Кэрол Берг - Возрождение
– Я не младенец, чтобы за мной ухаживать. – Но слуга казалось, не заметил его недовольства, он наклонился, поднял полотенце и начал снимать с хозяина башмаки.
Женщина налила в чашку дымящуюся жидкость, добавила сахар и пряности.
– Нет, нет. Я хочу вина, – заявил мой хозяин, имени которого я еще не знал, и нетерпеливо притопнул, поскольку женщина проигнорировала его слова и продолжала готовить горячее питье. Только когда чашка была накрыта тонкой пластиной стекла, она налила вина, три разных сорта в три бокала, и что-то похожее на темное пиво, в серебряную кружку. Когда слуги ушли, человек вздохнул и взял со стола вино, обращаясь не столько ко мне, сколько к себе самому:
– Можно подумать, что я жить не могу без всех этих церемоний. Я с удовольствием отменил бы их все, повседневная жизнь приносит с собой столько проблем. Каспариан, посвятивший себя их разрешению, никак не может понять, почему они меня так беспокоят. – Он отхлебнул из бокала белого вина и искоса посмотрел на меня: – Ты меньше ростом, чем я ожидал.
Впервые в жизни я потерял дар речи. Пожилой человек покачал головой, словно стараясь вернуться к действительности.
– Проходи, садись. – Он кивнул на кресло у камина. – Я не собирался быть невежливым. – Ты хотел говорить.
Отбросив все сомнения, я высказал вслух чудовищное, невероятное подозрение, которое зародилось во мне, пока я смотрел и слушал:
– Ты арестант.
Его темные глаза широко раскрылись в насмешливом изумлении:
– День, полный сюрпризов. Я бы отпраздновал это, если бы помнил как. – У него были приятные черты лица: высокие скулы, четко очерченные челюсть и нос, словно высеченные из того же гранита, из которого был построен замок, густые седые волосы и коротко подстриженная борода. Он выглядел как благородный дворянин, и в нем совсем не чувствовалось злобы, только ирония. Лицо не искажалось от ненависти или жестокости, я внимательно наблюдал за ним.
А пронзительный взгляд темных умных глаз только усиливал мое благоприятное впечатление. Они были чистыми и глубокими, как горные озера под луной, глаза, казавшиеся гораздо моложе тела. Я не стал перестраивать взгляд, чтобы заглянуть в него поглубже. Думаю, что знакомство с его душой не осталось бы для меня безнаказанным.
Он сидел у огня в деревянном кресле с высокой спинкой, завернувшись в зеленый плащ и вытянув ноги.
Не исключено, что этот человек, это место являются обыкновенным порождением моего больного мозга. Все так похоже на сон… Только во сне можно гулять под дождем и не промокнуть. Но сон не должен находиться в столь абсолютном противоречии с представлениями спящего.
– Кто ты? – Как будто ответ на этот вопрос помог бы разрешать все проблемы.
– А ты не слишком терпелив. – Он вновь указал мне на кресло. – Впрочем, последнее время и я страдаю тем же. Позволь мне все-таки хотя бы притвориться вежливым. Показать, что я еще помню, что такое учтивое поведение.
Я поплыл к твердому креслу с деревянной спинкой, словно во сне. Теперь нас разделял столик с разложенным стеклянным полем для игры. Черные и белые фигуры были расставлены по полю, словно игру недавно прервали.
– Ты играешь? – Насмешка прозвучала даже в этом его простом вопросе.
– Я знаю правила, но играю плохо. – Он не пожелал ответить на мой вопрос, а я не знал, что еще спросить.
Он повертел в руках черную фигуру… Обсидиан, черное стекло, которое находят на потухших вулканах. Белые были из алебастра.
– Я пытался убедить Каспариана научиться, но в играх он видит толку не больше, чем в разговорах. Он периодически перебарывает себя и предлагает мне партию, но я благодарю и отказываюсь. Его мучения не доставляют мне удовольствия. Правда, я уже не уверен, действительно ли я помню правила.
– Давай сыграем, если ты хочешь.
Он первый раз за все время посмотрел мне прямо в глаза.
– Это было бы чудесно. Просто чудесно. – Какие удивительные глаза.
И мы пододвинули кресла ближе к столику и расставили фигуры по местам. Мне достались белые, и я начал. Мы сделали несколько ходов, после чего он снова заговорил.
– Ты можешь называть меня Ниель.
Ниель. На языке рей-киррахов это слово означает «забытый».
– Похоже, что ты знаешь меня, – произнес я, передвигая свой замок на две клетки вперед.
Он утвердительно наклонил голову и сделал ход. Через несколько ходов он передвинул черного всадника и захватил моего воина.
– Я не хотел тебя пугать.
