Михаил Ахманов - Кононов Варвар
– Вот, видишь. – Побренчав монетами, киммериец опустил их в кошель, а кошель бросил на землю рядом со своим мечом. – А у моего слуги, вон того парня с серой рожей, есть целый мешок серебра – как раз такой, какой тебе хочется.
– Ладно! – Ванир с заметным сожалением расстался со своей секирой и, задрав голову, посмотрел на небо. – Вроде бы непогода собирается, – сообщил он. – Ну, ничего, до бури я тебе бока-то обломаю и загривок намну, киммерийский хорь.
Ванир стащил куртку. Торс его оплетали могучие мышцы, а левое предплечье пересекал шрам, явный след молодецкого удара топора. Конан, сбросив плащ, потуже насадил на голову железный обруч – схватка, кажется, предстояла жаркая. Он мог бы предложить ваниру поединок на ножах и прирезать его, как лесную свинью, но такой исход киммерийцу не нравился. У него были свои виды на этого рыжеволосого дикаря.
Противники сошлись, и Хорстейн без долгих раздумий метнул огромный кулак прямо в подбородок Конану. Тот подставил плечо и крякнул; удар был силен! Но слишком прямолинеен и неискусен. Вряд ли ванир обучался кулачному бою, коим владели мастера Заморы, Немедии и Аквилонии.
Дождавшись, когда Хорстейн сделает новый выпад, Конан отступил и, скользнув за спину ванира, наградил его увесистым пинком. Рыжеволосый растянулся на земле, сунувшись лицом в вязанку хвороста. Когда Хорстейн вскочил, Конан с удовольствием убедился, что щеки у него расцарапаны, а на шее багровеет здоровенная ссадина.
– Ну, хватит с тебя, рыжая шкура? – спросил киммериец.
Ван, изрыгая проклятия и поминая через слово то моржовую задницу, то протухшие кишки кита, вновь ринулся к врагу. Некоторое время бойцы кружили по истоптанной земле, обмениваясь ударами; вскоре у Конана расцвел огромный синяк на ребрах, а у Хорстейна был подбит глаз и рассечена бровь. Струйки крови, мешаясь с потом, текли по его виску, заливали ухо и исчезали где-то в дебрях нечесаной бороды.
При очередном повороте Конан оказался спиной к скалам, лицом к своим спутникам, стоявшим шагах в двадцати. Зийна выглядела спокойной, лишь пальцы ее стискивали рукоять меча да трепетали веки. Физиономия Идрайна напоминала запечатленный в камне лик высокомерного демона, следившего за схваткой пары псов. Мнилось, что на ней написано: хочет господин потешиться, пусть тешится, да только к чему? К чему, если все можно закончить одним ударом?
Внезапно Хорстейн наклонил голову и бросился на киммерийца, ударив теменем в челюсть. Жесткие грязные волосы на миг забили рот Конана; он вцепился в них зубами и дернул, выдрав изрядный клок. Ван зарычал. Его мощные руки обхватили торс противника, пальцы сошлись в замок на спине; Конан тоже обхватил его, вовремя сообразив, что происходит. Видно, Хорстейн догадался, что в кулачном бою ему не совладать с искусным врагом, и решил раздавить ему ребра. Силы для этого у вана имелись с избытком.
Теперь соперники сражались грудь о грудь, сжимая друг друга в богатырских объятиях; лица их покраснели, налились кровью, жаркое дыхание вырывалось из распяленных ртов, глаза вылезали из орбит, мышцы подрагивали от напряжения. Они походили сейчас на пару львов, рыжего и темногривого, сошедшихся в смертельном поединке – пасть к пасти, клык к клыку, коготь к когтю. Киммериец давил, но ван не уступал; ванир нажимал, но киммериец держался.
Наконец Конан просунул ногу меж широко разведенных колен Хорстейна, выбрал подходящий момент и ударил вана пяткой по голени. Они свалились; Конан был наверху, Хорстейн – внизу, и затылок его глухо стукнулся о каменистую землю. Падение и крепкий удар оглушили вана совсем ненадолго, но этого времени Конану хватило, чтобы поймать могучую длань рыжего, заломив ее в локте. Резким рывком киммериец перевернул Хорстейна на живот, продолжая выворачивать руку. Теперь ванир разъяренным медведем рычал и бился под ним, но никак не мог освободиться; было ясно, что стажировку у аквилонских мастеров этот увалень не проходил.
Поймав его вторую руку, Конан…
* * *Дзинь! Дзиннь, дзиннь!
Ким недовольно прищурился на телефон, поднес трубку к уху.
– Это ветеринарная лечебница?
– Она самая. Но мы лечим только ящериц, змей и других пресмыкающихся. Если у вас крокодил с инфарктом, я вышлю “неотложку”.
– У меня кот. Подавился рыбьим хвостом.
– Коты – не наш профиль. Извините, – сказал Ким и положил трубку.
