Глен Кук - Башня страха
– Понимаю.
Бел-Сидек отправился готовить завтрак. Наверное, старик прав. Фа'тад массу сил тратит на пикировку с Кадо. Но не в этом суть – даже если брак неудачен, супруги все равно спят в одной постели.
Они позавтракали, бел-Сидек убрал посуду и снова выглянул на улицу. Теперь дартары выводили захваченных в лабиринте пленных. Удивительное дело.
Он доложил положение Генералу и спросил, не разумнее ли сегодня остаться дома. Кончай бездельничать, велел старик, и немедленно отправляйся в порт.
* * *Зуки проснулся, но притворялся спящим. Наступило утро. Он уже выплакал все слезы и теперь молча трясся от страха. Он ни о чем не мог думать, только о мамочке. Другие дети, вернее, некоторые из них, переговаривались между собой. Зуки хотелось закричать, заставить их замолчать, но вместо этого он свернулся комочком, чтоб казаться как можно меньше в надежде, что его просто не заметят.
В клетке вдруг наступила тишина. Зуки не удержался и открыл глаза – посмотреть, в чем дело.
Высоченный дяденька, Зуки отродясь таких не видывал, возился с замком клетки. За спиной его стояли две тети с тележкой метра полтора длиной. Тележка состояла из нескольких полок, нагруженных мисками, каждая из которых была накрыта красивой салфеткой. Зуки принюхался. Еда. Горячая еда. Пахло вкусно, а он проголодался.
Зуки сел на полу, совершенно не думая, что делает. Огляделся. Увиденное удивило его. Все было совсем не так ужасно, как казалось прошлой ночью. При дневном свете он обнаружил, что клетка их колоссальных размеров, по крайней мере метров тридцать в ширину и двадцать в высоту. Все дети сейчас собрались у входа. Вокруг росли всевозможные деревья и кустарники, пели птицы, с высоты, из гигантских окон, лился солнечный свет.
Внизу Зуки увидел забавных мартышек ростом как раз с маленьких пленников. Обезьянки наблюдали за ними из-за кустов – наверное, тоже хотели есть.
Гигант открыл дверь, зашел в клетку и потыкал в сторону детей пальцем, точно пересчитывал их. Потом он кивком подозвал женщин, и те вкатили внутрь тележку. Гигант отступил и стал у двери, загораживая выход.
Женщины начали раздавать детям глиняные миски. Зуки заметил, что никто не двигается им навстречу и никто не отказывается принять блюдо с едой.
– Ешь, а то они заставят тебя, – тихонько шепнула девчушка, сидевшая рядом с Зуки.
Ввезли вторую тележку, ее катили четверо мужчин. Зуки тоже вручили глубокую квадратную миску сантиметров тридцать в ширину и пятнадцать в глубину, затейливо украшенную и расписанную синими цветами. Он откинул салфетку и обнаружил чашку с какой-то коричневой жидкостью, две маленькие булочки, что-то напоминающее мед и кусочки апельсина. Остальное Зуки не узнал, но выглядело все хорошо, пахло еще лучше и стоило, должно быть, чертовски дорого – дома он ел такие вкусности только по самым большим религиозным праздникам.
Он попробовал, прожевал кусочек и сразу почувствовал себя лучше.
Со второй тележки выгрузили и внесли в клетку здоровенную бадью. Ее поставили рядом с другой такой же, а первую унесли Внутри что-то хлюпало. Это был гигантский ночной горшок. Зуки видел, как другие ребята пользовались им, и, когда понадобилось, поступил так же. В нескольких метрах стоял еще один. Его тоже заменили. Потом принесли свежую питьевую воду.
Раздача пищи кончилась. Женщины отошли в сторону и застыли в ожидании. Четверо мужчин с совками и лопатками зашли в заросли – по-видимому, чтобы убрать за обезьянками. Никто из взрослых не произносил ни слова.
Некоторые ребятишки ели быстро, другие медленнее. Женщины забирали освободившиеся миски, выскребали остатки и выкладывали на металлические подносы, установленные на верхних полках тележек. Когда поднос наполнялся, кто-нибудь из мужчин брал его и относил обезьянкам в заросли, высыпал им объедки и возвращался с пустой посудиной.
Лишь самые храбрые ребятишки осмеливались подходить к женщинам, другие же просто ставили тарелки на пол и отходили в сторонку. Мужчины собирали тарелки и передавали женщинам. Гигант так и стоял, привалившись к двери.
А потом все взрослые ушли.
Зуки опять затрясся от страха, от тоски по дому и по маме. Но любопытство постепенно вытесняло отчаяние – его чрезвычайно занимали обезьянки. В конце концов он поднялся и отправился осматривать клетку.
Но мальчик не успел даже добраться до зарослей: снова явились давешние дяди и тети, опять с тележками, но на сей раз совсем иными. Гигант опять пропустил женщин с тележками в клетку и стал у входа.