– Не хотел пугать… не верю. – Его слова прозвучали так нелепо, что моя безмятежность исчезла. Я подумал о снах, наполненных его присутствием, моих видениях, связанных с этим замком, о снах, заманивших меня в царство демонов, о черно-серебристом воине, чья сила вгоняла меня в тоску и отчаяние. Все эти сны говорили о том, что я принесу гибель всему, что люблю. Кто не испугался бы такого?
– Пугает сила, – пояснил он. – Особенно огромная сила. Но я не хотел вызывать у тебя страх.
– Тем не менее вызвал.
– Но твой страх не подрывает мою веру в тебя. Я знаю, что обо мне думают снаружи. Даже самое верное сердце усомнится при виде столь вопиющего зла. – Он говорил таким тоном, словно обсуждал со мной преимущества лука перед редисом.
Его насмешки над самим собой не помогли мне обрести покой, нарушенный его странным появлением. Я перевел взгляд на игровое поле и задумался. Коснулся воина, потом убрал руку, увидев, что ему грозит опасность. Вместо этого я передвинул одного из жрецов, чтобы усилить защиту королевы.
– Если ты не хотел меня испугать, зачем тогда это делал? Он без колебаний снова двинул своего всадника и захватил у меня еще одного воина.
– Чтобы оказаться на свободе. Я не бессмертен, что бы ни говорили обо мне легенды. Я приближаюсь к концу своей долгой жизни, большая часть которой прошла взаперти.
Хотя здесь и неплохо, но это все-таки тюрьма. Кроме того, как нетрудно догадаться, у меня есть дела, которые я хотел бы завершить, прежде чем умру. Например, погулять с другой стороны стены.
Я выдвинул вперед всадника.
– Ты пытался сбежать. Использовал других, управлял ими… через сны, как и мной. – Я даже не стал перечислять, сколько мертвецов на его совести: рей-киррахи, эззарийцы, келидцы, бесчисленные жертвы войны с демонами. Сейчас эти жертвы отошли на задний план из-за ужасающей реальности происходящего.
– Каждый пленник имеет право искать путь к свободе. В неволе есть что-то сводящее с ума… ты должен знать. Начинаешь идти на компромисс, который был немыслим раньше.
Печально сознавать, что он знает обо мне так много, а я о нем почти ничего. Мы с моим демоном тоже шли на компромиссы, чтобы быть свободными, и не все избранные нами способы были безукоризненны. Но, без сомнения, преступления Ниеля были тяжелее моих: мои предки опустошили свои души из-за страха перед ним. Что он сделал? И что он видит во мне, что заставляет его думать, что я стану инструментом в его руках? Я не мог позволить обезоружить себя подкупающей искренностью и почти дружеским тоном.
– Почему я?
Не отрывая глаз от поверхности стекла, он передвинул своего жреца, угрожая моему королю.
– Из-за твоей силы, разумеется. Именно об этом я и пытался тебе рассказать. Из всех живущих в мире только у тебя есть сила, чтобы освободить меня. Твоей силы хватит и на множество других дел.
Это была первая произнесенная им ложь. То есть не совсем ложь. Теперь, когда он произнес это вслух, стало очевидно, что в снах было главным именно это – моя невероятная сила. Но я чувствовал, что он не ответил на мой вопрос.
Пока я размышлял над его словами и положением на игровом поле, вошла прислуживающая ему женщина. Она принесла горячего чаю, печенья и блюдо с темным виноградом.
Ниель вскочил с кресла, подбежал к окну и принялся вглядываться в туман за окном.
– Куда запропастился Каспариан? Я не желаю сластей и фруктов. Я сегодня ходил по холмам и буду обедать рано.
Женщина ничего не ответила. Она вышла и вернулась с тарелкой, на которой возвышалась гора засахаренных фиников. Появился слуга, он подбросил поленьев в огонь и задернул шторы. Они оба вели себя так, словно Ниеля не было в комнате. Они выполняли свои обязанности, не произнося ни слова, никак не реагируя на его замечания. Когда слуга принес мягкие домашние туфли, он не подошел к Ниелю, не спросил, хочет ли он переобуться, а просто опустился на колени перед его пустым креслом и неподвижно ждал. Пожилой человек печально вздохнул, сел в кресло и позволил слуге переобуть себя.
Когда слуги ушли, в комнату, застегивая на толстой шее высокий воротник, поспешно вбежал новый человек. В отличие от слуг, он обращался прямо к Ниелю, держась с ним несколько фамильярно.
– Мне стыдно, мастер. Как я мог пропустить его появление? – Плечи и грудь вошедшего были под стать шее. Гигант, а не человек. Мокрые волосы, густые и длинные, уже тронула седина, одежда на нем была совсем лишена изысков, но, несмотря на поспешность, с которой он вошел, он не забыл свое оружие: чудовищных размеров меч в потертых ножнах. Поглядев ему в лицо, я решил, что меч – последняя вещь, о которой он может забыть.
