Монах Ордена феникса - Александр Васильевич Новиков
Кони спотыкались, кувыркались и падали. Взлетали всадники, теряя сабли, копья, щиты, жизни, дробили их копыта лошадей. Это при том, что основная масса всадников даже до ям не доскакала – после первого же упавшего солдата, всадники попытались остановиться, добившись того, что арьергард со всей скоростью врезался в авангард, смешавшись в стонущую, лязгающую, дико и страшно ржущую кучу человеческого и лошадиного мяса с примесью мятого железа.
– Это что за…– воевода не договорил. Да, он ожидал, что отряд просто заманивает врага под стрелы, для чего и приготовил лучников – выбивать стрелков со стены. Он мог бы понять, если бы кавалерия вся полегла под стрелами, а отряд – приманка скоренько спрятался в крепости, но потерять половину конников при том, что враг даже ни одной стрелы не выпустил – это совершенно поразило его.
Бились в агонии лошади. Ползли куда то окровавленные, переломанные всадники. Висели на кольях в ямах уже мертвые солдаты и лошади .
Альфонсо хохотал до слез. Он старался успокоиться – паника душила его теперь каждый раз, когда ему было смешно, но кувыркающиеся зады лошадей, летающие шлемы и мат опешивших всадников стояли у него перед глазами (и ушами), заставляя прижимать нижнюю челюсть рукой, чтобы не смеяться.
Отряд Феликса, так и стоящий на мосту, не видел всего этого так эпично: лишь серая полоска конников со злобными лицами, которая превратилась в кашу с уже изумленными лицами. Пелена густой пыли быстро спрятала и эту невзрачную картину. Едва ленивый, жаркий ветер разогнал пыль, он направился к валяющимся в разных позах всадникам, добивая раненных, спокойно, нагло и на глазах у ошарашенного противника, снимая доспехи с мертвых. Вот крестьянин в кафтане поднял саблю, пощупал – туповата, выкинул, поднял другую – их много осталось.
Не выдержав такой моральной пощечины, воевода Алексии просто взорвался криком, отправляя пехоту прогнать наглецов. Хоть он и подозревал, что это не первая подлянка от знаменитого монаха Ордена света, стерпеть такого унижения он не мог. Наученная горьким опытом, но озлобленная пехота шла медленно, прощупывая под ногами твердь земную древками копий, с болью глядя на своих мертвых товарищей и с ненавистью на отряд Феликса, который, как ни в чем не бывало, продолжал обыскивать трупы. Впрочем, люди быстро заволновались и пришлось ретироваться – быстрее, чем хотело достоинство Феликса, но зато и быстрее, чем до них долетела первая стрела.
Стены замка, вдруг, перестали быть пустыми – тысячи голов высунулись из-за острых зубцов, ощетинилась стена тысячами стрел, которые, описывая дугу, обрушились на пехоту черной острой массой, втыкаясь в глаза, череп, щит, шею – везде, где не хватало стали для защиты. Лучники Алексии дали ответный залп – малоэффективный, поскольку стрелять приходилось не сверху вниз, а снизу вверх, и пехота, унося раненных, отступила.
Взошедшее над Леванией солнце сгорало от любопытства, как сгорало, вот уже более пяти ста лет, зажженное уставшим от мрака Агафеноном на колесах своей колесницы, посмотреть, что там дальше будет происходить в битве между посланником Агафенона и Алексийским воеводой. И было немало удивлено тем, что ночная чернота была уничтожена массовым пожаром, прекрасно осветив черноту ночи и лишив солнышко работы и смысла существовать. Перед главными воротами крепости горело все, что могло гореть, воняло дымом все, что могло вонять, и прочихавший всю ночь Альфонсо проклинал всех, кого мог вспомнить, дабы облегчить свою жизнь, избавив от раздражения.
Он вышел на стену ни свет ни заря, и все равно оказался на ней одним из последних людей, оказывающих влияние на ход битвы со стороны замка, увидел под замком огненное поле, почти, впрочем, уже потухшее, почувствовал запах горелого мяса и захотел есть.
– Чего там выглядываете? – недовольно буркнул он, влез в самый центр толпы, хотя мог встать и с края, растолкал всех локтями, и моментально ослеп от едкого дыма.
– Поле жгут, Ваша светлость, – ответил Эгель.
– Да ну, не может быть! А я подумал, затопить нас пытаются…
А потом он подумал, что, может и вправду догадаются, когда-нибудь… Но замок, вроде, стоит на вершине бугра.
– Все наши ямы открылись, – сказал Инженер, – теперь их хорошо видно…
И их было много. Сотни кубометров земли было выковырено из шкуры матушки Земли и отнесено… А куда, кстати, дели землю?
– Это не осада, это какая то ерунда, – сказал Эгель. Естественно, он не «ерунда» сказал, он выразился покрепче, в духе сурового воина, но суть не поменялась.
– На нашу крепость отрядили столько мало солдат, что они нас даже окружить не могут.
Где то далеко, в стане врага загудел рожок – звук был особомерзкий, поскольку прогудел с раннего утра и отнял у Альфонсо шанс позавтракать. И тут же ударил колокол на главной башне замка, началась суета, похожая на суету котят в мешке: вот все спали, а потом один чего то зашевелился и вот уже мешок, почти лопаясь, наполнен брыкающимися, толкающими, царапающими друг друга копьями и кончиками мечей котятами, наступающими чуть ли не на голову соседу. Долго и упорно боролся Альфонсо с искушением отправить половину населения крепости на бой с Алексией, дабы просто сделать укрепление посвободнее, но все же он набрался терпения и, соответственно, терпел. Враги скоро сами проредят его армию так, что мало не покажется.
Время замерло, сердца тысяч людей бились в волнении: в крепости все были уже на постах, но враги шли медленно, огромной толпой. В массе черных доспехов, со стены похожих на черных тараканов, блеснуло что-то светлое – это был таран, длиной метров десять и толщиной в полметра.
– Что у нас с дамбой? – спросил Альфонсо Инженера.
– Люди готовы открыть ее как только мы дадим сигнал – пять ударов колокола.
Дамбу построили далеко по течению реки, чтобы, не дай Бог, при окружении, она не попала в руки врага, и при ней всегда дежурили двое стражников, готовые открыть ее по сигналу просто так или отдать жизни открывая ее, если рядом будет враг, хоть о последнем условии они и не знали.
– Лучники, стрелы экономить, стрелять прицельно. Как только они положат таран на край рва, стрелять во всех, кто будет рядом с ним, – скомандовал Эгель.
Ровно на расстоянии полета стрелы, Алексийцы побежали, прикрываясь щитами. Бежали люди с лестницами, бежали с тараном, крик тысяч глоток потряс небо, землю, крепость. Со стены крепости стреляли лучники – стрелы скромными черточками, жиденьким дождиком, полетели на осаждавших так, что таран скоро оказался утыканным стрелами, как еж. Десять человек, что его тащили, часто теряли двух трех – таран падал, подбегали новые солдаты, и бревно, с железным конусом на конце, продолжало свой путь, падая, периодически, через