Каждая тетя взяла за руку одного из пленников и повела к тележке. Дети не сопротивлялись. Женщины раздевали их догола, сажали в тележки, которые оказались ваннами на колесиках, и принимались мыть и скрести.
Зуки терпеть не мог мыться.
– Нас что, всех будут мыть? – спросил он девочку, с которой разговаривал раньше.
– Тебя обязательно: ты же новенький.
Арам спаси и помилуй! Да они моют даже головы! Сильнее всего на свете Зуки ненавидел мыть волосы. Он подумал было убежать и спрятаться в кустах вместе с обезьянками, но не смел пошевелиться.
Грозные тети вынимали свои жертвы из ванночек, растирали полотенцами и одевали в чистую одежду, которую извлекали из закрепленных на тележках корзин. Потом они хватали следующего малыша.
Одна направилась прямиком к Зуки.
У него со страху отнялись руки и ноги, он мог только дрожать и лить слезы. Тетя, впрочем, была совсем не злая, она довольно ласково взяла его за руку, подняла и повлекла к ванне. Зуки вел себя тихо, пока не увидел, что она приготовила кувшин и собирается поливать его. Тут он начал визжать и брыкаться, но вода все равно хлынула на голову, а сильная рука держала крепко. Все его крики и отчаянное сопротивление были бесполезны.
Те же сильные руки вытащили Зуки из ванны и заставили нагнуться. Мальчик отплевывался, фонтаны брызг летели с него во все стороны. Тетя принялась втирать мыло ему в голову. Но этим унизительным мытьем и полосканием дело не кончилось, Зуки еще смазали чем-то вонючим, обжигающим кожу.
– Это и есть новичок? – спросил женский голос.
– Да, мэм, – отозвался другой, голос его мучительницы.
– Как он себя чувствует?
– Успел завшиветь, а так вроде бы здоров и в хорошей форме.
– Отлично. Вы уже закончили с ним?
– Сейчас, еще разок прополосну, мэм.
С головы Зуки потекла вода; а потом его вытащили из ванны, посадили на пол и начали вытирать волосы полотенцем. Он открыл глаза. Перед ним стояла красавица, каких он отродясь не видывал. Она сжала щечки Зуки в ладонях, заставила посмотреть прямо в глаза себе.
– Не бойся. Никто тебя не обидит.
– Я хочу к маме!
– Знаю. – Она потрепала мальчика по щеке.
– Это тот самый, мэм? – спросила женщина-служанка.
– Вряд ли, – ответила красавица, и Зуки подумал, что вид у нее очень печальный.
* * *Ариф быстренько прикинул в уме – мама пытается одеться, а Зуки карабкается на нее; Миш дуется, потому что поругалась с бабулей; за дверью никто не следит. Подходящее время сбежать поглядеть, что делается на улице.
Он смело подошел к двери, точно это было самым обычным делом – захотел и пошел пройтись.
Но дети вечно недооценивают ситуацию – бабуля ухватила его за подол, рывком вернула назад и поставила перед собой.
– Далеко собрался, Ариф?
– Я только…
– Только что?
– Только хотел посмотреть, что делают дартары. – Ариф обиженно выпятил нижнюю губу.
– Что надо, то и делают, а птичке положено сидеть в гнездышке. Тебе и Стафе, вам ведь строго-настрого запрещено выходить без взрослых.
– Да я только тут, рядом.
– Как раз тут рядом злой дядя вчера сцапал Зуки. Ты что, забыл?
– Ну, меня-то ему не сцапать! Я ему как дам в нос! Я ему…
– Ариф! – Бабуля строго взглянула на него, и лицо у нее стало ужасно серьезным. – Это не игрушки, не забава. Как ты убежишь от злого дяди, когда и от старенькой бабушки убежать не смог? Нет, это не игрушки, – повторила она. – А теперь расскажи мне правила. Как нужно себя вести?
Ариф еще сильнее выпятил губу и принялся повторять нужный свод правил – что делать, если кто-нибудь попытается похитить его.
Из дома выскочила Миш.
– Мама, где Ариф? Ты не… Он… – Она увидела мальчика рядом с бабушкой, сразу же забыла о них и уставилась на дартар. На брань она и внимания не обращала – Миш всегда становилась туга на ухо, когда старуха кричала на нее.
* * *Эйзел дважды обошел вокруг Дома Правительства. Кто же следит за ним? Или никто не следит? Если следит – это человек достаточно ловкий: он ничем не выдал себя. Такая ловкость не характерна ни для рядовых членов Союза Живых, ни тем более для дартар, которые вообще не способны были притворяться. Об этом ходило немало шуток, рассказывали анекдоты. “Прямой, точно дартарин” – поговорка древняя, как сам Кушмаррах.
Эйзел подошел к служебному входу, постучал. Солдат-часовой приоткрыл дверь.
