Элеонора Раткевич - Слушай, флейтист!
На узеньких улицах – ни души. Живописной группой всадников полюбоваться некому. Солнце золотит бледное лицо Джой, заливает сияющим медом сухую смуглость Кена, Стэн в осыпи солнечных зайчиков кажется еще моложе. В его светлых волосах, темно-каштановой гриве Джой и иссиня-черной шевелюре Кена вздрагивают одинаковые рыжие искры. Все трое едут неспешно, подставляют лица свежему весеннему ветерку. Цоканье копыт гулко отдается в тиши.
– Вымерли у вас все, что ли? – вполголоса осведомился Кен.
– Люди заняты, – так же негромко ответила Джой. – Еще насмотришься.
Стэн выпростал из-под рубахи свистульку на шнуре и так оглушительно ею воспользовался, что Кен тряхнул головой, а лошадь Джой присела на задние ноги.
– Встречайте! – дурачась, заорал Стэн. – Вот и мы.
В ответ на свист и вопли из домика напротив показалась дородная женщина лет пятидесяти с лишним. Все, чего ей недоставало по части плеч и груди – хотя вот она, грудь, мирно покоится на животе, – все недостающее с лихвой возмещало удивительное изобилие от пояса и ниже. «Ну и груша!» – подумал Кен. Впрочем, он и не такое видывал. Да и вообще в своей жизни он видел все, и все, как он считал, было ему не впервой. Через пять секунд он понял, как же он ошибался. Взгляд женщины-груши скользнул мимо Стэна, и Джой и остановился на нем.
– Устал, сынок? – заботливо осведомилась женщина. – С них ведь станется загонять человека до полусмерти.
Кен не опешил, нет, он просто обалдел. Напрочь. Он привык, что к нему относятся с уважительным отвращением, наиболее дерзкие – презрительно-вежливо с ужасом пополам (на манер кукиша в кармане). Ниндзя есть ниндзя. Но чтобы его, мастера ниндзя, флейтиста, спрашивали: «Устал, сынок?» И кто – груша старая? С Джой и Стэном он уже свыкся, но… Боже всемогущий, да что же это за клан такой? Куда я попал?
– Да нет, – еле выдавил Кен. – Они вот больше устали.
– Господин Стэн и госпожа Джой сами о себе позаботятся, – отрезала женщина, – не маленькие.
Так, безнадежно подумал Кен. И сколько лет этим не маленьким?
– Слезай, малыш. – Женщина протянула Кену сильную загорелую руку.
Кен был до того потрясен, что даже оперся на эту руку, слезая с коня.
Стэн и Джой соскочили наземь рядом с ним.
– Что ты им тут наплела? – яростно прошипел «малыш» Кен на ухо Джой. – Кого привезти сулилась?
– Человека, который может нам помочь, – шепотом ответила Джой. – Делай умный вид, на нас смотрят.
Умный вид? Выражение лица у Кена было как у обиженного кретина.
– Они хоть знают, кто я и откуда?
– Конечно, – шепнула Джой. – Ступай в дом и отдохни. Потом наговоришься. И улыбнись хозяйке хотя бы. Она ведь от всей души…
Кен перекошенно оскалился, нагнул голову, чтоб не стукнуться о притолоку, и шагнул в узкую низенькую дверь.
Отдыхать Кену не хотелось, ему хотелось есть. Грушевидная хозяйка, едва взглянув на него, засуетилась и мигом выставила перед ним на стол отборную снедь. Кен с удовольствием вгрызся в персик, взглянул на хозяйку, да так и застыл с персиком в зубах. Сладкий сок тек по его челюстям.
Хозяйка, Стэн и Джой тоже сели за стол. Но перед ними стояли крохотные плошки с непристойно противным хлебовом. Кен отложил персик.
– Как это понять? – чужим голосом осведомился он.
– Мы думали, если тебя заставить есть одного, ты оскорбишься, – ответил Стэн, с аппетитом уплетая гнусное варево. – Но если тебе наше общество не подходит…
– Подходит! – рявкнул Кен. – Я вот об этом! – Движением вздернутого подбородка он указал на скудную пищу сотрапезников.
– Видишь ли, – Джой подняла серьезный взгляд на Кена, – договор наш в силе. Мы обещали тебе все и свое слово держим. Но самим так питаться… Мы даже детей не в состоянии кормить так.
– Не держите вы слово, – печально-ласково ответил Кен. – Мне ведь обещали все то, что я попрошу.
– И чего ты просишь? – улыбнулась Джой.
– Вот этого. – Подбородок Кена выпятился в сторону ее плошки.
– В другой раз, если тебе так охота. А сейчас съешь что дали. Никто к этому не прикоснется, совестно, а выбрасывать еду… словом, наворачивай. А лучше бы тебе есть что дают. На том, что мы едим, ты живо отощаешь. До полной потери сил. И кормить тебя придется с ложечки. А ты сюда не затем приехал.
