Елена Власова - Межмировая таможня
И везде на улицах был народ, народ, народ... Откуда и, главное, куда столько-то! Что-то тащат сами, чем-то нагружают слуг, куда-то заходят, откуда-то выходят – именно эта явно осмысленная, но совершенно непонятная суета произвела на меня самое сильное впечатление. Я при всем желании не мог себе представить, чем может заниматься такое количество людей – ведь наверняка у каждого есть какое-то дело! Причем такое, что с первого раза и не поймешь какое. У нас все на виду. Молочник – он тележку везет. Электрик – банки собирает. Дварфы после смены идут в пивную прокопченные, прямо в фартуках прожженных, это у них даже шик такой. А тут – словно весь город сплошных бездельников, которым только и есть дело, что туда-сюда шляться. Хотя наверняка чем-то они там, за стенами домов, должны заниматься...
Я вспомнил осыпающуюся стену виллы и, что происходило там, за ней. Меня передернуло, и я постарался отвлечься.
– А что вот это там, на взгорке? – задал я вопрос в пространство и махнул рукой влево. Улица, перпендикулярная той, по которой ехали мы, сначала опускалась вниз, потом поднималась к холму и обрывалась могучими металлическими воротами. Сам взгорок окружала высокая стена, а дальше уходил вверх и замыкался серым куполом силовой полог. Причем полог такой напряженности, что он казался не прозрачным, а аж серым. На его фоне колючая проволока поверх стены выглядела не более чем малобюджетной декорацией, хотя была скорее всего настоящей.
– Резервный вход в зону свободной торговли. На случай если придется войска вводить, – любезно сообщил бледный. – Основные ворота с другой стороны, и еще два пропускных пункта дальше к северу. Запоминай, потому что отчеты отчетами, а в поле поработать тоже придется.
– Где поработать? В Свободной зоне?! – переспросил я. Уже начав говорить, я спохватился и постарался придать вопросу беспечную наивность. Провести никого не удалось, мохноног вновь хихикнул, но бледный, вместо того чтобы вдоволь поиздеваться над испугом "деревенщины", с ухмылкой обратился к эльфиянке:
– Парень-то не дурак! Соображает... Зря ты на него окрысилась.
– Посмотрим... – Похоже было, что Ринель потихоньку примиряется с фактом моего существования на белом свете.
Зато новый повод для раздумий появился у меня: оказывается еще и поработать в Зоне Свободной Торговли придется. Мой багаж познаний свежеиспеченного бакалавра, конечно, включал информацию о ее существовании – и только уж в ком в ком, а в юристах зона не нуждается точно. В обычной жизни ты сам выбираешь, кем быть и как быть. Большинство, в том числе и я, выбирают стезю гражданина-налогоплательщика. То есть я в любой момент имею право на все гражданские права и социальные гарантии, включая гарантию бесплатной медицинской помощи и право быть после нее похороненным за счет правительства. Кто-то считает более выгодным налогов не платить и соответственно обходиться без услуг государства, а пользоваться своими средствами. Или наоборот, налоги платить, а вот гражданином себя не признавать, что тоже в некоторых обстоятельствах скорее плюс, чем минус. В конце концов, есть понятие "свободной личности", которая сама себе голова – хотя при этом сохранить помянутую голову на плечах в целости и сохранности может отнюдь не всякий. Но, попадая в Зону Свободной Торговли, ты автоматически становишься на ее территории свободной личностью. Преступления, совершенные там, не преследуются, налоги на любые сделки не уплачиваются, и вообще – полная свобода... Правда, эта свобода существует действительно для всех. И если полиция уверена, что нечто похищенное в городе ушло в Зону, никто не помешает ей ввалиться туда силами двух батальонов и вернуть собственность владельцу, не заботясь об ордерах на обыск и постановлениях о конфискации. Словом, мне светит поработать еще и в этом развеселом месте. Похоже, про бесплатные похороны я вспомнил вовремя.
– Не вешай нос! – Похоже, без счастливой улыбки мохноног способен существовать не больше пяти минут в сутки, и эти пять минут закончились там же, у стены загородного дома. – В Зоне тоже не все так плохо. Безмозглые там не держатся, а мозговитые до беспредела стараются не доводить... – И видимо, для вящей объективности, он добавил: – Хотя, конечно, всякое бывает.
