Владимир Васильев - Клинки

Воздух здесь был более сперт, чем наверху, даже факелы горели не так ярко, шипели погромче, да часто фыркали на падающие с потолка капли.

Боромир ушел во главу цепочки, к Тарусу; последним шагал теперь Вишена. С факелом идти оказалось веселее: при свете и ступать удобнее, и стены рассмотреть можно. Совсем не то, что в потемках, наугад-наощупь, широко раскрывая глаза. Правда, неуютно давил смыкающийся за спиной мрак… Ранее позади топал-хлюпал Боромир-Непоседа, витязь крепкий и надежный, теперь же приходилось поминутно оглядываться. Пожарский обратился во внимание: губы сжаты, глаза прищурены, ухо востро… Вроде бы все спокойно, позади тяжкой пеленой клубится и оседает непроглядная темень, едва потревоженная светом тройки факелов. Подземелье, страна вечной ночи…

Ход никуда не сворачивал и не разветвлялся. Слабый уклон ясно давал понять, что путники спускаются все глубже и глубже. Тарус вел уверенно и невозмутимо, словно из гридны в сени.

Смутное чувство опасности и беспокойства охватило Вишену спустя часа три с лишком. Наползало оно, вроде бы, сзади. Путники почему-то ускорили шаг, не сговариваясь, хотя все давно уже притомились не на шутку. Почувствовали, что ли, эту чертовщину за спиной? Вишена не был уверен. Может, и так.

Оглядывался он теперь вдвое чаще. Что там, позади, гром и молния? Чу! Воды ли плеск? Послышалось ли?

Скосил глаза на изумруды – темны, как мрак подземелий. Однако успокоение не пришло. Вишена давно понял: волшебные каменья реагируют лишь на СВОЮ нечисть, на создания ЕГО, Вишены, мира.

Эх, ноги-ноги, выручайте! Хотя, куда бежать-то? Коридор, он и есть коридор. Эта тварь, что позади, все одно нагонит, ежли бегает как следует, быстро. Хорошо еще, что ход узок да невысок, знать, тварь не особо велика…

«Стоп! – подумал Вишена, оборвав скачущие в ритм шагам мысли. – Стоп! Откуда я знаю о твари?»

В этот же миг то, что сидело у него внутри, царапалось, шипело и нашептывало, вдруг сжалось в упругий комок, скукожилось и отступило. Отступило, но не ушло. Притаилось, ждет.

Холодный пот прошиб Вишену. Сильна тварь! Не заметил как грызть начала, как внутрь пробралась, в мысли, в разум. Эх-ма, Тарус далеко, уж он бы дал твари, надолго запомнила бы!

Впопыхах никто не заметил, как кладка сменилась диким камнем; не обратили внимания и на изменившееся эхо. Путники, скорчившись в три погибели, бежали теперь ходом, прорубленным прямо в гранитной скале и спустя несколько минут ворвались в пещеру. Велика ли она была – попробуй скажи. Света трех факелов хватало лишь на то, чтобы отогнать мрак от части стены и отверзнутого зева хода, откуда только что вырвались люди, гонимые непонятным страхом.

– Стойте! – окликнул Тарус кинувшихся было врассыпную путников.

Огляделись – стало немного легче. Теперь их снова много, почти два десятка. В узком коридоре, когда видишь лишь того, кто впереди, да ощущаешь присутствие того, кто сзади, казалось, что больше никого и нет. Теперь все в порядке – вот все, стоят, глаза злые, руки цепкие, отсветы тусклые на клинках. Вон нас сколько!

Из хода кто-то упрямо лез, гнал перед собой волну липкого противного ужаса, однако волна разбилась о сталь клинков и холодную людскую решимость.

Путники застыли полукругом шагах в пятнадцати от хода.

Когда тварь показалась изумруды на мечах Боромира и Вишены вспыхнули так ярко, что осветили всю пещеру. Она оказалась огромной – сотни шагов в поперечнике. Свод терялся далеко вверху.

Было совсем тихо, но каждый ощутил неприятный толчок в уши, от которого размякали мышцы и оживали всякие полузабытые детские страхи. Тварь разевала клыкастые пасти и беззвучно хлопала огромными кожистыми крыльями.

«Летучая мышь? – вяло подумал Вишена. – Но почему у нее три головы? Почему лапы боле походят на медвежьи, и зубы остальному под стать?»

Меч едва не вывалился из ослабевшей руки Пожарского.

Со стоном упала Купава – сначала на колени, потом набок. Бессильно опускались руки. Схватился за голову Боград, впервые в жизни выронив меч и кинжал.

Отряд словно засыпал стоя, охваченный страхом и оцепенением.

– Яр! – прошептал едва слышно чародей и вцепился отроку в плечо – намертво, как ястреб в утку. – Только не вырони меч, слышишь, Яр! Слышишь?»

Тарус, не отнимая руки, крепко зажмурился и сжал зубы, отгоняя противную слабость. Черты лица его заострились, дыхание стало ровным и спокойным.

Тварь вздрогнула.

