Кэрол Берг - Возрождение
Я не закрывал здоровый глаз. Мне была невыносима мысль остаться одному в темноте со своими мыслями и Денасом, чей голос затих, хотя я ощущал, как усиливается его гнев. Лучше сосредоточиться на чем-нибудь нейтральном: на гладких белых колоннах, на углублениях, которые оставлял в почве град, на прибитых к земле листьях. Заполни себя ощущениями обыденного: цветом, формой, структурой и запахом, – тогда не останется места ни для чего другого. Галадон научил меня этому приему, после чего лекарь мог зашивать мои раны, не применяя одурманивающих снадобий. Смотрителю нежелательно было часто прибегать к таким лекарствам, они оставляли туман в голове. Теперь, когда я вполне мог бы обойтись без ясности ума, эззарийцы влили в меня что-то, от чего я оказался парализованным, чувствовал боль всех ран и оставался в сознании. Умирать под ледяным дождем неприятно. Не следует думать об этом.
Молния разрезала небосвод так близко, что я почувствовал ее запах, в ту же секунду загрохотал гром. Мне показалось, что гроза сосредоточилась прямо над моей головой. Наверное, это она так тяжело давила мне на спину. Дождевые капли катились по лицу. Мне удалось слизнуть несколько. Иногда кто-то клал мне на шею толстый теплый палец, потом уходил, приговаривая: «Упрямый демон».
Упрямый… Если бы в моих силах было ускорить процесс, я сделал бы это. Я обрадовался, когда меня начал трясти озноб, это означало, что я потерял уже очень много крови. Когда мой взгляд начал затуманиваться и дыхание затруднилось, я попытался подвести итоги своей жизни. Я сделал все, что мог. И что же получилось из всей этой боли, горя и крови? Самое худшее было умирать, осознавая, что все усилия пропали впустую.
Скоро я уже не мог сосредоточиться, воспоминания сами приходили ко мне в полном беспорядке: детство, учение, битвы с демонами, рабство… Как много лиц явилось, чтобы обвинить меня в предательстве, недомыслии, слабости. Александр и Блез, мой сын и Кьор, Дрик, все мертвые демоны, все демоны и люди, которые должны были умереть в следующие часы и годы… И всех их заслонял образ Исанны. Со дня нашей первой встречи не было мига, когда я не любил бы ее. В тот день, когда я свободным вернулся домой, я верил, что нет человека счастливей меня. А она… она сказала, что готова была оставить ради меня трон. Есть ли на свете еще один глупец, который собственными руками сумел бы разрушить такое счастье?
Все это было очень печально… Холодные капли падали, кровь вытекала, и мои видения становились все подробнее и мрачнее…
Скачка по пустыне… красно-золотой песок блестит под солнцем, Александр смеется. Он счастлив в пустыне. Что может быть прекрасней, чем вид счастливого человека? Золотой обруч вокруг его головы сверкает в солнечных лучах, через мрачный мир он несет солнце на себе. Но что это? На дюнах лежит тень. Непонятно, что отбрасывает ее, но даже свет Александра не может ее отогнать. Он продолжает скакать вперед, старается удержаться в седле, но из тени высовываются костлявые руки, они тащат его вниз, разрывают на кровавые куски…
Я могу лишь смотреть на происходящее с середины раскаленного пустого двора, привязанный к окровавленному столбу. Они не позволяют мне закрыть глаза, и я вижу, как гибнут мои надежды, топор палача начинает падение…
Нет! Нет! Этот пленник не умрет сегодня. Это говорю вам я.
Нет, умрет. И уже скоро. Боги, если вы слышите меня, пусть это будет как можно скорее.
Лететь под облаками вместе с другом… какой восторг! Коричнево-белая птица показала мне красоту мира, густой лес и высокогорные луга. Как все прекрасно, но солнце жжет мне голую спину, шрамы от кнута воспалились на солнце. Мы опускаемся в прохладу ущелья, летим вдоль потока между белых камней. Река поворачивает, ее спокойные воды образуют водовороты там, где она сливается с небольшим темно-зеленым потоком. Вместе они образуют маленькое озеро такого глубокого изумрудного цвета, о котором может только мечтать художник. Мы погружаемся в воду, глубокую, очищающую, исцеляющую… но теперь пора вдохнуть. Где верх? Не сюда, здесь темно, совсем темно и холодно… вода тяжело давит на меня, я не могу дышать…
Я очнулся на миг, словно от падения. Скоро. Скоро.
Снова полет… скользим между золотистых холмов Эззарии. Как здесь чудесно… вспархивают пестрые птички… журчат крошечные ручейки, бегущие через луга. Величественные деревья… перевитые желтые стволы… Гамаранды? Значит, это не Эззария… не мой дом…
– Убирайся, Денас, или умолкни, если ты не можешь оставить меня. Дай мне хотя бы умереть одному. Дай мне самому выбрать себе видения. – Он не уйдет. Молчаливый обитатель моей души потащил меня через лес из желтых деревьев туда, где эти деревья были сожжены и на земле лежал слой пепла… Нет, нет, я был здесь. Это ужасное место. Я живу в этом месте, но больше не могу его выносить. Здесь нет пищи.
