Михаил Ахманов - Кононов Варвар
– Зачем, мой господин?
– Много вопросов задаешь, ублюдок Нергала, – буркнул Конан. – Я сказал, так тому и быть.
Тихо ступая, они выбрались на палубу. Киммериец шагал бесшумно, как лесной хищник, со стороны же Идрайна вообще не доносилось ни звука. Он был огромным и тяжелым, но перемещался с ловкостью пантеры; доски не скрипели под его ногами, не шуршала одежда, не было слышно и дыхания. “Одним словом, нелюдь”, – подумал Конан.
Он вытянул руку в сторону стражей, сидевших у капитанской каюты, и голем, кивнув, скользнул в темноту. Конан двинулся на нос судна, где трое матросов ночной вахты спали под лодкой. Вытащив кинжал, он быстро прикончил их. Заколдованный клинок резал человеческую плоть, не встречая сопротивления; киммерийцу казалось, что лезвие входит в воду или в жидкое масло. Никто из зингарцев не вскрикнул и не пошевелился, когда души их отлетали на Серые Равнины, и Конан, довольно хмыкнув, направился дальше.
Еще двоих он нашел у самого бушприта, под косым парусом, увлекавшим корабль к югу. Эти не спали, а развлекались игрой в кости при тусклом свете фонаря. К счастью, оба были слишком увлечены своим занятием, и Конан, возникнув из темноты, воткнул клинок под лопатку ближайшего игрока, одновременно зажав ему рот левой рукой. Приятель убитого не успел сообразить, что случилось; его выпученные глаза встретились с холодным взглядом синих зрачков, и в следующий момент он слабо захрипел, ничком повалившись на палубу.
Осмотрев трупы, Конан снял с поясов кошельки и, стараясь не звенеть, пересыпал в один из них серебро. Пригодится! Дорога к Ванахейму не близкая…
Еще он обнаружил колчан и арбалет, что было весьма кстати: на передней мачте, в корзине, сидел впередсмотрящий, и прежде Конану не удавалось придумать, как до него добраться. Теперь эта проблема была решена.
Он зарядил арбалет и лег на палубу. На самом кончике мачты раскачивалось нечто темное, бесформенное; через несколько мгновений рысьи глаза киммерийца различили округлый бок корзины, плечи морехода и его голову на скрещенных руках. Он, похоже, дремал; свистнула стрела, ударила стража в лоб, и дрема его превратилась в вечный сон.
Шестеро, отсчитал Конан. Кроме охранников, оставались трое у руля и старший ночной вахты. Все они были на корме, но оттуда не доносилось ни звука.
Скользнув мимо лодок, он убедился, что с охраной покончено. Идрайн свернул шеи воинам голыми руками; зингарцы валялись на палубе, и головы их были отогнуты к груди, словно у цыплят, приготовленных для вертела. Стараясь не греметь оружием, Конан отстегнул пару мечей, собрал копья и вместе с арбалетом погрузил все это добро в меньшую из лодок.
На трапе кормовой надстройки возникла огромная фигура Идрайна. Голем спустился, перешагнул через трупы и присел рядом с киммерийцем, возившимся с веревками. Наконец, пробормотав проклятие, Конан перерезал их ножом и освободил лодку.
– Все сделал, господин, – сообщил Идрайн. – Что теперь?
– Теперь возьмем эту посудину и спустим за борт.
Нашарив причальный канат, Конан обмотал его вокруг мачты. Затем они подняли лодку, подтащили к борту, спустили вниз на вытянутых руках и разжали пальцы. Днище с тихим плеском ударилось о воду, канат натянулся, и суденышко заплясало на волне рядом с “Морским Громом”.
– Жди здесь, – велел Конан.
Ступая на носках, он подкрался к капитанской каюте, негромко свистнул, и в приоткрытую дверь тут же проскользнула Зийна. Фигурку девушки скрывал шерстяной плащ, на ногах были прочные кожаные башмаки.
– В лодку, – распорядился Конан. – Там, у левого борта…
Он взял факел и посветил Зийне, пока она, ухватившись за канат, перебиралась в суденышко. Потом, хлопнув себя по лбу, резко повернулся к Идрайну:
– Ядовитая кровь Нергала! Забыл! Чтоб Митра прижег мне задницу своей молнией!
– Что случилось, господин?
– Топор! Понимаешь, топор! У зингарцев, которым ты свернул шеи, были только мечи! А нам нужен топор!
– Зачем?
– Затем, что земли пиктов, куда мы высадимся на рассвете, покрыты лесами! Там не обойтись без топора или доброй секиры. Меч хорош против людей, а против дерева нужен топор… Иначе сучьев не нарубишь и костра не разложишь!
Конан отпустил канат и решительно двинулся к люку, ведущему на гребную палубу.
– Постой, господин, – сказал Идрайн. – Если нам нужен топор, я спущусь вниз и достану его. В кладовке моя секира. Я сорву замок и возьму ее.
