ЧВК Херсонес – 2 - Андрей Олегович Белянин
Итак, Диня утомился нашими расчётами и отправился спать, когда мы с великаном ещё сидели в ночном саду за ярким экраном ноутбука. Наш покачивающийся герой дошёл до дверей в дом, шагнул внутрь, прикрыл дверь и намеревался отоспаться у меня, но в коридоре встретился нос к носу со Светланой. Прекрасная Афродита похоже перепробовала все доступные средства, чтобы спасти залитое вином платье.
Ещё пару часов назад оно было белым, а теперь – бледно-розовым, с пошлыми несимметричными разводами. Настроение у девушки колебалось от «кроваво убью на месте, скотина пьяная!» до «закопаю живьём в развалинах Херсонеса Таврического, если найдут археологи, вот удивятся-то!» Хотя вообще-то она у нас добрая и отходчивая…
Но при виде довольного жизнью виновника гибели новенького платьишка девушку перемкнуло. Денисыч не успел чирикнуть, как словил пластмассовым тазом с мокрым бельём поперёк физиономии, улетев в самый дальний угол коридора! Три амфоры из его сумки разбились при падении…
На вопль души и самую грязную сионистскую ругань прибежали мы с Германом. Удержать красную от ярости Гребневу было не проще, чем уговорить голодную тигрицу выплюнуть ногу Запашного. Знаток древних языков, посидев в луже на осколках, вдруг осознал масштаб потери и не задумываясь запустил в голову Афродиты уцелевшую полуторалитровую бутыль!
Когда музейщики дерутся, они не церемонятся.
Греческая амфора действительно ловко попала в голову, но не Светлане, а неловко подвернувшемуся Герману, который свёл глаза в кучку и, падая, всей тушей придавил меня и девушку. Точнее говоря, ниже всех оказался я, лежащий в том же проклятом тазу, на мне – расплющенная Светлана, поверх неё – великан, который, кажется, уже начал похрапывать. Ему тепло и мягко, а нам?
Виновник торжества пытался удрать, но мне каким-то чудом удалось поймать его за тощую щиколотку и дёрнуть на себя. Диня хряпнулся затылком об пол и тоже прилёг надолго. Я знал, что если прямо сейчас умру, то меня хотя бы похоронят в обнимку с самой прекрасной на свете специалисткой по росписи древнегреческих ваз! Да что там в обнимку, мы явно стали одним целым…
Ибо разъединить нас в тот момент можно было только хирургическим путём, и, будь ситуация хоть капельку обнадёживающей, я был бы обязан жениться, как честный человек. Хотя тогда Герман тоже должен будет сделать предложение и ей, и мне. А Диня пойдёт свидетелем, если сможет отцепить от своей ноги мою руку. Которую теперь ему проще отгрызть или перепилить, как волку, попавшему в капкан. Vincere aut mori![8]
Кстати, мне даже без разницы, что он будет отпиливать – мою руку или свою же ногу, по-любому проблемы с гангреной гарантированы. Но ситуацию спасло неожиданное появление нашего сторожа. Лохматый горбун Сосо оказался сильным и упёртым человеком, отступать перед трудностями явно было не в его духе.
Каким только образом ему удалось поднять и унести в сторону могучего великана Земнова, остаётся только гадать. По весу и габаритам Герман был круче всех нас вместе взятых! Потом он умудрился отклеить от меня Светлану, причём мне показалось, что она была против и упиралась как могла. Уж я-то упирался точно, не сомневайтесь даже…
Когда он отнёс девушку в её комнату и вернулся, я уже сам пытался разжать свои же пальцы на щиколотке Денисыча. Сторож решил помочь и вылизал горячим шершавым языком его ногу и мою руку. Фу-у! Но тем не менее благодаря этим липким слюням знаток всех древних языков и наречий обрёл долгожданную свободу. Хотя в себя не пришёл, видимо, крепко приложился – гематома будет. Или нет, он же на холодном полу лежит?
Мысленно послав его к лешему, я пополз в сторону своей комнаты. Уже там кое-как сумел вытащить свой таз из пластмассового таза Гребневой. Тьфу, как же всё это жутко двусмысленно звучит! Но вы ведь поняли правильно, да? Сны были короткими, рваными и малопонятными, хоть к гадалке иди или к той же Гекате Аванесян, она точно занимается подобными вопросами.
Проснулся в семь утра в обнимку с Диней. Видимо, ночью он замёрз на полу и полез греться под одеяло. Осуждать его не было сил, он явно не имел в виду ничего непристойного, хотя гомосексуализм у многих древних народов был нормой, а не преступлением. Но дабы никто не смел обвинить наш музей в пропаганде ЛГБТ, скажу твёрдо: ничего не было! Даже намёка!
Мы вышли в коридор вместе, плечом к плечу, чтобы встретить там страдающую Светлану с мокрым полотенцем на лбу и мрачного Германа, держащего замороженный пакет пельменей на затылке. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, как заспавшиеся еноты, а потом, не выдержав, расхохотались хором. Всё-таки музейное братство превыше всего, с остальным справимся…
– Бог ждёт, – вежливо прорычал Сосо Церберидзе, появляясь в дверном проёме, ведущем из коридора в сад.
Мы все прекрасно знали, кого он имеет в виду. Но я повторюсь: лично меня такое чинопочитание до сих пор задевало. Словно бы наш сторож сам не человек и имеет меньше прав, чем директор или кто бы там ни был вышестоящий. Грузины чаще надменно горды и более чем уверены в себе, а этот тип… странный какой-то…
Феоктист Эдуардович действительно ждал нас в саду. Пару минут спустя мы с Германом сели за стол. Денисыч успел на минуту раньше, но я ни разу не видел, чтобы он умывался, причёсывался или торжественно переодевался на выход. Светлана Гребнева, естественно, появилась примерно через полчаса, когда всё на столе уже остыло, а мы, мужчины, разрешили между собой все вопросы.
– Всем привет, мальчики! – она положила себе в тарелку кисточку красного винограда, пару оливок и слегка пригубила вино. Всё. С её точки зрения, завтрак закончен.
– Когда выступаем?
– Милочка, вот только что мы об этом и говорили, – мягко ответил директор, который, кстати сказать, за весь завтрак тоже лишь пил вино маленькими глотками, но не прикоснулся больше ни к чему. – От нас до Коктебеля не более пяти-шести часов на такси. Но можно сэкономить, если пойдёте налегке.
– В купальниках и плавках? – не поверил я.
– Можно вообще без них, – Светлана причмокнула губками в мою сторону. – Пока вы с Земновым будете шариться по пещерам, я могу загорать на нудистском пляже.
– А я тогда устрою ревизию на их винном заводе, – горячо поддержал её Денисыч. – От меня в пещерах
