Кэтрин Куртц - Шахматная партия Дерини
Двинулась процессия. Впереди одетый в мантию с белой накидкой священник, размахивающий кадилом, за ним монах, несущий большой крест, задрапированный черным, и следом за ними мальчики со свечами в серебряных подсвечниках. Далее шли монахи ордена Святого Телоса в своих традиционных одеждах и с траурными шелковыми повязками. Следом за ними – Дункан, который должен был служить мессу. Он был особенно бледным, и эту бледность подчеркивали его черные и серебряные одежды.
Процессия вошла в церковь, и все расступились, пропуская Дункана к алтарю, чтобы он мог начать мессу.
Морган тупо смотрел на все это, бездумно повторяя знакомые слова:
– …Я взойду на алтарь Господа…
Морган опустился на колени и уткнулся лицом в ладони, не желая смотреть на этот ритуал, с помощью которого те, кого он любил, отправляются туда, откуда нет возврата.
Всего несколько недель назад Бронвин была жива. Радость от предстоящей свадьбы с Кевином переполняла ее. И теперь она вырвана из жизни, из молодости. И вырвала ее старуха, такая же Дерини, как и она.
Сейчас Морган ненавидел себя. Он ненавидел Дерини, ненавидел свое могущество. Ему причиняла боль мысль о том, что половина крови, текущей в его жилах, принадлежит этой проклятой расе. Почему все происходит именно так? Почему принадлежность к Дерини надо скрывать, надо стыдиться своего могущества, прятать его? Причем так происходит уже в течение нескольких поколений, многие уже разучились пользоваться могуществом, хотя оно еще сохранилось у некоторых. Могущество иногда проявляется у неумелых, случайных людей, применяющих его в корыстных целях, даже не подозревая, что они унаследовали его от древних и благородных людей, людей-Дерини.
И вот одна древняя старуха-Дерини много лет назад ощутила в себе это могущество, научилась простейшим приемам магии, в основном, любовными заклинаниями – и вместо любви она принесла смерть.
Но самое плохое не в этом. Из всех проблем, которые стояли или стоят перед ними, главная – вопрос Дерини. Церковь уже триста лет воюет с Дерини, проклиная их магию, и теперь дело зашло так далеко, что государство находится на грани священной войны.
Могущества Дерини боятся и ненавидят простые люди, которых сплотил под свои знамена Варин де Грей, объявивший, что он послан богами избавить землю от Дерини и, в первую очередь, от Моргана. Именно это и стало причиной всего, случившегося в Святом Торине и последующего отлучения его и Дункана.
Эта проблема Дерини была главной причиной того, что произошло во время коронации Келсона, когда колдунья Чарисса хотела захватить трон, который, как она считала, по праву принадлежит ее отцу. С помощью могущества Дерини, полученного от Бриона, Келсон смог победить ее. Мать Келсона, яростная фанатичка, давно отрекшаяся от своего происхождения, забыла все заветы Церкви и бросилась в пучины греха, пытаясь защитить своим запретным могуществом сына.
А кто мог сказать с уверенностью, что надвигающаяся война с Винсентом из Торента тоже не связана с Дерини? Разве сам Винсент – не чистокровный Дерини, родившийся в стране, где эта магия признана всеми законами? И разве не ходят слухи, что он вошел в союз с Дерини Гвинеда?
И, может, простой люд справедливо боится возвышения расы Дерини, которое может привести к диктаторству Дерини, подобному тому, что было триста лет назад, и к уничтожению людей? Во всяком случае, сейчас для Дерини наступили трудные времена, трудные для тех, кто считает себя представителем этой оккультной расы.
Если бы у Моргана был выбор, то он сейчас же бы отрезал у себя ту часть, которая принадлежит Дерини, остался бы просто человеком, отрекся бы от своего могущества, как требовал от него Лорис.
Морган поднял голову и постарался овладеть собой, заставил себя видеть и слышать Дункана, продолжающего петь литургию.
Морган оказался большим эгоистом в последние несколько минут. Ведь он же здесь не единственный Дерини, душа которого страдает. А Дункан? Какую борьбу с собой он выдержал прежде, чем согласился выполнить обязанности священника, будучи отлученным!
Морган был далек от мысли проникать в мозг Дункана сейчас, во время богослужения. Он был уверен, что найдет там боль, сомнения и страдание. Морган знал, что должен переживать сейчас Дункан. Церковь была его жизнью. Теперь она отторгла его и, хотя об этом знали только Морган, Келсон и Дерри, он, несмотря на все свои мучения, решился оказать последние почести любимому брату и почти сестре. Дункану тоже трудно быть Дерини.
Дункан нараспев произносил слова литургии:
– Agnus Deus, cum tollis poccatus, miserera nubis…
Морган склонил голову и произносил знакомые слова, но они не давали успокоения его душе.