– Отличная мысль! – Киммериец вновь отступил к борту. – Ты умный парень, Идрайн! Поторопись же за своей секирой и постарайся не шуметь.
Когда фигура голема скрылась в люке, Конан тигриным прыжком подскочил к большой лодке и продырявил ее. Он не нуждался в топоре; зачарованный клинок резал дерево с той же легкостью, как людскую плоть.
Превратив лодку в решето, киммериец соскользнул в плясавшее на волнах суденышко и рассек канат. Борт корабля сразу отодвинулся, ушел в предрассветную мглу; лодочку отшвырнуло, закружило, и в лицо Конану, возившемуся с веслами, плеснули соленые брызги. Зийна испуганно вскрикнула за его спиной:
– Веревка оборвалась, господин! Твой человек остался на судне! Гирдеро убьет его!
– Парус! – рявкнул Конан. – Ставь парус, женщина, и садись к рулю! Да поживее! А я буду грести!
Уже навалившись на весла, ощущая упругое сопротивление волны, чувствуя, как лихорадочное возбуждение покидает его, киммериец глубоко вздохнул и добавил:
– О моем человеке не беспокойся, с ним Гирдеро не совладать. Да и не человек он вовсе…
…Жуткий рев, от которого сотрясались стены каюты, пробудил Гирдеро. По привычке он пошарил рядом рукой, но теплого тела Зийны не было; тогда, предчувствуя недоброе, Гирдеро схватил меч и выскочил на палубу.
В сумрачном свете занимавшегося утра он увидел мертвых стражей, распростертых на досках, и серокожего исполина с секирой, который высился по левому борту, как изваяние Нергала. Гигант тянул руки в туманную мглу, будто хотел зацепиться пальцами за прибрежные утесы, и ревел:
– Господин! Господин! Где ты? Где ты, господин?
“Великий Митра, разбойник сбежал! – мелькнуло в голове у капитана. – Сбежал, оставив своего слугу! Но почему?..”
Это требовалось выяснить, и Гирдеро твердым шагом направился к серокожему гиганту. Страха в его сердце не было: из люка уже вылезали пробудившиеся воины и гребцы, вооруженные до зубов.
Он ткнул великана мечом в бок – вернее, попытался ткнуть: острие даже не поцарапало кожу. Однако слуга обернулся, уставившись на капитана холодным взглядом.
– Ты, блевотина Сета! Где твой хозяин?
Лезвие огромной секиры блеснуло в первых солнечных лучах и опустилось на правое плечо Гирдеро. Рухнув на палубу и корчась в предсмертных муках, он успел еще увидеть, как серокожий исполин шагнул навстречу его воинам, как снова сверкнул чудовищный топор, как рухнули первые бойцы, тщетно пытавшиеся проткнуть великана копьями.
Его секира поднималась и падала, поднималась и падала, словно серп, срезающий стебли тростника. Стоны, крики и предсмертный хрип огласили корабль…
* * *Очнувшись, Ким обнаружил, что находится в довольно большом помещении с обшарпанными бетонными стенами, пыльным полом и потолком в серых разводах плесени. С потолка свешивалась тусклая лампа на грязном шнуре, окон здесь не было, а металлическая дверь, с которой осыпалась краска, казалась, однако, неодолимым препятствием. Тем более что сам он лежал на полу, под ржавой батареей, прикованный к трубе, тоже покрытой ржавчиной, но, несомненно, прочной. Поза была крайне неудобная – его прицепили за правое запястье, и он всем телом навалился на левую загипсованную руку. Впечатление было таким, словно под боком, впиваясь в ребра, бугрился камень.
Со свистом втянув затхлый пыльный воздух, Кононов пошевелился и сел, оглядывая свою темницу. Воспоминаний, как он тут очутился, не сохранилось, и то же самое он мог сказать о поводе. Вроде согласились подвезти… вроде влез в машину к рыбакам… после – вонючая тряпка на лице, а далее – сплошная Хайбория! Но даже там, в каком-нибудь Аргосе, Шеме или Зингаре, людей не хватают без веского повода! Значит, повод был… Вот только какой?
– Куда меня запихнули? – пробормотал Ким, с удивлением чувствуя, что в голове полная ясность и никаких следов эфирного дурмана.
“В подвал”, – любезно пояснил Трикси.
– Это я и сам вижу, что в подвал! А почему? “Определенно ответить не могу. Мало информации”, – отозвался пришелец.
– Но ты хотя бы видел, куда меня везут?
“Нет, к сожалению. Я вижу твоими глазами и слышу твоими ушами. Когда эти органы заблокированы, я глух и слеп, если не считать телепатического чувства. Но этика не позволяет лезть в чужие головы, и по этой причине…”
– Этика! – рявкнул Ким. – Какая, к черту, этика! Там, в больнице, ты о ней не думал? Ты…
“…совершил неэтичный поступок, но умножать грехи не стоит, – перебил его Трикси с ноткой смущения. – Однако не беспокойся, мы справимся с ситуацией. Я уже очистил твой организм от действия снотворного. Мерзкий препарат! Зачем он вам?”
