечи лесных птиц и полетели во все края, осыпаясь слепым дождем.
Лесьяр возник перед Нежданой, дотронулся до ее рукава – в его руках были две склянки, доверху наполненные голубым сиянием.
– Пойдем, – прошептал, склонившись к уху девушки и обернулся на русалок. Те, не заметив, что девушка смолкла, затянули уже о своем: о тяжкой жизни на болотах, о тоске по свету, по дому, о близких, что забыли о них.
Лесьяр, подхватив рубашку, на ходу натянул ее, притормозив, надел сапоги, повел княжну прочь.
– Мне так жалко их, – Неждана смотрела на поющих русалок, по щекам текли слезы.
Лесьяр усмехнулся:
– Жалей-не жалей, а каждая здесь оказалась по своей воле…
– Ты имеешь ввиду, что они сами утопились?
Лесьяр кивнул:
– Кто сам от боли душевной да от глупости, а кто по алчности, поведясь на посулы болотного царя.
Они шли по тропинке к мостику, ведшему к погорской деревне, ее силуэт проступал в утренней дымке, как воспоминание или мираж. Неждана вздохнула:
– Тем более жалко – одна ошибка, а мучиться потом веки вечные.
Лесьяр замер, вытянул шею, посмотрев на поляну, откуда они только что пришли:
– Слышишь?
– Что? – Неждана тоже оглянулась, но ничего необычного не услышала.
– Песня стихла.
И тут же, будто отвечая на самые его страшные предположения, тишину разрезал неистовый русалочий визг и громкий всплеск. Птицы тучей вспорхнули вверх, зависли над поляной. А русалки, судя по звуку, в рассыпную прыгали в воду и уходили на дно – их крик стал приглушенным и словно тянулся со дна.
На тропинку, ломая молодые сосенки, выбралась Жница.
39
Схватившись одной парой рук за ивовые ветки, а другой – за макушки молоденьких елок, она уставилась на Неждану – та пискнула и спряталась за спину Лесьяра.
– Как она нас так быстро нашла?!
– Она ищет, вот и находит, – голос аптекаря стал глухим, сосредоточенным. Бросив быстрый взгляд на мостик в погорскую деревню, он проговорил: – Нельзя допустить, чтобы она проникла в деревню погоров. Я слово дал… Надо уводить ее.
– Как?!
Девушка тяжело дышала, не в силах отвести взгляд от черной фигуры Жницы, ее когтистых лап и морды, с которой на тощую грудь капала слюна, с отвращением видела, как внутри пузыря, прикрытого ребрами, плещется что-то противное, буро-серое, очень напоминающее чей-то не до конца разложившийся труп.
Не в силах сдержать тошноту, Неждана отвернулась, осела. Ее вырвало.
– Нашла время, – пробормотал Лесьяр, делая шаг назад и в сторону, к тропинке. Он с сожалением понимал, что по лесу далеко не убежит. Жница рыкнула и сделала шаг навстречу.
Лесьяр забрал склянки, проговорил, стараясь не поворачиваться к голодной твари спиной и не выпускать ее из вида.
– Разделимся. Как скажу, ты в лес беги, во весь опор. Я ее отвлеку и от погоров уведу. Поняла ли?
Неждана кивнула, но исполнять приказ не торопилась.
– А как найдемся в лесу?
– Заблудишься, Лешего зови моим именем, он тебя ко мне приведет. – и шумно втянув носом пропахший тиной воздух, сгорбился, поманил рукой, приглашая Жницу следовать за ним. – Что ты, тварь ко́щья, по миру шастаешь, не угомонишься никак?
Жница переводила искрящий ненавистью взгляд с Нежданы на него и опять на Неждану. Та, приникнув к траве, шагнула к кустам. Тварь угрожающе зарычала.
Лесьяр поднял толстую ветку, кивнул княжне:
– Сейчас! – и тут же бросил корягу в Жницу, целясь той в голову.
Неждана бросилась наутек. Скрывшись за ветками, она помчалась по тропе, оставив за спиной дикий рев Жницы. Деревья с хрустом и стоном крошились, звук неистовой борьбы уходил куда-то в лес, к оврагу. Неждана мчалась до тех пор, пока не поняла, что вокруг нее – тишина, что даже шелест отдаленной битвы до нее не доносится. Прильнув к земле, прислушалась – тоже тихо. Ни топота ног, ни грохота. Только шелест листвы, да щебетанье птиц.
– Лесьяр… – позвала и ее голос, подхваченный птицами, полетел высоко, выше деревьев, выше облаков. Опустившись на землю, девушка обхватила колени руками и принялась ждать.
Лесьяр, спотыкаясь и падая, манил за собой Жницу. После первого удара, та взревела, от злости вырвала несколько елок с корнями, бросила в человека – аптекарь едва успел увернуться.
– Та-ак, ручищ у тебя много, а глазомер никуда не годится, – юноша, не отпуская ее взглядом, пятился к кромке леса. Там, за вековыми соснами, он знал каждую тропинку, каждая коряга могла стать укрытием, а мелкие, неприметные болотца могли утянуть в свою пучину не одно создание, будь то нежить или жить. – Давай, пойди-ка, прогульни́сь по садо́чкам, по маленьким лесочкам…
Жница, бессмысленно пялясь на него, шла следом, будто привязанная. Лесьяр, манил ее за собой, уводил дальше от погорской деревни.
Добравшись до ближайших деревьев, юркнул в густую листву и побежал. Жница зарычала где-то над головой, на Лесьяра пахнуло тошнотворно-сладким, гнилостным.
– Эй, ты чего отстаешь?! – заорал он, чтобы тварь не подумала переключаться на Неждану и надеясь, что девушка послушала его и убежала уже достаточно далеко, чтобы тварь ее не почуяла.
Треск вырываемых с корнями деревьев, ворох веток и листвы осыпал юношу, будто дождем. Вырвавшись вперед, он нырнул под корягу и отдышался. Стараясь не шуметь, он поглядывал в щель в коре, наблюдая как Жница подслеповато смотрит по сторонам, как таращится в пустоту и рвано дышит – она у него на крючке, никуда не денется. Лесьяр, встав на четвереньки, переполз под соседнее дерево, как раз вовремя – зловонная морда показалась рядом с его прежним укрытием, принюхалась.
Юноша перекатился подальше, снова укрывшись от ее взгляда. Быстро поднявшись, побежал. Отбежав немного, позвал за собой. Поднял камень, удачно валявшийся у тропинки, бросил в сторону твари, удерживая ее внимание. Та, ломая
