Роджер Желязны - Если с Фаустом вам не повезло…
– Ну, хорошо, если так… Напомните еще раз, кого вы предлагаете мне убить.
– Энрико Дандоло, дожа Венеции. Само собой разумеется, вы убьете его только в том случае, если этот способ действий покажется вам наилучшим.
– А другой… Алекс… или как там его…
– Алексей, претендент на Константинопольский трон.
– И, наконец, третий вариант?
– Спасти чудотворную икону Св. Василия, покровителя Константинополя. Вы что-то слишком рассеянны сегодня, доктор Фауст. Как это непохоже на вас – ведь о вашей сверхчеловеческой памяти слагали целые легенды! Мой совет – поскорее собраться с мыслями. Вам предстоит решить весьма непростую задачу.
– Моя память заметно улучшится, когда пройдет похмелье… Если я не ошибаюсь, вы сказали, что мы находимся возле лагеря франков.
– Вы абсолютно правы.
– Тогда скажите мне, что делают франки возле Константинополя?
Тонкая черная бровь Мефистофеля резко поднялась вверх, и маска холодной вежливости на его лице сменилась выражением крайнего изумления:
– Я полагаю, что столь образованному человеку, каким вы, бесспорно, являетесь, самому лучше знать, что здесь происходит. Ведь мы переместились всего на несколько столетий назад. Меня удивляет подобное невежество – впрочем, быть может, вы просто не слишком удачно пошутили… Как вам известно, это Четвертый крестовый поход. Вы должны самостоятельно оценить ситуацию и избрать тот способ действий, который считаете наиболее правильным.
– Хорошо. Я постараюсь, – произнес Мак упавшим голосом.
– Постарайтесь, – сухо ответил Мефистофель. – Считаю своим долгом напомнить, что с вами подписан контракт на выполнение определенных действий в строго ограниченный срок. Если вы не выполните взятых на себя обязательств, то тем самым погубите серьезный эксперимент, и вместо щедрой награды – серебряных кубков, горностаевых мантий и прочей чепухи – заработаете нечто гораздо более серьезное, но, боюсь, не столь приятное.
– А что это будет? – спросил Мак.
– Вас ввергнут во мрачную бездну, где нет ни верха, ни дна, ни ночи, ни дня, ни времени, ни пространства, и будут мучить вечной пыткой – непереносимой болью и ужасными кошмарами; вы будете умирать медленной, ужасной смертью – и тут же воскресать, чтобы подвергнуться новым истязаниям, пока мы не придумаем для вас чего-нибудь похуже. Итак, на выполнение первого задания вам отпущено двадцать четыре часа. Время пошло. Адью.
С этими словами Мефистофель взвился в воздух и вскоре растворился в синеве бескрайнего неба.
Глава 2
Некоторое время Мак раздумывал над словами Мефистофеля. Ситуация казалась ему слишком неопределенной. Он решил выбираться из поросшей лесом бухты – времени было в обрез, а строить планы можно и по дороге. Вскоре он вышел на бескрайнюю равнину, раскинувшуюся пестрым желто-зеленым ковром до самого горизонта. Впереди, примерно в полумиле, возвышались стены Константинополя. Скитаясь по Европе, Мак успел побывать за многими крепкими городскими стенами; но такой мощной, неприступной крепости он нигде не видал. По самому верху стены, меж зубцов, прохаживались часовые в блестящих латах и шлемах, гребни которых украшали конские хвосты. На равнине, окружив город плотным кольцом, раскинулись пестрые палатки – это был лагерь франков. Горели бивачные костры; сотни вооруженных людей собрались вокруг них. Чуть поодаль стояли крытые повозки, возле которых толпились женщины и дети. Подойдя поближе, Мак увидел, что меж повозок установлены походные кузницы и огонь пылает в маленьких горнах. Кузнецы стучали своими молотами, выковывая наконечники для стрел и копий. С нескольких телег снимали высокие корзины с провизией. Над шатрами, разбитыми в стороне от основного лагеря, развевались разноцветные знамена – очевидно, там размещались командиры этого огромного войска. Мак подумал, что этот огромный лагерь – настоящий город на колесах, готовый сняться с места по первому сигналу горна. Жители этого города осилили многомильные переходы, которые они ежедневно совершали, покинув земли франков.
Пора было приниматься за дело. Мак решительно направился к лагерю. По дороге его обогнал небольшой кавалерийский отряд – всадник, скакавший впереди, поднял руку в железной рыцарской перчатке в знак приветствия, и Мак помахал ему в ответ. Очевидно, его приняли за одного из франков – ведь в его одежде преобладали скромные серо-коричневые и черные тона, обычные для европейца тех времен, в то время как жители Востока носили роскошные цветные шелка. Вскоре Мак увидел первый сторожевой пост – несколько солдат сидело прямо на земле; рядом лежали их щиты и копья, блестевшие на ярком солнце. Заметив пешего человека на дороге, они поднялись с земли.
