Владимир Васильев - Клинки
Полумрак непролазной чащобы густел, уступая место все более глубокой тьме. Надвигалась ночь. Путники расположились у трех костров, неохотно переговариваясь приглушенными голосами. Нарушать бездонную тишину здешних лесов почему-то совсем не хотелось. Припасов у них почти не осталось, а дичи в этой глуши днем с огнем не сыщешь…
Великаны-деревья окружали людей, что сидели у колышущегося пламени костра. Казалось, глядят они с неодобрением, хотят отойти подальше, да не могут и потому лишь топчутся на месте, нехотя подбирая узловатые корни, негромко поскрипывают, словно жалуются.
Вишена сидел у огня и жарко горящие изумруды на мече увидал не сразу. Боромир в это время переговаривался с Тарусом и на свой меч не глядел.
«Начинается!» – понял Вишена и вскочил.
Ему показалось, что на плечо обрушилась скала. Тяжело завалившись на бок Вишена глянул вверх – над ним нависала, слегка покачиваясь, толстенная ветвь дуба.
Сбоку кто-то удивленно вскрикнул; усиливался скрип. Люди вскочили с мест, сомкнулись плечом к плечу и застыли кольцом, ощетинившись мечами.
Деревья ожили. Издавая глухие неприятные звуки громадные дубы окружили боромиров отряд и наступали на него, протянув темные морщинистые руки-сучья. В величавом неторопливом движении угадывалась скрытая неодолимая мощь.
– Уворачивайтесь от них! – крикнул Тарус звонко. – Раздавят!
На темных высоких стволах тускло замерцали неправильные пятна с ладонь величиной – точь-в-точь глаза! Среди качающихся ветвей, неслышно хлопая мягкими крыльями, замелькали большие совы. Их крик зазвучал громко и зловеще. Защелкали крючковатые клювы, растопырились когти-кинжалы, готовые впиться в живую трепещущую плоть.
Отряд рассыпался. Воины уклонялись от ветвей, те двигались не слишком быстро, но вот закричал от боли Тикша – кривые совиные когти вонзились ему в плечо. Птицу-бестию тут же разрубила надвое Соломея. Куртка Тикши быстро пропитывалась кровью, рука бессильно повисла.
Могучая ветвь опрокинула наземь Бояна-чикма. Дементий и Акила напрасно рубили ее мечами, клинки глубоко втыкались в плотную древесину, но вреда, похоже, не причиняли.
Славута нырнул, спасаясь от такой же ветви, выпрямился и проворно сшиб под ноги пеструю сову древком своей лунной секиры.
Боромир, щурясь от яркого света изумрудов, отмахивался от толстого медлительного дуба. Изумрудного меча дерево старательно избегало. Непоседа не замедлил предупредить об этом Вишену. Не зря: тот изловчился и мигом отрубил толстый, с руку, сук, почти без усилий, словно шею гусю.
Плясало пламя костра, под ногами мелькали причудливые живые тени, шевелились со скрипом дубы, метались совы с горящими, словно угольки, глазами, отблескивали сталью узкие серебристые клинки…
Отрубленные сучья падали на прелую листву, начинали извиваться и скоро превращались в больших черных змей. К скрипу, воплям сов и хриплому людскому дыханию добавилось громкое шипение.
– Змеи! Под ноги, под ноги зрите!
Боград размахивал пылающим факелом, истошно крича:
– Огнем! Огнем их, окаянных!
Факелов стало больше; один дуб даже вспыхнул, оглушительно затрещав.
– Так, други! Так их!
– Э-эх, ма!
Факелы полетели веером, огонь принялся весело пожирать окружившие людей деревья. Дым поплыл ввысь, разгоняя сов и затмевая проглянувшие звезды. За первым рядом горящих дубов зашевелился, казалось, весь лес.
– Уходить надобно, чародей! Сомнут, затопчут! – закричал Боромир. Но куда уходить-то?
Тарус, услыхав это, замер на миг, словно ухватил за хвост какую-то важную, готовую сбежать мысль.
– А ведь уйдем, Непоседа!
Пожар входил в силу, разрастался, пламя прыгало с дерева на дерево, и пошло, и пошло пластать… Отряд остался в кольце сплошного огня.
Из самого пламени вынырнула небольшая птица и свечой взмыла ввысь, исчезнув из виду. Где-то далеко зло засмеялся раскосый печенежский шаман, но его здесь, конечно, никто не услышал.
– Сюда, други, все сюда! – с надрывом закричал Тарус. За спиной его ясно виднелось на фоне языков пламени засохшее деревце ростом с человека, раздвоенное на верхушке. Знатная получилась бы рогатина, не засохни оно раньше времени…
Огонь громко гудел и тарусова заклинания никто не расслышал, видели только как зашевелились губы чародея. Пожар торопился сомкнуть кольцо и сожрать попавших в плен людей.
