Кэрол Берг - Превращение
На булыжниках внутреннего двора были разложены все связки писем, все мечи, все книги и драгоценности, все, что было захвачено в келидской крепости… кроме футляра Каставана и еще двух мечей. Я точно знал это, поскольку сидел на крыше дворца, прячась за каменным херувимом, сжимающим змею. Сидел я на том самом футляре.
Трое стражников выбежали во двор, но Кирил отогнал их мечом и кинжалом:
– Нет, я не уйду отсюда. Не уйду, пока Корелий не придет за своим добром и не поклянется, что все оно здесь до последнего ножика. А то меня еще, чего доброго, обвинят в воровстве. Как будто недостаточно того, что принца обвинили в убийстве!
Похоже, во дворце никто не спал, оставалось меньше часа до казни. Из рассказов Александра я знал, что Кирила все очень любили, в том числе и Эния с Айвоном. Я не удивился, когда сам Император высунулся из окна взглянуть на буйствующего племянника:
– Тише, мальчик. К чему это?
– Ах, сир. – Кирил опустился на колени, не убирая направленных на стражников клинков. Не так-то просто для сильно пьяного человека. – Разве вы не зарыдаете со мной? Разве не спасете мою честь, чтобы пролить хоть какой-нибудь свет на этот черный день?
– Честь ни при чем здесь, – резко оборвал Император. – Я просто приказал вернуть келидцам то, что было незаконно захвачено в их резиденции. Ты выполняешь свой долг. Каждый дерзиец должен выполнить его, даже если это больно.
– Тогда пусть придет сюда, посмотрит на эти вещи и скажет, что я ничего не присвоил. Прошу вас. Мой государь, мой дядя. Спаси одну жизнь сегодня, или, клянусь, я не стану жить, если меня обвинят в воровстве в день смерти моего кузена.
Как я и надеялся, Корелий, облаченный в пурпурные одежды, появился в галерее подо мной.
– Ваш племянник решил утопить послушание в вине, ваше величество? Не очень-то достойный поступок для помощника Императора.
– Я не собираюсь болтать, Корелий, – проворчал Айвон. – Забирай свои вещи и покончим с этим.
Я не стал дожидаться дальнейшего: как Кирил станет настаивать на осмотре всего оружия, как будет сердиться Айвон, который наверняка пользовался любым предлогом, чтобы отдалить выполнение своих обязанностей этим утром. Я пролез через чердачное окно и спустился по узкой лестнице в коридор верхнего этажа, ведущий в апартаменты келидцев. Я не думал ни о чем, кроме предстоящего мне дела. Я уже достаточно передумал об Александре, сидящем в подвале: его прекрасные одежды заменены серой туникой арестанта, коса расплетена, в ожидании фигуры в капюшоне, которая отведет его в тюремный двор к заляпанной кровью колоде.
Здесь! У следующей двери стояли два келидца. За последние часы я использовал одно заклятие, и теперь перед стражниками возник, почти как живой, Корелий. Призрак поманил их и стал спускаться по лестнице. Стражники кинулись за ним, а я побежал к двери. Быстро, пока моя голова еще справлялась с двумя разными заклятиями, я снял заклятие с замка и открыл дверь. Я поставил футляр на виду, у дверцы шкафа самого Корелия, быстро выскользнул, запечатал замок прежним заклятием и вернулся на крышу.
Корелий кричал на Кирила:
– …тоже будет отделена от твоего тела сегодня! Твой кузен забрал жизнь лорда Каставана, бесчеловечно, без всякого повода, а ты присвоил его вещи, наследство для его детей, драгоценности, принадлежавшие его роду…
– Хватит. – Это был Айвон. – Неужели в вас нет ни капли почтения? Что за посмешище вы устраиваете из траурного дня? Я вас обоих повешу. – Он повернулся, чтобы уйти.
Нет. Нет. Нет. Он не должен так поступать. Кирил, стоявший, опираясь на меч, и глядевший вверх, уловил мой знак. Он прислонился спиной к каменному изваянию во дворе и убрал меч, воздев руки, чтобы удержать внимание Императора.
– Ваше величество, – голос его разжалобил бы и камень, – я только хочу защитить вашу честь, честь вашего имени. Выслушайте меня ради любви к Дмитрию, моему дяде. Моему единственному отцу. Я не оскверню его памяти ложью. А вы поймете, почему этот человек хочет вывалять честь семьи в грязи.
Айвон замер… мое сердце тоже.
Кирил воспользовался заминкой:
– Мой господин, этот Корелий заявляет, что я похитил футляр, принадлежавший Каставану, но я не стал бы брать ничего из вещей убийцы моего ликая. Я лучше сгнию в рудниках, чем возьму хоть монетку, хоть колечко, прошедшие через руки убийцы лорда Дмитрия. Я клянусь жизнью, что все эти вещи уже хранятся у Корелия. Он просто хочет истребить всех мужчин рода Денискаров.