Поднявшись, он прошелся по комнате от стола с компьютером к столику у дивана, потом к окну. На столике исходил ароматом вчерашний букет роз, утреннее солнце светило в глаза, по серо-стальной Фонтанке плыл белый кораблик, набитый туристами, – головы крутятся туда-сюда, блестят очки и объективы. Теплый денек, хороший! “В такие дни свадьбы играть”, – подумал Ким, протягивая руку к телефону.
Против ожидания, Дрю-Доренко оказался дома. Видно, тоже сидел у компьютера, писал.
– Чем порадуешь, Мэнсон?
– Хочу в ресторан пригласить. Помнишь “Конан” на Фонтанке? Куда нас Нергалья Задница водил?
– Помню. – Сделав паузу, Дрю осведомился: – Никак аванс обещанный выдали? Дожал-таки Борисика? Поздравляю!
– Чихал я на аванс и на Бориса. Другой повод, серьезнее. С девушкой своей познакомлю.
Похоже, Дрю-Доренко онемел. Не выпуская из рук инициативы, Ким назначил время – около семи – и принялся дозваниваться Леонсону, Баду Кингсли и Альгамбре Тэсс. Пичи, конечно, исключался, да и телефона его Кононов не знал; опять же Пичи не тот человек, чтоб отоваривать его инклином. Надежные нужны, с устойчивой психикой! В этом смысле Альгамбра тоже внушала сомнения – уж слишком часто масть меняет…
– Вот, – сказал Ким, разделавшись с приглашениями, – первая поисковая группа прибудет в девятнадцать ноль-ноль. Кадры проверенные и непричастные к сантехнике. Можешь их осчастливить, Трикси. А заодно Славика Канаду, Артема, Леночку с Мариной и Селиверстова. Подходят?
“Полагаюсь на твои рекомендации, – ответил неразлучный дух. – Опрашивать как будем?”
– Ненавязчиво. Местных служащих – хоть ежедневно, а нашу банду я еще раз соберу, через неделю. Скажу, аванс выдали. А потом… потом что-нибудь придумаем. Кстати.. – Ким почесал в затылке, побарабанил пальцами по столу. – Твой инклин ведь лечит? В смысле, справляется со всякими хворобами носителя?
“Лечит. Это компенсация за сотрудничество, осознанное или нет”.
– Тогда подсадим продавцу из “Киммерии”? Уж больно симпатичный старичок! А старость в нашем мире вещь печальная и сопряженная с болезнями…
“Я знаю, Ким. Мы не болеем и не старимся, но я встречался с такими феноменами на других планетах”.
– Вы что же, вообще не умираете?
“Почему? Ничто не вечно во Вселенной! Умираем, – сообщил Трикси и добавил: – Когда захотим”.
Брови Кима полезли вверх. Он повернулся к экрану, посидел пару минут в изумлении и задумчивости, переваривая услышанное, затем прочитал последнюю фразу в набранном тексте: “Поймав его вторую руку, Конан…” – хмыкнул и вернулся к работе.
* * *Поймав его вторую руку, Конан уселся на крестец поверженного соперника и придавил коленом хребет.
– Ну, все еще хочешь услышать, как бренчат монеты в моем кошеле? – поинтересовался он. – Или хруст твоих костей будет звучать приятнее?
– Пуу-стии… – прохрипел ванир, не прекращая, однако, попыток к сопротивлению. – Пуу-стии… хорр-рек!
Конан обозрел необъятную спину, поросшую рыжим волосом.
– Я могу сломать тебе шею, хребет или руку… Могу и отпустить! Выбирай, отрыжка Имира.
Он немного ослабил захват, и Хорстейн пробормотал:
– Отпусти! Но чего ты за это захочешь?
– Ничего! Почему ты решил, что я намерен взять с тебя выкуп?
– Не бывало еще, чтоб разбойник-киммериец отпустил честного ванира без выкупа!
Конан расхохотался и встал, разжав стальные тиски на руках рыжеволосого. Этот Хорстейн не внушал ему неприязни – пожалуй, даже нравился.
– Я тебя отпускаю, рыжая шкура. Все, что ты мне должен, – пара-другая историй.
– Каких еще историй? – подозрительно спросил ванир. Он сел и, морщась, начал растирать запястья.
– Ну, к примеру, о том, чья это земля на самом деле. – Конан сплюнул в сторону скал. – Оборванцу вроде тебя положено шесть локтей, причем не на земле, а под землей. И если эти богатые угодья, – он сплюнул в сторону тундры, – в самом деле имеют хозяина, то зовут его никак уж не Хорстейн, сын Халлы.
– Ты не прав, – возразил рыжий. – Берег этот ничейный, а значит, мой, клянусь сосульками в усах Имира! Вот дальше, за моими землями, – Хорстейн ухмыльнулся, помянув о “своих землях”, – лежит бухта Рагнаради, принадлежащая Эйриму Удачнику. Еще зовут его Высокий Шлем, потому что таскает он на башке горшок из железа, взятый не то в Гандерланде, не то в самой Аквилонии. Он, этот Эйрим…
– Господин! – донеслось сзади, и Конан, обернувшись, увидел, что Идрайн помахивает секирой. – Господин! Должен ли я подойти и снять голову с твоего врага?