Бледный повернул штурвал, и я вдруг понял, что мы приехали. Капот уперся в двери "Склада номер 2", около которой нетронутой кучкой лежал мусор. Поднимающаяся стена-ворота меня удивила уже не сама по себе, а лишь тем, что жители окрестных домов могут видеть такую картину ежедневно. Какой смысл тогда в маскировке? Чуть было не забыв свою красно-белую сумку, свидетельство непроходимой провинциальности, я вылез из машины. Мохноног куда-то делся, бледный остался за рулем, а рыцарь, огорченно проведя рукой по латам, направился в гараж следом за машиной. Эльфиянка с минуту стояла глядя на него, а потом, ни слова ни говоря, повернулась и легкими шагами пошла к подъезду. Ее обтянутые светлыми брюками бедра грациозно покачивались в такт шагам, и я, как ослик на веревочке, затрусил следом. В какой-то степени это зрелище компенсировало часть моих переживаний.
За дверью под козырьком скрывался коридорчик казенного вида с не менее казенной доской под трафаретным заголовком "Информация". Никакой информации, кроме угрожающей таблички "Не курить!", на доске не было. В коридор выходило с десяток дверей под номерами и без номеров, а одна носила успокаивающе-знакомую маркировку "М/Ж". Ринель пнула одну из дверей, и мы оказались в небольшом кабинете. Вдоль стен стояло с полдесятка высоких шкафов, на подоконнике красовался на редкость уродливый кактус, а посередине стояли большой стол, заваленный бумагами, и сбоку – стол поменьше, уставленный чашками и блюдцами. Я стоял с полминуты, разглядывая обстановку, пока эльфиянка не соизволила обратить на меня внимание и буркнула:
– Садись уж...
Я сел. Стул угрожающе покачнулся в сторону более короткой ножки, но ничего страшного не произошло, просто сидеть пришло скособочившись. Эльфиянка опустилась на другой и с ненавистью уставилась на бумаги.
– Ну? – наконец спросила она и тут же добавила: – Только не вздумай сказать, что, дескать, баранки гну.
На самом деле про баранки я не подумал, а всего лишь захотелось напомнить, что меня тут не запрягли и нукать нечего. Хотя, строго говоря, возможно, именно сейчас она меня запрягать и будет... например, полы мыть. В полном соответствии с предсказанием. Однако настроение у Ринель было немного другое. Уже без особой враждебности, а скорее дружелюбно, она осведомилась:
– Мне вот что интересно: а может быть, ты и сам в другую бригаду хочешь? А то у нас тут работа не совсем обычная... Да ты сам видал. Словом, держать не буду, только все шесть бланков сам оформишь.
Наверное, если бы она об этом спросила с полчаса назад, я бы не раздумывая ответил, что да. Не просто хочу – жажду, хотя бы и шесть раз по шесть бумажек сделать пришлось. Да и сейчас, чуток подумав, я тоже собрался ответить, открыл рот... И вдруг услышал свой собственный голос:
– Нет. Я бы хотел здесь остаться, с вами. Если можно, ма'леди.
– Ма'леди ты будешь в публичном доме трахать. Знаешь, есть такие, где по заказу тебе кого угодно представят.
Я уже в который раз за сегодня попытался сделать равнодушное лицо и вновь потерпел неудачу. Эльфиянка хмыкнула:
– Что, в деревнях до сих пор такого не завели? Ну ничего, в столице просветишься... Ого, ну красная же рожа у тебя! Ты что, признаешь исключительно чистую любовь?
– Я не из деревни! – В отчаянии я заговорил в два раза громче, чем нужно. – Наш город насчи...
– Да, да, восемьсот пятьдесят лет документированной истории. Это я запомнила. Ладно, о любви поговорим потом как-нибудь.
Она одарила меня многозначительным взглядом, так же подходящим к ее ослепительному лицу, как не подходило к нему все, что она говорила. Я кивнул и оставил голову немного наклоненной – частью из вежливости, но в основном, чтобы скрыть пылающие щеки.
– Так ты что-то хотел спросить? – продолжила она.
– Я? – Вроде бы я ничего не спрашивал. То есть вопросов, конечно, в голове вертелось множество, но как она догадалась?
– А что, нет? Давай, давай, не стесняйся.
За окнами свечерело, а мы все сидели в кабинете. Изредка к нам заглядывал то один, то другой член бригады, но в разговор никто не лез. На самом деле вопросов задавать почти не пришлось – Ринель, ответив на один, сама же придумывала следующий и отвечала уже на него. А я сидел, слушал ее и постепенно понимал, что, отказавшись перевестись в другую бригаду, я выбрал свою судьбу. Да, можно было уйти и оказаться в одной из тысяч госслужб, которые похожи друг на друга как тысяча капель одного дождя. Спокойная жизнь, чай в перерывах, радости по случаю премии в десятую часть жалованья и печали, если ее не выдали. Но я остался – и теперь, слушая Ринель, все глубже и глубже осознавал, что попал в команду, единственную в своем роде. И здесь удачи и неудачи во сто крат значимее и ощутимее, чем где-то еще. К добру это или к худу, я пока не знал – но уже знал, что по доброй воле отсюда не уйду.