Саят Могучий страшно закричал и ничком рухнул на пушистый ковер, устилающий дно кибитки. Длинная его трубка откатилась вбок, несколько тлеющих комочков выпрыгнули на свободу.

Когда в кибитку сунулся слуга-Нурали огоньки уже успели проесть в ковре небольшие дыры; было серо от дыма.

– Могучий! – позвал Нурали и, кашляя, упал рядом с шаманом. Перевернул на спину, заглянул в лицо – глаза пусты и безжизненны, как бесплодные южные пустыни. Однако, дышит.

Подхватив его подмышки, Нурали, часто мигая отчаянно слезящимися глазами и едва живой от удушья, поволок хозяина прочь из кибитки.

Чистый степной воздух показался сладким, словно персик. Стойбище встревожено гудело, печенеги растаскивали деревянные повозки подальше от пылающего жилища Саята могучего.

Пламя сожрало кибитку шамана в несколько минут.

Корреспондент Тарус/Т по каналу непрерывного сканирования вклинился в ментальную цепь корреспондента Саят/С. Использована дробная биочастота. Всю энергию активно подпитанного по амплитуде сигнала корреспондента Саят/С Тарус/Т дважды прогнал по цепям усиления, доведя до мощности 16, 5 бВт, и разрядил через себя за 0, 002 мксек.

Естественное эхо повысил до нормальной (целой) биочастоты и смикшировал на канал непрерывного сканирования, подканалы приема и управления корреспондента Саят/С точно в фазу. (погрешность 0, 006%) Результат: мощный управляющий сигнал корреспондента Саят/С дважды усилен и использован в качестве ментального удара. Мощность в 1500 раз превышает смертельную для человека и в 7000 раз для крупных млекопитающих. Ввиду использования дробных биочастот захвата корреспондент Тарус/Т не пострадал. Эхо-сигнал сжег приемные и управляющие цепи корреспондента Саят/С. Уцелевшие ментальные цепи Саят/С заблокировал и впал в кому (предположительно на 3-4 местных суток, 50-65 ач).

Примечание: Излученный передатчиком сигнал превысил паспортную номинальную мощность на 4, 1 бВт. Передатчик и антенные контура не пострадали.

Конец отчета.

Далеко на северо-западе, на каменистом берегу Лербю-фиорда, в селении датов, тяжело заворочался во сне и хрипло задышал старый колдун Расмус.

Тарус-чародей открыл глаза. Вишена, Боромир, Дементий и Роксалан кромсали мечами крылья и лапы твари; та злобно отбивалась, но двигалась вяло и неуверенно, не то что раньше. Рядом вертелся Славута, улучая момент для доброго удара. Остальные воины стояли поодаль – им не хватало места, чтобы биться, но каждый готов был вмиг прийти на помощь. Соломея склонилась над все еще лежащей Купавой.

Тарус обнаружил, что до сих пор сжимает плечо Яра; хлопец преданно таращился на него.

– Убей ее! – тихо сказал чародей, указывая на тварь, и юноша молча сжал короткий меч. Войны расступились, пропуская его.

Тварь еще далеко не сдалась, когти и зубы рвали воздух, а если удавалось, то и живую плоть людскую. Три головы, пара лап и шершавые, раздирающие кожу крылья поспевали всюду. Но вот одно крыло перерублено пополам, повисло и другое, сломанное тяжелой булавой великана-Омута.

Скоро все было кончено: тройной меч-кинжал Яра по самые рубины воткнулся в шерстистую грудь твари, прямо в сердце, если эта тварь имела сердце.

Холодное дыхание опалило людей. Погасло сияние чудо-изумрудов. Вздрогнула земля.

Путники отшатнулись, отступили назад, изумленно распахнув глаза. Ненадолго воцарившаяся тьма отступила. Откуда-то снизу надвигался рассеянный кроваво-красный свет, мутноватый и неверный. Низкие бормочущие звуки всколыхнули застоявшийся воздух пещеры. Рубиновый меч на глазах распался на три сверкающих кинжала; кинжалы эти вспороли тело поверженной твари и та осыпалась темными хлопьями, исчезла. Светлыми краткими молниями кинжалы канули вглубь, под землю, прямо сквозь камень, а посреди пещеры, невысоко над полом остался висеть крупный рубин цвета заката. Гул и вой усиливались.

Вдруг закричал Яр – приросший к пальцу перстень теперь легко соскользнул, хлопец не смог сдержать крик, подняв перстень над головой.

– Брось его! Брось туда, – прохрипел еще не вполне пришедший в себя чародей.

Пещерный полумрак перечеркнула красная светящаяся дуга и рубин перстня завис рядом со своим братом. Они стали медленно опускаться, две красные горячие точки. Но на пол они так и не упали.

С низким гулом, зловещим, как затмение солнца, встала перед путниками громадная бесформенная тень. Не стало боле колдовских рубинов – горела в неплотной темноте пещеры пара кроваво-красных глаз. Что за создание, бесконечно древнее и бесконечно чужое, настолько чужое, что, исходящий от него невольный ужас даже не способен как следует напугать человека?