Теперь пройдет много времени, прежде чем он помирится с тем, что произошло здесь два дня назад по воле Бога. И пройдет много времени прежде, чем он снова уверит себя, что его могущество не несет зла человечеству, что с его помощью можно сделать много добрых дел. А сейчас он ощущал на себе тяжкий груз ответственности за то, что случилось с Бронвин и Кевином.
– Dominus, nomen cum dignus…
Месса все продолжалась, но Морган почти не слушал. Усталость, отчаяние, тупая боль овладели им, и он очень удивился, обнаружив, что находится вместе со всеми остальными у ворот Святого Телоса. Он понял, что эти ворота закрылись за Бронвин и Кевином навсегда.
Морган осмотрелся и увидел, что все расходятся небольшими группами, переговариваясь шепотом между собой. Келсон был вместе с Джаредом и леди Маргарет. Дерри стоял рядом с Морганом. Он участливо кивнул, когда увидел, что Морган смотрит на него.
– Может, вам следует отдохнуть, сэр? Ведь скоро наступит время, когда отдыхать будет некогда.
Морган закрыл глаза, потер лоб, как бы желая стереть все тревоги и печали прошлых недель, а затем покачал головой:
– Прости, Дерри. Я хочу немного побыть один.
– Конечно, сэр.
Дерри смотрел ему вслед, а Морган выскользнул из толпы и исчез в саду, примыкающем к церкви. Пройдя никем незамеченный по дорожке сада, он, наконец, очутился у часовни, где была похоронена его мать, и прошел в тяжелые дубовые ворота.
Он давно уже здесь не был – так давно, что он даже не мог припомнить, когда это было в последний раз – но сразу вспомнил эту комнату, полную света и воздуха. Кто-то открыл окно с цветными стеклами, и теперь солнечный свет играл в золоте и серебре усыпальницы, наполняя жизнью изображение его матери.
Все это пробудило в Моргане счастливое воспоминание. Ведь в детстве он любил приходить сюда с Бронвин и леди Верой. Они приносили цветы на гроб и слушали чудесные рассказы леди Веры о том, какой замечательной женщиной была леди Алиса де Корвин де Морган. У него появлялось чувство, что их мать никогда не оставляла их, что она всегда незримо рядом с ними.
Он вспомнил эти счастливые времена, сидя один в часовне, когда мир вне ее стал невыносимым. Затем он лег на спину в бассейне света, который создавали на мраморном полу солнечные лучи, проникающие сквозь открытое окно. Он прислушался к звукам своего дыхания, к шелесту листвы деревьев, к спокойствию своей души. Память каким-то образом успокоила его душу. Внезапно он подумал, а что если бы его мать сейчас узнала, что ее единственная дочь лежит в каменной гробнице совсем недалеко отсюда.
Тяжелые медные цепи окружали саркофаг. Они сверкали на солнце. Морган подошел к ним и долго стоял, опустив печально голову и взявшись за цепь. Потом он откинул крюк и вошел внутрь, положив свободный конец цепи на мраморный пол. Он пробежал пальцами по высеченной из камня руке матери и вдруг услышал какие-то ритмические звуки в саду.
Это была знакомая мелодия – одна из самых известных песен Гвидона – но когда Морган закрыл глаза, приготовившись слушать, зазвучали совсем иные слова, которые он раньше никогда не слышал. Пел Гвидон – его голос невозможно было спутать ни с чьим. Он смешивался с красивыми аккордами лютни, создавая впечатление нечто невыразимо прекрасного. Но в его голосе было что-то необычное. И Моргану потребовалось время, чтобы понять, что Гвидон плачет.
Морган не мог разобрать слов. Слова терялись во всхлипываниях певца, но чуткие пальцы заполняли места, где голос певца пропадал, чудными аккордами. Их выразительность была такой, что можно было без труда разобраться, какие чувства владеют певцом.
Он пел о весне и пел о войне. Он пел о золотоволосой девушке, которая похитила его сердце, о молодом прекрасном дворянине, который любил девушку и умер вместе с ней. Он пел о том, что война слепа, что она поражает как тех, кто воюет, так и невинных. И если смерть приходит, то люди должны оплакивать потерю своих близких. Ибо только печаль и горе придают смерти смысл, зовут к отмщению, к победе.
У Моргана перехватило дыхание от звуков песни. Он опустил голову на гробницу матери. Трубадур прав. Они ведут войну, и многие погибнут прежде, чем она закончится. Это необходимо для того, чтобы Свет восторжествовал над Тьмой. Но сражающиеся не должны забывать ни на миг, какой ценой они победили Тьму, сколько слез пролито над погибшими во имя победы. И слезы тоже необходимы. Они смывают боль и вину, освобождают сердца от тяжести и тревоги.
