Монах Ордена феникса - Александр Васильевич Новиков
Ведьма стояла в медном тазике абсолютно голая, поливала себя ковшом из ведра водой, пела и фыркала, одновременно, расплескивая воду, уничтожая блаженную тишину.
–Ты чего это делаешь? – удивился Альфонсо.
В темнице для приговоренных к казни любые личные вещи были под запретом, не говоря уже о том, что вода давалась строго по кружке в день, а некоторые сидельцы не видели и этого, развлекая себя целый день тем, что пытались напиться, облизывая мокрые стены. У ведьмы же был даже тазик. Тазик, черт побери!!!
– Моюсь, – ведьма посмотрела на него через плечо, принялась втирать в волосы какой то отвар, пахнущий травами, потом долго массировала голову пальцами, тщательно выжимала волосы, не переставая при этом петь, – и тебе советую.
Она повернулась к Альфонсо передом, раскинула руки:
– Ну как тебе?
– Что, «как мне»?
– Как я тебе, нравлюсь?
– Измазанной в саже тебе было лучше.
– Урод, – буркнула ведьма и начала одеваться – в красное, бархатное платье, которое ей купила и принесла под риском самой оказаться на костре, напуганная до смерти ведьмой стража.
Альфонсо она не нравилась: маленькая, стройная, с длинными, черными волосами до пояса, курносым носом и большими глазами, чем то похожа была на принцессу Алёну, только лицо поострее и характер ведьминский. Ни складок кожи на боках, ни округлого, большого живота у девки не было, как не было и приятных ямочек целлюлита на ягодицах – все упруго, подтянуто, ничего возбуждающе лишнего и висячего, словно создатель пожалел на неё материала, или слепил из остатков.
–Хорошо, что тебя сожгут, – подумал Альфонсо и где то даже пожалел её, – не видать тебе нормального жениха с такой фигурой.
– Значит ты Лилия? Какое то дурацкое имя.
– Сам дурацкий. Лилия – это прекрасный цветок, который растёт посередине болота, среди мерзких водорослей и лягушек, и это полностью соответствует моей жизни.
– За что же такую прелесть всея белого света в узницу заперли – массово ослепляла людей своей красотой?
– Я из леса.
– Чего?
– Я пришла из леса. Всю жизнь жила в лесу. Попалась в городе с травами, вот меня и закрыли.
– Значит все таки ты ведьма: может – слабая, может – неумелая, но ведьма?
– Я не ведьма. Я фиминима.
– Кто?
– Фиминима – жительница лесной деревни.
Ведьма посмотрела на монаха ордена света и, увидев в его глазах непонимание, вздохнула:
– Далеко отсюда, в глубине леса, есть поселения – множество деревень, в которых и живем мы – лесные жители. Мы вот, например, охотимся, а в соседней деревне – Залучине – выращивают зерно и кукурузу, кукуруза так себе, а зерно хорошее, разваристое, и мука чистая, не то что…
– Как далеко отсюда деревня, – перебил Альфонсо Лилию, потеряв надежду дождаться конца ее звукового фонтанирования.
– Далече, ты не дойдешь.
– Откуда ты знаешь? Ты же дошла, а ты баба.
– Я лесная, я жила и родилась… в смысле родилась и жила в лесу, а ты кто – ходок? Походил и снова в город, под стенку вашу, ягодками торговать. Ну и куда ты там ходил, ходок, до болот то хоть дошел?
– С чего ты взяла, ведьма! Я монах Ордена света, и ничего против веры не делал никогда.
– Ой, развлеки меня балладами! Да видела я, как ты по лесу, без штанов, по чертополоху бегаешь, с воздухом дерешься, на ветки кричишь. Я так смеялась, что чуть в плющ не уронилась. Ой, а объятия с деревом – как мило и романтично, думаю, не красиво подглядывать, но позавидовала сосне – тоже хочу, чтоб меня так щечкой по животу…
Альфонсо нахмурился. Теперь ему становилось понятно, почему его посадили вместе с ведьмой – возможно, за ним сейчас наблюдают, слушают их разговор, чтобы Бурлилка мог сказать: вот, ваше величество, я был прав, демон он из леса, не зря я свой хлеб золотой ложкой ем. С другой стороны, зачем все это, если его и так казнят, не понятной, но очень страшной казнью. А может и вправду его высокопреосвященство верит в ведьмистость всех лесных жителей и ждет, что ведьма его сожрет? Вернувшись из своих мыслей, Альфонсо обнаружил, что Лилия уже подсела к нему, прижалась своим тельцем, и, глядя в глаза, что то быстро, долго и очень подробно ему объясняет.
– Сожрать, не сожрет, а мозги вытряхнет своей болтовней, – угрюмо подумал Альфонсо.
–Ты вот меня спрашиваешь, а чего же ты в лес пошла – одна, на костер, практически?
– Да мне плева…
– Ну так от одиночества. У нас женщин много, а мужиков – мало. Мужчин вообще можно по пальцам сосчитать, и все разобраны, у кого то даже по одному на двоих. А у королевы нашей – шестеро – это что, справедливо? А мне уже шестнадцать лет, мне рожать давно пора, вон, Кабаниха, уже троих выплюнула, а ей четырнадцать, конечно если по двое за раз… Так они же охотницы – шарятся по лесам, находят себе мужиков, к себе в дом тащат, а мне за пределы деревни, дальше чем на километр, запрещено ходить – я ведь травница, лечу после охоты всех, кого звери не добили. А где я там себе мужика найду, на сто километров все заняты?… Вот, пошла…одна…через весь лес… Знаешь, кто у нас больше всех мяса получает? Ну кроме королевы и ее поддакивалок? Сизая (ударение на «а»). А знаешь, что она делает? Она поет. Я вот, жизни спасаю, мне одни кости и глаза, а она поет – ей лучшие куски отдают, и мужчин у нее много – «спой еще» кричат, горлодерка чертова. Это разве справедливо?
Лилия всхлипнула, и, наверное, пустила слезу, не упустив при этом момент прижаться к Альфонсо еще сильнее.
Альфонсо она не нравилась, но во первых, – в темноте ее было видно мало, а в четвертых – он был мужчиной, причем долгое время не контактировавшим с женщиной, по этому некоторые процессы в его организме происходили без согласия хозяина.
– Не хватало еще, чтобы меня верхом на ведьме застали…– подумал, он.
–…Шарахаются, как от прокаженной, – шептала Лилия ему в ухо и сладкий мед ее прикосновений обжигал и манил к себе одновременно, требуя продолжения тогда, когда следовало бы отпихнуть ее от себя. Лилия была маленькой, легкоотпихуемой, но легче было бы оттолкнуть от себя сто килограммового мужика, чем лишить себя красок женской ласки и снова оказаться в сером каменном мешке в аскетическом одиночестве.
Все решила дверь камеры, которая распахнулась с душераздирающим хрипом, пропустила в камеру дэ Эсгена, и двух стражников, которые спрятались за его спиной.
– Граф Альфонсо дэ Эстеда, я пришел…
Рывок был настолько резкий и быстрый, что в лучах заходящего солнца, в скудном отблеске дня из маленького окошка удалось разглядеть только мелькнувшее тоненькое тело: Лилия вскочила на ноги, бросилась на
