ЧВК Херсонес - Андрей Олегович Белянин
«Севастопольский» наш «бриз»
Выдаёт такой сюрприз:
Выльешь в даму литр «бриза» —
Ни трусов и ни капризов!
Это мне показалось уже неприличным, но Афродита лишь беззаботно рассмеялась, а вдохновлённый успехом бородатый полиглот продолжал в том же духе:
Нам один знакомый бог
Жаловался, что не смог,
Раз ему псы Артемиды
Обкусали всё либидо…
О каком конкретно боге шла речь, мне неизвестно. Таких историй и картин мы в университете не проходили. Но девушка вновь тихо прыснула в кулачок, словно бы прекрасно поняла намёк. Я уже был готов спросить у неё, но тут мы вдруг шагнули под хорошо освещённые высокие каменные своды знаменитых крымских пещер, и мне с трудом удалось сдержать вздох восхищения.
Не знаю почему, наверное, какое-то чудо природы, но стены и потолок действительно казались красными. То есть реально красный цвет всех оттенков, от пурпура до краплака, от холодного кадмия до тёплого марса, а ко всему этому плюс все вариации лимонно-жёлтого и горячего оранжевого! Это поистине казалось немыслимым, но тем не менее имело место быть!
Повсюду работали лампы дневного света, под сталактитами проложены дощатые дорожки, над некоторыми тропинками установлены перильца из толстых верёвок, а невдалеке от нас двигалась к выходу туристическая группка во главе с шумным гидом. Как мы сюда попали-то, а?
И пока я удивлялся, как именно мы сюда вошли, Денисыч, развернув меня за плечи, пустился в рассказ, также изображая из себя отпетого и чуть заикающегося экскурсовода:
– Красные пещеры были открыты в х-хрен знает каком году, хрен знает кем, претендентов-первооткрывателей хоть застрелись! Но вроде как в девятнадцатом веке эт-то место причесали, обиходили и открыли для посещения всем желающим. Археологи разных стран рылись тут в поисках золота, как кроты психованные, но увы, облом, трагедь и комедь в одном флаконе…
– Никто ничего не нашёл, – догадался я.
– Почему же? Один санкт-петербургский художник нашёл, – вдруг припомнила Светлана, томно закатывая глаза. – Он даже хотел меня нарисовать. Но, во-первых, одетой, что почти оскорбительно, а во-вторых, чтоб я же ему за это и заплатила! А я не плачу мужчинам за такие вещи.
– Как его звали?
– Ах, Александр, если бы я запоминала всех, у меня бы голова распухла. Какая-то простая деревенская фамилия. Быков, Теленков, как-то так…
– Видимо, Константин Коровин, – улыбнулся я, пока Герман вёл нас всех по узкой тропке в сторону от ещё двух групп туристов.
Но Гребнева вдруг обернулась, её глаза заискрились:
– Да, точно! Именно так его и называли, на иностранный манер – маэстро Коровин!
Наверное, я немножечко обиделся, потому что так откровенно врать в лицо своему же товарищу по работе всё-таки невежливо.
Да любому дураку известно: Коровин работал в Крыму, у него даже была мастерская в Гурзуфе, и он оставил там ряд великолепных пейзажей периода начала двадцатого века, пока не был вынужден уехать из-за кровавых событий русской революции тысяча девятьсот семнадцатого года.
То есть по факту с ним могла встречаться лишь прабабушка нашей специалистки по чёрно- и краснофигурной росписи. Она считает меня настолько необразованным? Но шедший впереди великан неожиданно обернулся:
– Это какой Коровин?
– Никакой, – обрезал я. – Нас пытаются уверить, что Светлана общалась с тем самым художником, одним из предтеч русского импрессионизма, другом Шаляпина и Серова, который умер в…
– Друг мой, – прервал Земнов, пропуская девушку вперёд. – Афродиту можно упрекнуть во многих вещах, но она никогда не врёт. Это противно её природе.
– Поддерживаю, бро! И ваще, чисто так, навскидку, а чо тут этот ваш Коровин сделал?
– По непроверенным данным, установил стальной сейф без задней стенки и замаскировал его так, что отыскать невозможно.
– Парни, а с металлоискателем не пробовали?
Герман едва ли не на пальцах объяснил мне, что такие вещи тут категорически запрещены, и если мы подадим на официальное разрешение на раскоп, а значит, физическое повреждение уникальных стен природного заповедника, то нас упекут ещё до получения всех документов.
Даже высокие связи Феоктиста Эдуардовича не позволяли такое провернуть. Всё было необходимо сделать максимально тихо и без разрушений. Я задумался.
Хорошо, играем по вашим правилам. Что мог сделать художник, чтобы замаскировать вход? Залепить его. Возможно, но так, скорее бы, поступил скульптор или, допустим, Врубель, или Кустодиев, или Сомов – все они ещё и лепили. Коровин – нет. Значит, только закрасить.
– Ищем кракелюры.
На меня уставились три пары ровно ничего не понимающих глаз.
– Краска должна была быть нанесена достаточно толстым слоем, чтобы имитировать камень, – стиснув зубы, проскрипел я. – А значит, в той или иной мере она полопалась или вспучилась от сырости. Попробуйте найти сеть мелких трещинок, необычные пузырьки на скальной породе, места, где камень словно пустой внутри.
Выражение глаз моих сотрудников не изменилось. Мне пришлось плюнуть и кинуться искать самому. Если исходить из того бреда, что мне тут навешали на уши, известный художник вдруг решил стать великим авантюристом и что-то там от кого-то спрятать.
Допустим. Просто допустим, но тогда где он это мог бы сделать? Только на самом видном месте, поскольку именно так и развлекались живописцы начала двадцатого века – в так называемых «обманках». Говорят, подвыпившие русские купцы платили немалые деньги за быстрый рисунок сгоревшей спички на столе в трактире. Но только если официант попытается смахнуть её на пол или забрать со скатерти.
Никому не известно, умел ли такое Коровин, но ведь он одно время даже преподавал в Санкт-Петербургской академии изящных искусств именно живопись. Так что почему бы и нет? Земнов кивнул остальным, все дружно сделали вид, что помогают мне, разойдясь по тропе. Я вижу вас насквозь, ребята! Ego te intus et in cute novi![12]
Герман просто лапал стены, сам себя укоряя за то, что так неправильно и он может случайно сбить красивый узор камней или оставить отпечатки рук. Денисыч исследовал самые тёмные уголки, поскольку именно там он мог незаметно приложиться к содержимому амфоры, не вытаскивая её из сумки.
Светлана вообще отошла подальше от нас, став в лучах ламп – стройная, изящная, в грубом камуфляже, – и делала вид, будто бы поправляет волну золотых волос. В результате две параллельные экскурсии остановились, потому что мужики вытянули шеи, щёлкали её на фото и
