Святослав Логинов - Чёрный смерч

В несколько минут то, что можно было унести, грабители распихали по мешкам, а прочее – перепортили как только могли: тонкие пластины шифера и наждака были разбиты ударами топоров, то, что могло гореть, покидано в костёр. Напоследок бородатый Гэл вновь подошёл к успевшему подняться Волоху, не торопясь примерился и второй раз грязнул ему по зубам, спокойно, словно не человека бил, а от нечего делать испытывал силу руки.

Затем все шестеро, так и не сказав ни единого слова, канули в кустах, оставив троих стариков среди всеобщего разгрома,

– Наторговались, – проговорил дед Волох, сплёвывая в ладонь вместе с кровью выбитый зуб. – Добра нажили – не пересчитать… И ведь знакомые люди-то! Этот Гэл, чтоб ему Лару на рога напороться, уже три года здесь торгами заправляет. А тут вдруг косы заплести решил. Как же это понимать-то?

– Атак и понимай, что быть войне, – изрёк молчавший до этой минуты дед Мита.

* * *

Тейко Быстроногий – молодой вождь, всего два года носящий на поясе кистень из зелёного нефрита, вышел из круглой землянки, аккуратно поправил шкуру зубра, запиравшую вход. В круглой землянке должен жить главный шаман племени, потому и форма у неё такая, и вместо двери висит шкура покровителя рода. Вот только шаман уже не жил, а умирал. Много лет неведомый недуг терзал слепого Матхи, всё реже люди видели шамана бьющим в бубен и призывающим тени предков. Люди больше привыкли полагаться на Калюту – тот хоть и не столь мудр, но помоложе, его потревожить не грех. Вождь тоже привык не считаться с ослабевшим шаманом, и оказалось, что зря. Сегодня утром Матхи позвал к себе вождя, и когда Тейко пришёл, приказал разыскать нефритовый нож.

Не о том думалось вождю, когда шёл он к круглой землянке. Надеялся Тейко услышать добрый совет, как поступать с далёкими западными соседями. Дело там шло к войне, и хотя сам Тейко воевать был не прочь, но понимал, что туг за весь род решать приходится и, значит, будут недовольные. Война на западных границах прежде всего коснётся селения, что на Белоструйной. Народ там разнежился от удобной жизни, воевать не хочет. И старейшины, четверо из пяти, там живут. А слово старейшин на племенном совете веско. В таких случаях, когда вождь со старейшинами мыслью расходятся, люди ждут, что скажет шаман. А слепец Матхи, вишь, не о войне мыслит, а о поисках ножа!

Конечно, о войне Тейко задумался не из любви к раздорам. Причина была немалая, прежде из-за меньшего, бывало, люди в поход выходили.

Что-то там старики про рыбий зуб говорили… Но не из-за рыбьего же зуба закатные племена свару начинают? И всё же караван, ушедший за Белоструйную, вернулся без товаров. Прямо на издавна освященных торжищах, где и ссор-то вовек не бывало, набросились на безоружных стариков бесчестные соседи, ограбили, избили и хорошо хоть смертью не поубивали. И волосы у грабёжников заплетены были по-походному – в две тугие косы.

Не можно такое прощать, у всякого при известии о предательстве рука сама должна тянуться к копью. Однако нашлись-таки и среди детей зубра любители оглядки, что мир ставят выше чести. Сход на Бело-струйной решил торговлю с обманщиками разорвать, а с войной погодить. Мол, мы без пемзы, киновари и малахита как-нибудь проживём, а вот как они без кремня и наждака обойдутся? Казалось бы, биты жители Белоструйной, так какое дело до этого Тейко?.. Но он вождь и должен думать обо всём народе. Раз позволишь, чтобы твоих людей на торгах били, так потом уважения от сопредельных племен не жди…

Короче, было о чём молодому вождю толковать с шаманом, и входил Тейко в круглую землянку, настроенный на самый серьёзный лад. А Матхи о делах и слушать не стал, говорил только о потерянном полжизни назад ноже. Пятнадцать лет род без потерянной святыни жил, нашествие диатритов за это время окончательно отбили, отстояли перед другими родами свои права на лучшие земли по берегам Великой, отстроили два разгромленных селения, вернули чуть не всё, что было потеряно. А теперь, значит, без волшебного ножа погибнем. Что-то Матхи, с постели не вставая, вызнал такое, что показалось ему важнее предстоящей войны.

«Беда близится, – шептал умирающий слепец, – без родовой святыни не выстоять роду…»

А была ли святыня или это в бреду привиделось старому Матхи?