– Какие новости ты принес от консула? – спросил у Мака один из них.
– Какими бы ни были эти новости, они предназначены не для ваших ушей, – ответил Мак, решивший с самого начала быть начеку, чтобы не разоблачить себя.
– Но ведь Бонифаций Монферратский{21} еще не вернулся с переговоров, правда? Это само по себе добрый знак.
– Я могу сказать вам только одно: за последние несколько часов не произошло никаких важных перемен.
– В таком случае у этих разбойников еще есть надежда спасти свою честь, – пробормотал второй воин, стоявший на часах.
Мак пошел дальше. Побродив по лагерю, он вышел к крытой повозке, с одной стороны которой был устроен навес. Под навесом были расставлены столы и стулья; свиные головы были свалены в громадную кучу по другую сторону повозки. За столами сидели мужчины – они ели и пили вино. Мак задумался: эта картина ему что-то напоминала. Ну конечно, трактир! Трактир, поставленный на колеса.
Облегченно вздохнув, он нырнул под навес и опустился на свободный стул. Наконец-то он нашел такое место, где сможет чувствовать себя как рыба в воде!
Подошел хозяин трактира; окинув нового посетителя оценивающим взглядом, он, как и все остальные, был введен в заблуждение тщательно продуманным костюмом Мака – эту одежду, так же как и весь свой нынешний облик, лже-Фауст получил на Кухне Ведьм. Низко поклонившись, трактирщик спросил у Мака:
– Чем могу служить, господин?
– Подайте лучшего вина, – важно приказал Мак, сразу угадав, что его костюм должен сослужить ему хорошую службу: ведь всегда и везде человека встречают по одежке.
Трактирщик принес вина в деревянном ковше и, осторожно поставив его на стол, поклонился еще раз:
– Ваше лицо мне незнакомо, сударь. Осмелюсь предположить, что вы недавно присоединились к нашему славному войску.
– Осмельтесь и предположите, хозяин. Кажется, я чувствую запах жареной оленины?
– У господина очень тонкое обоняние. Я сейчас принесу вам кусочек оленины. Прошу вас, сударь, расскажите нам, какие новости вы принесли от своего прославленного сеньора?
– Какого сеньора? – спросил Мак, подозревая, что в недомолвке трактирщика скрыт какой-то тайный смысл.
– Я просто предположил, сударь, что такой знатный господин, как вы, должен служить еще более знатной особе. Ибо таков закон – все вещи служат одна другой: смерд – своему господину, бык – крестьянину, лорд – Господу Богу; даже в Небесных Сферах царит все тот же порядок.
– А ваш живой ум, очевидно, служит вашему длинному языку, – сказал Мак; крепкое вино взбодрило его.
– Могу я узнать ваше имя, господин мой?
– Я Иоганн Фауст.
– Вероятно, вы прибыли издалека, чтобы принять участие в этой кампании?
– Да, я совершил далекое путешествие.
– Поведайте нам, сударь, кому вы служите?
Все посетители трактира повернули головы и стали глядеть на Мака в ожидании ответа. Но он только едва заметно усмехнулся и покачал головой:
– Я предпочел бы не разговаривать о подобных вещах в такое время и в таком месте.
– Ну, тогда хотя бы намекните.
Вокруг столика, за которым сидел Мак, собралось несколько любопытных, прислушивающихся к разговору между молодым, богато одетым незнакомцем и хозяином таверны.
Один, судя по платью, знатный господин, сказал:
– Готов поспорить, что вы – доверенное лицо Венецианского Совета, и вы явились сюда с каким-то важным поручением к Энрико Дандоло, дожу Венеции. Очевидно, Венецианский Совет хочет вмешаться в ход событий.
Мак вздрогнул.
– Нет, – воскликнул другой, – не может он быть посланником венецианцев! Неужели вы не заметили этого особенного выражения на его лице, какое бывает только у служителей церкви? Разве вы не видите, как его пальцы теребят рукава, словно он носил рясу несколько лет и никак не может избавиться от приобретенной скверной привычки? Бьюсь об заклад, что он переодетый священник, присланный к нам самим папой римским, Иннокентием Третьим,{22} чья святая воля направила войско Христово в этот Крестовый поход. У Рима здесь свои интересы, и папе, конечно, не по вкусу приходятся дьявольские козни Энрико Дандоло.
