Виктор Исьемини - Меняла
Но, так или иначе, мне предстояло делать дело. Прежде всего я обследовал холщовый мешок, подвешенный на шею Коня. Торба заставляла меня нервничать, хотя на ловушку это было никак не похоже. Разумеется, никаких чар в ней и не оказалось. Убедившись в этом, я разрезал веревку. Затем я передал торбу Хигу, даже не заглядывая внутрь. Потом принялся присматриваться и принюхиваться к Коню, пытаясь определить, какие именно заклинания задействованы. Естественно, я мало что понял, поскольку Неспящий очень сильный колдун и его магический арсенал был гораздо обширнее моего. Пока я возился около неподвижного громилы, Хиг распаковал «посылку». Я слышал, как Кортышка обменялся с Обухом мнениями относительно ее содержимого:
– Ну ясно, Брюхо…
– А то ты не догадывался… Ладно, убери эту падаль… Хотя нет, постой, дай гляну… Ага…
– Вон, видишь? Надрез неровный, стало быть – отрезали.
– Да вижу, не слепой. Отрезали, не отрубили. И нож паршивый, тупой был. Это явно сам Неспящий. Значит, при нем, может, никого из парней Тощего и нет. Ладно, убери куда-нибудь…
– Постой, Хиг, – окликнул я Коротышку, – пришли сюда этих двоих дуболомов.
– Ты что-то надумал? – хмуро осведомился Обух.
– Сам пока не знаю, получится или нет. Хочу кое-что попробовать.
– А мои дурни зачем?
– На всякий случай. Когда Конь выйдет из транса – Гангмар его знает, что получится.
– Да? – с сомнением в голосе переспросил его светлость, извлек из-под «трона» увесистую дубинку и скомандовал своим бойцам, которые вернулись в зал и теперь неуверенно топтались у дверей, – делайте, чего Хромой скажет!
Шестерки тупо уставились на меня.
– Значит так, – я напустил на себя уверенный вид, – сейчас я кое-что попробую сделать и, возможно, это поможет Коню проснуться, ясно?
По их тупым рожам было видно, что им как раз ничего не ясно. Ладно, попробуем еще раз.
– Ну, представьте себе, что Конь спит. Что он очень крепко спит. Ну, очень устал, напился и спит. Если его внезапно разбудить – что он, по-вашему, сделает?
Теперь до них вроде дошло. Парни переглянулись, подошли к стулу, на котором замер Конь и вцепились в его предплечья. Возможно, у них уже было некоторое представление о том, что может сделать внезапно разбуженный Конь. Теперь, когда меры предосторожности были приняты, пора было переходить непосредственно к делу. Собственно, я еще не знал, чем это может закончиться, да и получится ли вообще – просто пришла одна идея. Клин, как известно, клином вышибают. Я вытащил из поясной сумки камешки с наполовину стертыми собачьими заклинаниями. Если расстояние будет небольшим, то магии в них вполне достаточно. Может, заодно и разряжу их окончательно. Ну… Я глубоко вздохнул, сосредоточился и приложил камни к вискам погруженного в транс бандита.
– А-а-а-а!!!!
Едва Конь начал шевелиться, я понял – сработало! Настолько быстро, насколько позволяла больная нога, я отскочил назад. Конь подскочил со стула и закружился по комнате, ноги повисших на нем молодчиков оторвались от пола. Обух со своей дубиной спрятался за спинкой кресла, Хиг бросился в угол… Один из шестерок со смачным хрустом врезался в стену, другой отлетел в сторону, несколько раз перевернулся и замер у подножия «трона». Тут Конь, видимо начал приходить в себя. Его движения замедлились, наконец он остановился, обалдело огляделся…
– А… Это… Обух, я это… А почему Тощий?.. Ой, чего это я?..
– Ничего, Конь, ничего, – донеслось из-за кресла, – ты не виноват.
Только тут я заметил, что Конь, совершая свои подвиги, успел еще и обмочиться.
Глава 9
Конь смущенно топтался посреди комнаты, не зная, что ему делать. Смятение и растерянность на его лице в другой ситуации вызвали бы улыбку, так же, как и его мокрые штаны, но сейчас нам всем было не до смеха. Обух повторил:
– Ничего, Конь, ты не виноват, – я даже уловил в его голосе почти человеческие нотки, – ты скажи, ты это… Слышь, Конь, ты хоть что-то помнишь?
– Не, Обух… Помню, подошли к дверям… Ну, к хате Неспящего… Брюхо что-то еще сказал… А, сказал – ты, грит, молчи, я, грит, все буду за двоих говорить… Постучал потом… А больше ничего не было… И вот Тощий собакой стал – чего это?
– Собакой? – переспросил Обух.
– Это колдовство, Конь, – подал я голос, – Неспящий тебя заколдовал.
