Андрей Плеханов - Бессмертный
– Еще вопрос: что будет входить в мою работу?
– Да ничего серьезного. Будешь забирать ее утром из гостиницы, отвозить на машине по ее делам. Будете, наверное, много ездить по селам – ее работа связана с русским фольклором. Ну, переводчиком будешь, если понадобится. Если ей захочется, отведешь ее вечером в ресторан, или там в дансинг. В театр. Всего два месяца. Устроит тебя такое?
– Устроит.
– Ну и славно. А вообще-то она девчонка славная, приятная. Только постарайся удержать ее от излишних приключений. Она мастер находить неприятности на свою шею, а Россия – все-таки не Канада.
– А... Да, вот еще...
Дема замялся. Глупо как-то было сейчас спрашивать о деньгах. Сочтут еще скаредой. Да только Николай Игнатьевич понял его и без слов.
– О деньгах не беспокойся. Получишь на руки чистыми четыре тысячи долларов за два месяца работы. Поверь мне, это очень приличные деньги. Или ты, как истинный русский патриот, предпочитаешь рубли?
– Я, как истинный советский патриот, предпочитаю валюту.
Названная сумма Демиду очень понравилась. Раньше, когда он подрабатывал в охране, у него водились денежки, и немалые. Но теперь, когда он оставил это опасное занятие и стал жить на скудную преподавательскую копейку, такой заработок показался баснословным.
– Ну что, все ясно?
– Да, вполне.
– Тогда приходи завтра в мой офис, и мы оформим договор. Джейн приедет через две недели, так что у тебя пока есть время для отдыха. Можешь съездить куда-нибудь в Сочи.
– Да нет, в Сочи как-то не тянет. В деревне дел полно.
– Демид, я жду тебя завтра в девять утра в офисе. Вот моя визитная карточка. От машины опять откажешься?
– Да нет, пожалуй. Надеюсь, у вас не "мерседес"?
– "Ауди"-сотка подойдет?
– Потянет.
– О, это уже знак доверия! Польщен, польщен!
Николай похлопал Демида по плечу и они расстались.
ГЛАВА 4
Следующие две недели Демид посвятил войне. Войне за родную землю с супостатом, посягнувшим на самое святое. Битва была изматывающей и кровопролитной, противник нес потери, но не сдавался. Новые полчища врагов вставали на смену павшим и теснили Демида, творя свое черное дело и пядь за пядью уничтожая плоды Деминого труда.
Демид воевал с воронами.
Демид любил огородничать и знал в этом толк. На своих шести сотках, где каждая горсть земли прошла через его пальцы, он чувствовал себя настоящим хозяином. Он умело применял и светлое социалистическое учение товарища Мичурина, и порочную, развенчанную партийными конференциями буржуазную генетическую теорию Менделя-Вейсмана-Моргана. И то и другое давало хорошие плоды, мирно соседствующие на обеденном столе, несмотря на непримиримые классовые позиции. Дема был грамотным и трудолюбивым человеком, и соседи его уважали. Конечно, случались и неприятности – его нежные акклиматизированные растения мерзли и усыхали, на них нападали прожорливые гусеницы, тля и вирусы неизвестной породы. Демид терпеливо сносил пакости, творимые матушкой-природой, и выхаживал своих питомцев.
Той ночью Демид спал беспокойно. Странный сон снился ему. Он бежал по огромному белому полю, падая и проваливаясь по пояс в снег. На нем было какое-то рубище, волосы светлыми космами падали на плечи. В руке у Демида был тонкий, леденящий пальцы серебряный меч. "Главное – не открыть грудь, – бормотал он на бегу, – Враг не должен увидеть Знак". Он снова упал, запутавшись в полах своего драного зипуна. А когда поднял голову, увидел высокого старика. Старец был одет в черный бараний полушубок, вывернутый наизнанку и запахнутый на левую сторону. В руке он держал большой посох с острым железным крюком на конце. Желтоватая борода растрепалась на ветру, черные глаза из-под кустистых бровей смотрели властно и зло.
Демид попытался встать, но старик вытянул когтистую руку и неодолимая сила придавила Дему к земле. Он ткнулся носом в снег.
– Лежи, пес, – сказал старик. Голос его оказался неожиданно высоким, с визгливой хрипотцой. – Скрычу я: розынься земля, росступисе на триста локтей и оттоль выйди вороны черны числом тьма. Пристаньте сему человеку, рабу Демиду, вороны черны, клюйте глаза его ясны, сердце его ретивое, во все семдесять жил, семдесять составов. Тем моим словам замок, а ключ у самого сатаны в коленех. Во веки веков!
Он взмахнул рукой, и бросил Демиду в лицо горсть черного порошка. Демид прищурил глаза, ожидая, что их припорошит едкий пепел. Но пыль чудесным образом зависла в воздухе и осела на снег, не достигнув Демида и образовав возле его головы черное окружье. Колдун испуганно отшатнулся и оскалился, обнажив желтые клыки.
