ЧВК Херсонес – 2 - Андрей Олегович Белянин
На тот момент, когда я точно решил плюнуть и уйти, ворота распахнулись невероятно плавно, без малейшего звука. Я деликатно постучал по литому чугуну ещё раз и шагнул на территорию. Меня встречали восемь или девять серых собак неизвестной мне породы. Высокие, поджарые, тонконогие, с хвостом, похожим на хлыст, и удивительно умными чёрными глазами.
Помнится, если верить даже не греческим, а более поздним римским рисункам, то это лигурийские псы. Однако в современном мире эта порода не сохранилась. Я уверен. То есть практически был уверен до этого момента. Они окружили меня, не проявляя ни дружелюбия, ни агрессии, но их полукольцо сжималось так, что волей-неволей я отступал к крыльцу дома.
В этот момент двери растворились и на порог шагнула сухонькая старушка с внешностью покойной королевы Елизаветы II. Одета в простенькую вязаную кофту и длинную юбку почти до земли. Улыбчивое круглое лицо, седые кудряшки, прямая спина и добрый, всепрощающий взгляд:
– Что привело вас в эту обитель, дитя моё?
– Добрый день! Мне нужно видеть госпожу Гекату.
– Странное пожелание. Могу ли я спросить зачем?
Ну, кем бы она здесь ни работала – домоправительницей, уборщицей, поварихой, личным секретарём, бухгалтером, – старушка явно имела право на любопытство. А вот юлить смысла не было, поэтому я ещё раз честно рассказал, что работаю искусствоведом в частном музее «Херсонес», и в свою очередь попросил встречи с Денисычем.
– Кто бы ни был этот человек, почему вы решили, что он находится именно в нашем доме?
– Если госпожа Геката скажет мне, что его здесь нет, я, разумеется, поверю ей на слово и уйду без претензий. Так она меня примет?
– Думаю, да. Вежливость всегда считалась добродетельностью, которая в наши дни становится редкой монетой. Однако она способна открыть многие двери. Ступайте за мной, мой мальчик.
Давненько ко мне так не обращались – мальчик, дитя… Хороша дитятка под тридцатник возраста! Но, с другой стороны, не поправлять же столь пожилую даму с викторианскими манерами. Она развернулась, благосклонно кивнув.
Естественно, я пошёл следом, раз приглашают. Собаки не сделали более ни одного движения, замерев, словно статуи из серого мрамора. Чугунные двери за моей спиной закрылись без единого звука. Казалось, они просто слились в единую массу, будто были сделаны не из металла, а, например, из густого чёрного дыма.
Не спрашивайте, как такое возможно. Во-первых, я сам не знаю, а во-вторых, после двух-трёх бокалов красной Агоры на пустой желудок и не такое может привидеться. Звучала тихая струнная музыка, пахло лавандой, вереском и чем-то ещё дурманным. Может, масло иланг-иланг? Не знаю. Сойдёмся на этом, углубляться не хочу, да и слишком много куда более интересного разворачивалось вокруг…
Прихожая или парадное, куда мы вошли, было невероятно длинным, словно тоннель, в конце которого мерцал холодный голубой свет. Под ногами стелился такой шикарный ковёр, густо-зелёного цвета, с длинным и мягким ворсом, что казалось, я иду по траве, проваливаясь едва ли не по щиколотку. Думаю, один уход за ним стоил сумасшедших денег.
Потолок терялся в вышине, но там угадывалась пышная лепнина, богато украшенная позолотой. На матовых тёмно-синих стенах висели картины в дорогих рамах. Я невольно залюбовался ночными пейзажами Коровина; фыркнув, оценил небольшого Шишкина – лес с лосями; ещё отметил пару графических вещей Климта; кое-кого из прерафаэлитов; потом большое – три на пять метров – полотно Генриха Семирадского.
Кстати, вот именно эту картину, изображавшую ночные танцы на греческом острове Лесбос, раньше мне видеть не доводилось. Но кисть и манера были гарантированно его, да и подпись стояла в углу холста. Слегка помолодевшая старушка мягко улыбнулась, заметив моё удивление:
– Эта вещь была заказана после ошеломляющего успеха «Фрины на празднике Посейдона в Елевсине».
– Ну, ту картину я отлично помню, сейчас она в Русском музее Санкт-Петербурга. А вот это полотно…
– Интересуетесь историей искусств, юноша?
– Это моя профессия.
– Ах, тогда вам, возможно, будет любопытно узнать, что художник отказался от денег. Как только краски и лак высохли, он принёс это полотно в подарок. С обратной стороны холста есть короткая надпись, сделанная его рукой, о том, что «Ночь на Лесбосе» сделана лишь в единственном экземпляре, все подготовительные рисунки и эскизы сожжены, а сама картина передана в дар.
– Кому?
– Разве ответ не очевиден?
На меня второй раз накатило ощущение, что эта пожилая женщина, вполне себе бодро шествующая чуть впереди, выглядит немного иначе. Кажется, у неё потемнели и удлинились волосы и вроде бы даже приподнялась грудь. Мысли странные, признаю, но…
– Вы меняетесь!
– Неужели? – хмыкнула она, обернувшись. Теперь ей никто не дал бы и больше сорока. – Молодой человек, мы почти пришли. Госпожа Геката, как вы её называете, примет вас в гостиной у камина.
– А как вы её называете? – тупо спросил я.
– Никак.
Вот и поговорили. Мы прошли ещё мимо десятка картин. Как правило, на всех была изображена ночь. Каких-то авторов, вроде раннего Николая Рериха или позднего Камиля Коро, можно было узнать сразу, других – нет. Ещё глаз автоматически зацепился за сияющую под лунным светом скульптуру лимонно-жёлтого жеребца, которому поклонялись жрецы и воины. Ну, прямо в тему наших поисков по Митридату. Надо бы спросить хозяйку, но…
Она уже провела меня в достаточно просторную комнату, где по факту можно было кататься на горном велосипеде, не боясь разгоняться и сшибать углы. У камина, в котором легко уместился бы целый бык на вертеле, стоял изящный круглый стол и три венских кресла, почему-то накрытых волчьими шкурами. Мне было предложено крайнее справа.
– Прошу вас, присаживайтесь. Мужчина, а почему вы думаете, что ваш друг хочет отсюда уйти?
– То есть он здесь?
Моложавая женщина напротив меня щёлкнула пальцами, и из-за каминной тени вышел наш Денисыч. Нет, наверное, правильнее было бы сказать, выполз на четвереньках. Пьяный в дупель, как, естественно, решил я, но нет…
– Тебе знаком этот человек? – спросила молодая, но уже никак не моложавая женщина, откидывая назад волну густых чёрных волос. – Он говорит правду?
– Саня, зема, бро… забери меня отсюда…
– Значит, правду! Это достойно внимания.
Пока я с трудом садился в кресло, красавица брюнетка погладила по голове нашего полиглота. Тот едва не заскулил от счастья. Серьёзно? Прямо вот так, да?
К моему немалому изумлению,