Одним сильным ударом Тарус разрубил деревце надвое, сверху до самого комля; в открывшуюся щель хлынул яркий солнечный свет. Там был день, там была степь, там было опасение.
– Туда!
Боромир шагнул первым, раздвинул половинки дерева, словно входил в басурманский шатер, и исчез там, в слепящем дневном свете.
– Споро!
Один за другим путники покидали горящий лес, вырываясь на свободу, в ровные, будто пол в избе, степи. Последним ушел Тарус. Сделав шаг он обернулся. В узкой клиновидной щели виднелась неистовая пляска огня и темное ночное небо.
– Все? – спросил он.
Переглянулись: не хватало Бояна. Боянов клинок сжимал Дементий и в глазах его плясала холодная ярость.
Чародей произнес заклинание и взмахнул мечом, словно собирался срубить этот волшебный клин-ход под корень, как молодую березку.
Щель исчезла, как и не было. О лесе и пожаре напоминал лишь слабый запах дыма. Вокруг раскинулась степь, и они знали: там, на западе – горы, а в горах ждут не дождутся драгоценные Книги.
Боромир вытер опаленное лицо и счастливо обратился к Тарусу:
– Вырвались, чародей? А? Не могу поверить! Четыре, небось?
Тарус отрицательно покачал головой, указывая на рубиновый меч в руке Яра. Со времени поединка с гадюкой клинок не уменьшился ничуть.
Соломея перевязывала плечо Тикше, тот скрипел зубами и терпел. Боград со Славутой склонились над ним, подбадривая.
Вишена тронул Таруса за руку.
– Где мы, чародей?
Тарус ответил не сразу, на секунду задумался.
– Думаю, в дулебских землях, Пожарский. Надолго ли?
– Уведут?
Покачал головой задумчиво.
– Кто знает? С четвертой напастью-то еще не покончили…
Рядом неслышно возник Боромир.
– О чем толкуете?
Лесные жители неуютно чувствовали себя посреди голой степи. Порешили немедля уходить к горам.
Тарус, Вишена, Боромир и Боград с Роксаланом держали совет прямо на ходу. Позади них вышагивал Славута-дрегович, но молча, не вмешиваясь в разговор.
– Трижды избавлялись мы от напастей. Сколопендра, жаба, да гадюка. Стало быть, надобно Яру убить козодоя.
– Дак где же он, козодой-то?
– Прилетит, не замешкается…
Некоторое время все молчали. Наконец Боромир негромко молвил:
– Раз от разу труднее тварей нечистых одолевать.
– Почему же? – не согласился Роксалан. – Гадюку живо хлопнули, быстрее, чем сколопендру.
Тарус криво усмехнулся; Боромир пояснил:
– Кабы не Соломея со своей свистулькой, кормили бы уже ворон…
Роксалан притих.
Есть тут еще одна странность, – сказал вдруг чародей. Боромир глянул на него:
– Сказывай!
– Свистульки те, знамо, не простые, заговоренные. Да только не против змей.
Все стали, будто вкопанные.
– Как так? – молвил за всех Роксалан. – Против кого тогда?
Тарус задумчиво глядел в небо.
– Бериллы, что в них вправлены, это каменья жабы.
– Жабы? Мы ж ее и так… того…
– Постойте, – перебил Боромир, – почему жабы? Что, у зверей есть свои каменья?
Тарус кивнул:
– А как же! У орла – сердолик, у медведя – аметист, у барана сапфир…
– А изумруд чей? – выпалил Вишена.
– Изумруд – скворцов камень. Вот только рубин ничей.
– Ладно, – кивнул Вишена, – ну, а змеиный камень?
– Яшма или гранат.
– Бериллы тогда к чему?
– Сам не уразумею, – развел руками Тарус. – Не сходится тут что-то.
«Последнее время чародей стал часто говорить «Не знаю.» Раньше такого с ним не бывало», – подумал тревожно Вишена. Правда, вопросы стали посложнее…
– Но ведь свистулька имеет вид змеи, так, чародей?
Их уже почти нагнали остальные путники и пришлось шагать дальше.
Никто не видел, как позади всех невесть откуда вынырнули четыре всадника на крупных черных волках. Ветер развевал отливающие металлом плащи.
Волки негромко зарычали и путники обернулись. Во всадниках Вишена сразу узнал родичей крылатого воина с изумрудом на секире.
– Кто это? – прошептал Боромир, обращаясь к Тарусу.
– Почем я знаю? Сроду таких не видывал.
На всякий случай взялись за мечи.
Всадники подъехали вплотную. Размерами они не уступали человеку, а вот волки их черные были куда крупнее своих лесных сородичей. Один из крылатых заговорил, тихо, с пришептыванием:
– Оттайте свои меши…
Боромир неодобрительно смерил их взглядом. Волки свирепо обнажили белоснежные клыки и снова зарычали. Звери, конечно, матерые, но их-то всего четверо!
– Ну, возьми, коли сможешь! – сказал Непоседа вызывающе и сделал шаг вперед.
