Богатырь, жги! - Павел Барчук
— Да ты теперь ребенок человеческий! Куда я тебя дену⁈ Топить, что ли? А ежли сама прыгнешь, то уж точно будешь мне не возлюбленной, а дочерью. Года́, рыбочка моя, года́ никуда не денутся ужо. Поживешь среди людей лет десять и приходи опять топиться. — Оправдывался Водяной.
— Ага! Бегу и падаю! — Огрызалась русалка и снова заводила свою песню про мужскую неверность.
— Тьфу ты! Вот бабы дуры… — Выругался речной царь, но тут же переключился на Буяна. — Да какие два мешка жемчугу⁈ Ты никак башкою болен.
Он возмущенно плевался размахивал руками перед мордой коня и явно не был готов расстаться с богатством.
— Какие десять кладней золотом? Ошалел, что ли? Этак ты меня по миру пустишь.
— А-а-а-а-а…ну, хорошо. Значит, пусть девка у тебя и остается. — Буян после таких высказываний невозмутимо тряхнул гривой, а потом крикнул мне. — Алеша, мы уходим. Нас тут не понимают. Наше желание помочь не ценят.
— Как уходите? — Водяной резко сбавил обороты. — А куда я Марысю дену? Она же теперича человек! Дите, можно сказать.
— А это не наша проблема. — Конь сделать вид, будто собирается идти в сторону деревни. — Эй, Птичка, мы уезжаем. Алеша!
Восточная красотка в это время демонстративно расхаживала вдоль реки, поворачиваясь то одним боком, то другим, чтоб русалки, с завистью глядевшие на неё из воды, оценили уровень красоты.
— Да погоди ты…– Водяной тут же перегородил Буяну дорогу. — Черт с ним. Два мешка жемчуга…Грабишь ты меня…
Однако, на этом торг не закончился. Конь и речной царь перешли к желанию и тут началась самая активная стадия споров.
Я уже клевал носом, усевшись прямо в траву. Жар-птица пристроилась рядышком, положив голову мне на плечо. Маруся, устав материться, — дремала с другой стороны. Русалки уплыли. В общем, всем хотелось быстрее закончить этот процесс, но Буян и Водяной сцепились, как ненормальные.
В итоге, когда встало солнце, мы явились в село с двумя мешками жемчуга, с золотом, Марысей и желанием, которое остался мне должен речной владыка.
И вот теперь стояли перед старостой, пялившегося на все это ошалевшим взглядом.
— Дочь моя. — Сообщил я Петру Петровичу, а затем подтолкнул русалку вперед. — Можно сказать, законная по традициям Нечисти.
— Ну, ты, иномирец, конечно шустёр…Мы тебя отправили, чтоб в реке искупался, а ты притащил коня говорящего, бабу…
Староста замолчал, с тоской уставившись на Жар-Птицу. С тоской, потому что рядом со скалкой в руках замерла его супруга, весьма дородная, крепкая тетка. И кстати, она не одна зорким взглядом контролировала благоверного.
На Птичку, пуская слюни, пялились все деревенские мужики. А их вторые половины в свою очередь пялились на мужей. Но, естественно, совсем с другими эмоциями.
— Красивую бабу привел. — Осторожно продолжил староста, не упуская из вида супругу и скалку в ее руках. — Марыську притащил. У нее ужо и родни не осталось никого. Померли все. И сама она померла двадцать лет назад… Ток вот не пойму, как Рыська теперича посерёд моего двора стоит, да еще на черт его знает, сколько лет моложе. И дочерью твоей оказалась…
— Позвольте, объясню…– Буян оттеснил меня в сторону. — Дело было так…Служил я Кощею верою и правдою. Ничто, как говориться, не предвещало беды…
— Ну, все…– Высказался я тихо. — Часа два теперь будем слушать это. Черт…спать охота…
— А все ты виноват…– Так же тихо прокомментировала Марыся.
Я не стал ничего ей отвечать, потому что надоела она со своими претензиями до одури. К тому же, пытался взглядом в толпе сельчан разыскать Алену. Почему-то ее не было.
— И вот говорит мне Кощей…
— Стоп! — Я обошел Буяна и встал перед ним. — Давайте я сберегу наше время. Марыся моя дочь, потому что я ее Живой водой из русалки обратно в человека превратил. Ну, и случайно немного омолодил. Свидетели есть, если что, Водяной подтвердит. Вы мне скажите, а где Алена? Не вижу ее что-то…
— Так в столицу мы ее отправили! — Крикнула какая-то тетка из толпы. На откуп Змею Горынычу. Ночью дочка царская пропала. Говорят, трехглавый на терем налетел, царевну схватил вместе с половиной казны, да в небо умчался. Вот царь утром велел в срочном порядке от каждого села по незамужней девице предоставить. Чтоб, значится, с Горынычем договариваться.
Дорога к славе… или наоборот…
— Ну, иномирец… Ты и дурень… Честное слово. Уж поверь, я каких только дурней не видал. Особо распространены Иваны. Тех вообще до чертиков. Но речь сейчас не об этом. Главное, что ты, вроде, не Иван, а дурак — Заявил мне конь, как мы отошли от села на приличное расстояние.
И, кстати, это были его первые слова, сказанные после того, как нас всей деревней отправили в столицу. Даже, наверное, не отправили… Это слово мало отражает степень активности местных жителей, которые подозрительно рьяно провожали в путь будущих героев.
Сначала конь просто сопел, вздыхал и, мне кажется, матерился. Не выходило разобрать слова, ибо бубнил Буян себе под свой конский нос слишком тихо. Он явно был не очень доволен предстоящим мероприятием. Имел, так сказать, легкое сожаление, что сам обозначился богатырским конем, когда староста начал свой расспросы, выясняя, кто есть кто.
Я же был настроен более позитивно. В моем представлении, все выглядело достаточно безобидно. Сейчас быстренько догоним Никифора с Аленой, отправим их обратно в село, а сами пойдем к царю, записываться в богатырские игры. И вообще, между прочим, большой вопрос, будут ли они теперь, после налета Змея Горыныча. Кстати, староста тоже выглядел несколько оладаченным из-за данного происшествия.
— Вот чаво не пойму…– Высказался он, почёсывая солидный живот. — Горыныча уже лет пятьдесят не видали. На кой черт ему столица понадобилась? Он всегда по окраинам охотится. Там богатырей днем с огнём не сыщешь. И зачем ему казна… Вот чует мое сердце, бояре проворовались, а теперь грешки прикрывают.
Я в данном вопросе поддержать беседу не мог, потому что вообще не особо выкуривал, о чем речь. Волновала меня только Алена. Я даже не до конца осознавал, почему. Виделись всего один раз. Перекинулись парой слов. А меня с души воротило, что дочку кузнеца отправили в качестве жертвы.