Кен со злостью взглянул на Стэна, Джой и хозяйку. Они ели аккуратно, изящно, ни единой дрожью мускула не выдавая, какое впечатление на них производит изысканное разнообразие еды перед ним. Он подобрал упавший персик, отряхнул его и мрачно откусил. Кусок не лез ему в горло. Но он упрямо жевал, ибо в ушах еще звучал спокойный голос Джой: «совестно… выбрасывать еду…»
Кен отставил плошку, с трудом подавив желание вылизать ее, а то и откусить краешек. Рими, добрая душа, украдкой накладывала ему добавку, он видел это, стыдился, клялся, что в последний раз, и съедал все дочиста. Несмотря на двойную, а иногда и тройную порцию, он оставался голодным даже после еды. Ко времени следующей трапезы он представлял собой один сплошной желудок, самозабвенно вопящий: «Дай!»
Шутки шутками, но так впору и ноги протянуть. Сначала Кен думал, что Стэн и Джой его разыгрывают, но, едва завидев ввечеру жителей поселения, понял – нет. Пооглядевшись, он представил, во что превратится мускулистая худоба Стэна лет через двадцать. А красота Джой утечет, как вода в песок, намного раньше. Клан переживал неслыханный голод, и, судя по виду встречных, застарелый, давний.
Да разве только голод? Вокруг царила ужасающая бедность. Только в отличие от голода, она не бросалась в глаза. Кен привык к заплеванным площадям и роскошным, но немытым занавескам. На здешней площади можно было есть, а стены были чище, чем лица женщин из лучшей семьи в другом клане. Здесь все прямо-таки помешались на чистоте: вечером люди возвращаются с тяжелой работы, но раньше дают изрядный крюк, чтобы искупаться в ручье.
Странная смесь голода, нужды, ослепительной чистоты и ослепительных улыбок. За первую неделю блужданий Кена по поселению его восемь раз называли «сынок», шесть раз – «малыш», и дважды – «красавчик». Одиннадцать раз его попросили помочь, раз пять – «подержать вот эту штуку», четырежды – «заточить вот это ржавое безобразие» и только один раз – не путаться под ногами, причем попросили доброжелательно. Ни в лицах, ни в голосе Кен не уловил и намека на фальшь – такие люди просто не умеют играть, а если берутся, то чудовищно переигрывают. Так с ним не обращались никогда и нигде. А ведь его принадлежность к париям, ниндзя, не вызывала сомнений. Да что они тут все – с ума посходили? Но ведь не скопом же?
Занятый своими мыслями, Кен не заметил, как его занесло на площадь. Только пронзительный вопль заставил его очнуться.
Вопил парнишка лет пятнадцати. Его держали за руки. Перед ним стояли восемь человек. Весь совет клана в полном составе.
Парнишка, едва завидев Кена, попытался рухнуть на колени.
– Не надо, пожалуйста, – он то истошно орал, то неразборчиво булькал, – не буду больше, никогда… помилуйте…
Так. Щенок в чем-то провинился, и сейчас его должны надраить с песочком, чтобы впредь неповадно было. Понятно, отчего он так перепугался, увидев Кена. Ни один клановый не унизится до физической расправы. Для этого нанимают профессионала. Такого, как Кен. Судя по масштабам ужаса, проступок был серьезным и порка неминуема.
Кену не раз приходилось доводить до ума зарвавшихся клановых крыс. Но, взглянув на парнишку, Кен ощутил дурноту. Торчащие ключицы, впалые щеки, заострившийся нос, скулы вот-вот прорвут тонкую кожу, шея как хворостинка, ребра и вовсе можно смело использовать вместо стиральной доски. Неужели ему придется поднять руку на этот почти бескровный призрак? Кен в два шага поравнялся с советом клана.
– И вот этого вы мне проучить прикажете? – спросил он почти зло.
– Ну что ты, – в ласковом голосе Джой полыхал ледяной огонь, – что ты, милый. Ты в отпуске. Да и потом, наказать – значит простить. А я этого мерзавца прощать не собираюсь. – И, помолчав, кратко добавила: – Отпустить.
– Правильно, – одобрил Стэн, сосредоточенно грызя травинку.
– Пожалуй, – согласился высокий старик. Остальные кивнули.
Руки, держащие мальчишку, разжались, он упал, вскочил, затравленно огляделся. Толпа перед ним расступилась. Он метнулся в сторону, но и там его ждала пустота. Он всхлипнул, ссутулился и медленно побрел прочь.
– А не круто ты его? – спросил Кен.
– Ни в коем случае, – отозвалась Джой, – Пусть. Вперед наука.
– Кто-то говорил о флейтистах, – заметил Кен. – Этот кто-то любого флейтиста за пояс заткнет.
Джой как-то странно скривила губы:
– Конечно, милый. Будь я иной, разве я бы смогла привезти тебя сюда? И в кого ты такой жалостливый?
– В себя, – отрезал Кен. – А вот, дозволь спросить, кто тебя, такую решительную, в Совет-то выбирал?
– Никто, – ухмыльнулась Джой. – Дураков нет.
– Так ты из Хранителей? – понял Кен. – Давно бы мне догадаться.