Скоро. Скоро. Гроза уже далеко. Как и в подземельях гастеев, я не ощущаю под собой опоры, проваливаюсь…
Я взмыл вверх, в поисках синего неба и золотого солнца. Но с каждым витком я все больше погружался во тьму, ужасное темное пятно маячило передо мной, Тиррад-Нор. Серый камень, высеченные прямоте скале изящные шпили и арки, но они пугают, от них веет смертью. Испорченность. Улетай. Не приближайся. Смертные не должны, здесь находиться. Но я лечу туда, мне надо увидеть. Приближаюсь к стенам, увитым виноградными лозами, толщиной в мою руку, почему-то с громадными шипами. В толстой стене пролом… поток тьмы вырывается наружу… теплая кровь, такая темная, что кажется черной, хлещет из бреши и рекой устремляется в гамарандовый лес. Сожженный, искалеченный лес.
Кто-то бежит по дороге подо мной… фиолетово-красное сияние, смешивающееся с серо-зеленым.
– Опоздал. Как всегда, опоздал. – Смех… бодрый заразительный смех. – Как раз мой размер, как ты думаешь? До следующего пролома, но с ним будет справляться кто-то другой. Извини, у нас не нашлось времени вместе посмотреть мир. – Смеющийся всполох света кинулся на пролом и закрыл его собой…
Нет! Последняя слабая вспышка гнева вырвала меня из видения. Виксагалланши! Правда ли то, что я видел? Сделал ли он то, что собирался, принеся себя в жертву? Обидно, что я не узнаю об этом. Брось. Все либо безумны, либо мертвы… либо станут такими очень скоро. Я жаждал забвения, оно было рядом… но еще не со мной…
Крепость… кровавый пролом в стене… мерцающий фиолетово-красный свет, кинувшийся в дыру и закрывший ее собой… защитивший всех нас от реки смерти и огня… Но это не конец истории. Из крепости донесся яростный рев, безумный, жаждущий мести. Поднявшись выше, я всматриваюсь в землю, как орел, ищущий добычу. Солнце померкло и скрылось за холмами под вопли пленника. Я подлетел ближе, пользуясь покровом ночи. Когда-то мне снился заледенелый замок, это был тяжелый урок, который я должен был усвоить… теперь все повторяется. Мне надо понять… увидеть лицо моего Безымянного врага, того, кто хочет уничтожить мир…
Он стоял на стене своей тюрьмы, темное пятно на фоне серой скалы и черного неба. Опустилась ночь, взошедшая луна спряталась, робкие звездочки тоже исчезли в облаках. Ближе. Еще круг и изменить восприятие. Пожирающая тьма, такая знакомая. Я знаю это зло. Я хотел улететь, но, как вызов Смотрителя привлекает демонов, так и правда, заключенная в крепости, манила меня. Он повернулся, когда я приблизился, полы его плаща захлопали на ветру… черного плаща с серебряной отделкой. Синий огонь, холоднее ледяных ветров Кир-Вагонота, заливал его лицо. Его лицо с клеймом раба на лице… И когда он широко раскинул руки, я увидел у него за спиной крылья…
Нет! Я не буду! Это не я!
Ледяная тьма заползла внутрь меня и теперь прогрызала путь наружу…
– Пропустите меня. Мне приказано посмотреть, умер ли он. – Звонкий голос вырвал меня из темноты.
– Никто не должен касаться его, госпожа. Только я. Боги скоро заберут его. Из него вытекла огромная лужа крови.
– Ты знаешь, кто я, страж? У меня приказ королевы. Мы должны убедиться. – Ну конечно. Ищейка пришла узнать, закончилась ли погоня. Фиона.
– Прошу прощения, кафидда. Поспеши и будь осторожна. Демон скоро освободится.
Чье-то дыхание, совсем близко. Тонкий прохладный палец у меня на шее, прикосновение к спине. Крик хищной птицы. Хлопающие крылья.
Стервятники уже здесь. Костлявое обескровленное тело, и для птицы, и для женщины. Ничего хорошего.
Я больше не дрожал, вода залила мой зрячий глаз, и мир померк.
– Проклятие! Она что, собиралась выпотрошить тебя? Можно было подумать, что говорящий и сам собирался это сделать. Он, точнее, она прижала что-то невероятно острое к тому месту, где у меня болело сильнее всего. Я удивился, услышав стон, еще больше удивился, когда понял, что это мой стон. Меня изумило то, что я способен слышать. Я думал, что уже умер. Я хотел умереть. Разливавшаяся по моему телу боль была ничем по сравнению с ее следующим прикосновением. И со следующим. И со следующим. Только все новые оттенки боли не давали мне потерять сознание.