С таким делом Тейко столкнулся впервые. Прежде заботы вождя были просты и понятны, дела волшебные его не касались. Конечно, всякий родич знал, что совсем недавно священный родовой нефрит был куда больше, чем ныне. В прежние времена вожди носили нефритовую дубинку в полтора локтя длины. Тейко в молодые годы, бывало, поглядывал на каменный скипетр, мысленно примеряя его к своей руке. Мог ли он думать, что человеческий век окажется прочнее несокрушимого камня? Многие помнят годы небывалой засухи, когда остановилась полноводная река и из дальних степей хлынули орды диатритов. Тогда, в последней битве, погиб вождь Бойша, а святыня рода переломилась пополам. Сам Тейко не видал этого, ему выпало сражаться в другом месте, но люди рассказывали, как это было, и рассказы их рознились не больше, чем рознятся всякие рассказы очевидцев.

Однако оказалось, что сломанный нефрит не сгинул бесследно. Тихоня Стакн – мастер, какого не знавала земля, подобрал обломки и смастерил из одного чудесный кистень, который с тех пор оставался священным оружием рода. Двенадцать лет кистень принадлежал хитроумному мастеру, а теперь травянисто-зелёный кругляк носит Тейко. Из второго куска, как говорят, был сделан нож, которым Таши Лучник убил Кюлькаса. Но мало ли, что говорят в минуты отдыха! Если всякой болтовне веру давать, то лучше и на свете не жить. Кто-кто, а уж Тейко Таши Лучника как облупленного знал. Однажды, было дело, и морду ему начистить собирался, да рука на мальчишку не поднялась. Это теперь о Таши песни поют, а тогда ему вслед плевали, мангасу проклятому. Потому и сказкам о волшебном ноже Тейко не слишком доверял: рассказать можно что угодно, а как всё на деле было, надо у живых спрашивать. Вот только спрашивать-то не у кого, стариков в роду после всех бед почитай и не осталось. Прежний вождь ничего о ноже не говорил, безрукий колдун и старая ведьма – мать нынешнего Таши, и подавно помалкивали. Вот и уверился Тейко, что нет на свете никакого нефритового ножа и никогда не было.

А теперь слепой шаман, что когда-то посвящал в воины самого Тейко, позвал вождя в свою землянку и, лёжа на тёплых шкурах, прошептал:

– Найди нефритовый нож, которым убит Кюлькас.

– Так разве он есть на свете? – не поверил вождь.

– Есть. Я видел его тогда и вижу сейчас. – Матхи приподнялся было на постели, но старческая немощь опрокинула его назад. – Я вижу: надвигается беда, а потомки Лара ослабели, и предки не хотят помогать тем, кто потерял священный нефрит. Как же, много он видит своими бельмами…

– Где ж я его найду? – зло проскрипел Тейко.

– Нож лежит на дне Великой, там, где река делает излучину, прощаясь с Истрецом. Это чуть ниже тех мест, где прежде было Низовое селение. Там, в одной из придонных ям и лежит нож. Найди… Без священного ножа род не сможет отстоять себя.

Холодом продрало вождя от этих слов. Кто же не знает последней излучины Великой реки? Когда-то там на крутом берегу стояло одно из четырёх селений рода – Низовое. По нему первому ударили проклятые диатриты, напустили на людей своих птиц, залили благодатную землю человечьей кровью. Такое место не бывает добрым: непогребённые родовичи не прощают живым небрежения. Случись такое в иное время – шаман со стариками дневали и ночевали бы на смертном поле, приносили бы жертвы, собирали частицы праха, стремясь умилостивить погибших родовичей. По каждому из погибших вырезали бы деревянную куколку-чурку и похоронили бы честь честью. Но тогда, в страшную годину, было людям не до того. Кто станет чуров резать, если выжил едва ли один человек из пяти? А из Низового в ту пору вырвался всего один человек: Лихор. Он и сейчас живёт в Верхнем, что в двух неделях пути от родного пепелища.

Так что на старые пепелища людям пути нет. Некому там жить и незачем. Совсем рядом от тех мест лежит Сухой лиман, логово, из которого начинает свой путь Хобот. Именно там среди солёной грязи и полынных кустов встретил смерть предвечный владыка Кюлькас. Оттуда ползёт по миру нечисть и нежить. Погиб предвечный властелин, но магия Кюлькаса осталась, свободно растеклась по миру, меняя его. Прежде-то куда как проще жилось, колдовства да волхования меньше было. Оттого и старая кровь на Низовом упокоиться не хочет. Когда-то Тейко ходил в те края, в ту пору, пока люди ещё не смирились, что нет больше Низового селения. Так еле ноги оттуда унесли. Не поняли даже, что там буянит, а Тейко так и не старался понять. Он воин, а духами и демонами пускай колдуны занимаются. Вон, йога паршивая пусть в тех краях живёт. Тоже мне колдунья – не могла убитого Кюлькаса как следует, сжечь. А может, и не пыталась, свидетелей-то нет… Может, это её любовник Тащи там бродит неупокоенный… – Тейко передёрнул плечами: разбередил шёпот умирающего шамана старую ненависть, и не будет теперь на душе мира.