– Ты иди, Конь, переоденься, – все тем же заботливым тоном произнес атаман, – иди, отдохни. И вы, двое, тоже идите. Хотя нет, ты, Пуд, позови мне Крысюка и Кувшина, а ты останься у дверей. Да не здесь, дурак, а с той стороны… У дверей…
Когда все вышли и в зале остались только я и Обух, атаман наконец обратился ко мне:
– Что это за бодяга про то, что Тощий стал собакой?
– Да бредит он, ты ж видишь, что с ним Неспящий сделал.
– А чем ты его расколдовал? Я углядел, ты в граблях что-то держал. Чего там у тебя?
Признаваться, что я взял что-то из дома Тощего, мне было нельзя, это ясно. Поэтому я уклончиво ответил:
– Это уже по моей части, Обух. Нет, если ты хочешь, я, конечно, расскажу. Рассказывать?
– Не надо, – правильно, атаман, тебе этого не надо, – мне твоя чернокнижная тарабарщина без надобности. Ты мне простыми словами можешь сказать, что Неспящий затевает?
Ничего себе вопрос… Он же мне сам говорил, что с Неспящим договорится… Но напоминать Обуху о нашем ночном разговоре я посчитал неудобным – атаман сейчас и так на взводе, зачем его злить?
– Я так думаю, что даже сам Гангмар не знает, что у старого пьяницы сейчас творится в голове. Но то, что он опасен, ты сам видишь.
– Вижу, – согласился Обух, – что, Хромой, небось хочешь мне напомнить наш разговор? Хо-очешь… Так вот – ничего не изменилось. А Неспящего я прижму. Точно говорю – прижму. Так что у тебя за штучка в руках-то была? А ну, покажи.
Надо же, не забыл. Делать нечего, я продемонстрировал Обуху камушки, вся магия в них, по-моему, исчезла – Конь оказался очень восприимчивым, вероятно поэтому и остался жив. Неспящий решил использовать его в качестве посланника. Кстати, мне только сейчас пришло в голову – колдун вполне мог прикончить обоих присланных к нему громил, но все-таки оставил Коня в живых… Посчитал, что для него не важно, сколько у него противников – одним больше, одним меньше? Или подумал, что важнее припугнуть Обуха?
Пока я размышлял над этим, атаман разглядывал мои трофеи. Я набрался наглости и спросил:
– Хочешь купить, ваша светлость?
– А пошел бы ты к Гангмару со своей колдовской рухлядью… Что я тебе – Мясник, амулеты на себя навешивать? Не по закону это…
Вспомнив Мясника, он невольно нахмурился. Скорее всего, мы с ним подумали сейчас одно и то же – очень важно, чтобы Мясник и Неспящий не смогли встретиться. Тут в дверь тихонько постучали – наверное, явились Крысюк с Кувшином.
– Ладно, – решил наконец Обух, – ступай, Хромой.
Я только и ждал его разрешения. Мне вообще не хотелось бы здесь появляться. Поэтому я сразу же поспешил удалиться. Мне многое предстояло обдумать – ситуация складывалась очень серьезная. Все выходило совсем не так, как замышлял Обух. Неспящий не пошел под него. Мясник, очевидно, попытается стать официальным приемником тестя… А он и в самом деле мог быть даже более опасным, чем Тощий… Прежде, когда он действовал в тени тестя, его принимали за обычного громилу, ну, может, более ловкого и удачливого, чем другие – не более. Однако Мясник – очень неглупый парень и вполне может оказаться куда способнее, чем Тощий.
С этим грустными мыслями я зашагал к своей лавке. Было еще довольно рано, а более спокойного места, чем моя лавка, я не найду. Там можно спокойно посидеть и все взвесить. Пока прямой опасности, кажется, нет – если Мясник с Неспящим станут действовать, начнут они не с меня. Но в случае чего придется валить из города…
Недалеко от входа в мою лавку я еще издали заметил большую толпу. Над головами зевак поблескивали шлемы стражи и сталь алебардных лезвий… Что-то произошло. Я подошел поближе и прислушался к разговорам в толпе – вроде речь шла о том, что здесь кого-то убили. Тут стражники стали расталкивать зевак, требуя освободить улицу и дать проход. На скрещенных алебардах они несли накрытое тряпкой тело. Возглавлял шествие мой знакомый, можно даже сказать, мой приятель – сержант стражи Коль Токит по кличке Лысый.
– Хромой, – окликнул он меня, – хоть ты-то что-нибудь видел?
– Нет, Коль, меня в лавке не было, к клиенту ходил. Видишь, только сейчас возвращаюсь. А что было-то?
Сержант только махнул рукой:
– Оборванца какого-то зарезали. Ну, покойник-то ладно, шваль. Такие пусть хоть все друг дружку перережут, только воздух чище станет. Но ведь средь бела дня! Средь беда дня! Под носом у наших! – он кивнул в сторону Восточных ворот, – Ладно, бывай, Хромой. Пошли!
Стражники удалились, толпа стала быстро расходиться. А я стоял и все глядел вслед Лысому… Лицо покойника было скрыто, но я узнал драные башмаки Грошика. По-моему, это могло значить только одно – Мясник в Ливде.