Резкий протяжный звук раздался в воздухе – как будто лопнула гигантская струна. И Демид оказался в центре огромной движущейся тучи – сотни черных воронов с клекотом набросились на него. Демид на мгновение оглох от оглушительного грая, биения крыльев, в мельтешащей черной метели нечем было дышать. Демид перекатился на спину, и, держа двумя руками серебряный меч, описал им в воздухе крест. Птицы с криками разлетелись в разные стороны...
Демид резко открыл глаза и проснулся. Сердце его бултыхалось где-то в животе, кожа покрылась липким холодным потом. Руки саднило. Демид поднял руку и увидел на ней несколько свежих кровоточащих царапин, словно нанесенных когтями. Громкий шум, разбудивший Демида, казалось, шел со всех сторон. Но через несколько секунд, стряхнув остатки омерзительного сна, он понял – вороний галдеж раздавался с его огорода.
Демид натянул штаны, подскочил к двери и осторожно приоткрыл ее. Ему казалось, что в продолжение сна гигантские черные птицы набросятся на него. Но нет – это были обыкновенные деревенские вороны – серые и наглые. Два десятка их кружилось над огородом, бросаясь к земле и снова взмывая вверх. Демины посадки представляли собой жалкое зрелище – вырванные с корнем, исклеванные и загаженные ростки лежали на земле как искалеченные дети. Демид, взвыв от ненависти, схватил камень и запустил им в птицу, тупо клевавшую гороховую поросль в двадцати шагах от него. Удар был метким, ворону отбросило, и она с клекотом закрутилась по земле. Демид, не помня себя от ярости, расстреливал ворон всем, что попадалось под руку. Через пять минут птицы покинули поле боя, оставив на огороде три черных изломанных трупика.
Дема, как мог, подлечил искалеченные растения, хотя ущерб был ужасен. Он уже забыл о злосчастном сне, но пребывал весь день в раздраженном состоянии. Успокоился только к вечеру, после того, как помог отладить соседу Лехе забарахливший радиоприемник и выпил с ним изрядное количество водки.
Наутро вороний налет повторился. На этот раз Демид не стал позорно лупить нечисть камнями, а побежал к Лехе за дробовиком. Они устроили оглушительную артиллерийскую канонаду, взбудоражив похмельную с утра деревню. Вороньи тела усеяли поле брани, но на следующее утро все повторилось по-прежнему. Птицы пикировали на грядки как истребители, с пугающим безразличием относясь к собственной смерти. Количество их увеличивалось с каждым днем. Вороны с неотвратимой точностью появлялись над огородом в предрассветный час и уничтожали все живое на плантациях Демида. Демид пытался закрыть растения толем, но птицы остервенело бросались на преграду, теряя перья и оставляя на земле пятна крови.
Лишне говорить, что над другими огородами в деревне ничего подобного не наблюдалось.
Деревенские жители собирались вокруг Деминого забора, курили, почесывали в затылке и обсуждали невиданную напасть. Большинство склонялось к мнению, что это проделки нечистой силы и советовали окропить опоганенное место святой водой. Но Демид отмахивался от таких предложений. Да и спасать, в сущности, было уже нечего. Вся зелень в саду была склевана. Черные каркасы яблонь болезненно кривились над пятнистой, загаженной нечистотами почвой.
* * *Атаки ворон продолжались семь дней. На восьмой день они не появились. Демид перебрался в городскую квартиру. Здесь было душно, пыльно, надсадный шум машин доносился из распахнутого окна. Но все же это было лучше, чем тошнотворное воронье галдение и растерзанный труп огорода
Накануне дня встречи с Джейн Демид долго лежал на диване и мысленно представлял себе беседу с ней. Он составлял различные варианты разговора, переходя то на русский, то на английский, проклиная себя за тупость и косноязычие. Он закрывал глаза и рисовал в воображении эту девушку – говорил с ней, брал ее за руку, гладил по волосам. Джейн представлялась то простой и ласковой, то холодной и официальной, полностью погруженной в научные изыскания и забывшим о существовании мужского пола. Но все это было не то! Ему не терпелось увидеть настоящую, живую Джейн.
Все получилось гораздо проще, чем представлял себе Демид.
В девять утра Дема вошел в кабинет мистера Эджоу. Николай Игнатьевич сидел за широким столом, уткнувшись в какие-то бумаги. В углу комнаты, в большом кожаном кресле, сидела Джейн. Увидев Демида, она вспыхнула, смущенно улыбнулась и сказала: "Здравствуйте". Голос ее прозвенел в комнате как колокольчик. Демид вдруг почувствовал, что тоже краснеет.