Двор залило рыжим светом восходящего солнца. Все глаза устремились вверх. Корелий засмеялся:
– Неужели этот мальчишка, этот вор, хочет убедить Императора отменить приговор своим жалким представлением? Если эти обвинения все, что он может придумать, я и впрямь боюсь за род Денискаров. – Келидец выбрал не лучший момент для смеха.
– Сейчас мы все разрешим. Проводите меня в апартаменты келидцев. – Айвон открыл дверь внизу под моим насестом.
Помни, Кирил. Скажи Императору, что замок колол пальцы твоим людям, его может открыть только маг. Веди его, но не указывай. Пусть вина сама проявится. Пусть наглость Корелия погубит его. Следи за тем, чтобы не возникало пауз, чтобы келидец не начал рассуждать о том, как это могло произойти.
Я ждал затаив дыханье. Потом из помещения под крышей раздался такой рев, что красные черепицы подо мной зашатались. Айвон. Интересно, это вид вещей его покойного брата вызвал такую реакцию? Или он осознал ошибку, которую едва не совершил? Или он… он… отдал приказ о казни еще до того, как вышел из своей комнаты, как раз в то время, когда Кирил устраивал представленье!
Багровые лучи заиграли на металлических трубах дворцовых крыш. Я вскочил и помчался по красной черепице, прыгая вверх и вниз, с одного карниза на другой. Потерял равновесие, зацепился пальцами. Снова бегу. Поймать ветер. У меня нет крыльев, но мне нужно ускорить движение, подняться вверх. И почему я сидел там и ждал? Я был уверен, что Айвон будет присутствовать при казни сына. Я думал, что у него каменное сердце, но он ведь просто отец, который старается выполнить ужасный долг.
Я прыгнул с крыши восточного крыла, помчался по крыше казармы, потом вверх по стене тюрьмы.
– Стойте! Именем Императора! – завопил я.
Александра заслонял от меня человек в капюшоне. Я видел только его сложенные за спиной руки и длинные ноги, торчащие из-под серой туники коленопреклоненной фигуры. Принц жив или уже мертв? Не рухнет ли сейчас этот коленопреклоненный? Огромный топор поднялся в воздух. На нем не было крови.
– Стойте! – снова закричал я, на этот раз голосом Императора. – Ваш Император приказывает вам!
Палач замер и заозирался, ища, откуда пришел голос его монарха.
– Попробуй только опустить топор, – произнес я, – и следующим на колоде окажешься ты. Этот заключенный не умрет сегодня.
Глава 37
По Империи пронесся слух, что Императора, Айвона Денискара, коснулась рука Атоса, именно поэтому он так долго и успешно правит. Поговаривали, что в тот день, когда он спас своего сына, раскрыв заговор келидцев, его голос разнесся по всему дворцу и был услышан палачом. Это произошло на заре, и, значит, сам Атос дал ему подобную силу.
Я был очень доволен. Как уже знал Александр, эззарийцы по возможности избегали славы. Они не хотели, чтобы слухи о творимых ими чудесах осложняли им жизнь.
Я сидел на крыше казармы за горгульей и видел, как Айвон вбежал на тюремный двор и нашел своего обожаемого сына склоненным на колоду палача, а палач оторопело стоял, глядя на своего Императора, который явился теперь сам вслед за своим голосом. Миг спустя Император обнял принца, и меня захлестнула волна счастья, когда я увидел обращенную ко мне белозубую улыбку и устремленный на крышу взгляд янтарных глаз. Единственным, у кого хватило сообразительности развязать принца, оказался Кирил. После братских объятий он тоже посмотрел на крышу… в небеса, как утверждали слухи.
Если бы дело происходило где угодно, но не в Азахстане в начале лета, я сумел бы отыскать на крыше тенистое местечко и проспать до вечера вдали от посторонних глаз. Но мне совсем не хотелось зажариться живьем. Я потихоньку спустился во двор и затерялся среди суетящихся рабов и озабоченных слуг. А потом вернулся в заброшенное святилище Друйи, выпил воду, оставшуюся в кувшине после наших ночных трудов, и заснул в блаженной прохладе каменных стен.
Но кто-то разбудил меня, прежде чем я успел выспаться:
– Сейонн, вставай. Пора идти.
Это был Кирил, вымытый, переодевшийся и сияющий, как новенькая монета. Свет свечей играл на висящей поверх красной туники массивной золотой цепи.
– Он мне сказал, что ты где-нибудь спишь. – Я был готов поклясться, что спал не больше часа, а на улице уже стемнело.
Я сел, изнывая от жажды.
– Все равно больше делать было нечего. – У меня не было ни малейшего желания расхаживать среди дерзийцев при свете дня со своими отметинами на лице.
