Андрей Плеханов - Лесные твари
Ну вот, чертов голосок опять завякал. Бог с ним, с навязчивым alter ego [Второе «Я» (лат.).]. Досадный диссонанс сознания, не более того. Если бы он был сильнее, он бы свел Демида с ума. Но Демид сам кого хочешь с ума сведет.
И снова, как всякий раз, когда включался внутренний голос, Демид почувствовал щелчок там, в подсознании, в подкорке, в гиппокампе, в хренокампе, как там он называется, и все вокруг поплыло, качнулось и встало на место, на совсем другое место, и, хотя он стоял на полу, а пол стоял на бетонных балках перекрытия, а балки стояли на опорах, а опоры лежали на фундаменте, а фундамент лежал на земной коре, а кора лежала на раскаленной магме планеты Земля, а Земля, само собой, лежала на трех китах, он уже знал, что стоит совсем в другом месте, которое почему-то притворялось тем же самым местом, в котором никто не находил ничего обычного. Но только время в этом, другом месте вело себя неправильно – оно не просто текло, оно извивалось, оно закручивалось вокруг Демида липкими лентами, норовя приклеить его, как муху, и заставить бить крылышками, и задыхаться, и сохнуть на жаре, превращаясь в бесполезную хитиновую оболочку. И он опять стоял, и боялся пошевелить ногами и руками, чтобы не приклеиться к этому липкому времени, и старался не дышать, но все равно дышал, потому что не мог перестать, и дышал, и стучал сердцем, и сопел дырками носа, и потел, и выдыхал, само собой, углекислый газ. Организм его функционировал как машина. А сознание его совершало судорожные скачки между коробкой черепа и коробкой телевизора, и коробкой квартиры, и коробкой передач старого «фиата» с переломленным хребтом на стоянке соседней улицы, и коробкой пивного ларька на углу, и картонной коробкой страны, валяющейся на окраинной свалке цивилизации. Покоробленный Коробов стоял и глядел в окно, и видел ползучую маресь, которая называлась сумерками, пыльное удушье, которое называлось погодой, двуногих насекомых, которые назывались людьми и ползли по разрезанным вдоль трубам, называющимся улицами. А еще он видел, а может, просто слышал глазами маленькие шарики, снующие туда-сюда по проводам, кашель чужих голосов в черных ловушках телефонных трубок, стрекотание обоев, сползающих по стене, жалобы деревьев, стоящих по щиколотку в соли, и подошвы его жгло, словно и сам он пил корнями не воду, а мутную солено-бензиновую рапу, и мрачные птицы садились на его сучья и сидели, нахохлившись, и ждали смерти – может, своей, а может, и чужой.
Он был всем – не был только собой. Он сделал шаг и поднял вместе с ногой прилипший к ноге земной шар. И стоял так, не в силах опустить ногу, боясь раздавить все, что нечаянно выросло на этой земле за последний день: бородавки гор, лужицы океанов, патагонскую пампу, жирафов и холерных вибрионов, и, конечно, трехпалых ленивцев, и, само собой, биосферу, техносферу и компьютерную сеть Интернет. А ехидный внутренний голос сидел, как наездник, на falx cerebri1 [«Серп мозга» (лат.) – анатомический термин.] и молчал, но Демид, разумеется, знал, что за ним наблюдают и смотрят с усмешкой – что-то теперь он будет делать, чтобы не раздавить своих любимых унау-ленивцев. А Демид – что же он? Опустил ногу обратно, как будто ничего и не случилось. И Земля вернулась на место, даже стала как-то поустойчивей, постабильней, что ли. А Демид терпел – он знал, что еще немного, и сумерки загустеют, и вот уже облезлая лепешка луны шлепнулась на небо, и дырявая завеса ночного купола засветилась звездными прорехами, и воздух стал темнее и кислороднее, а значит, тысячелетие часа уже кончилось и Дема мог вернуться домой – в свое тело, в свое время и в свое «Я».
* * *
– Ф-ф-ф... – Демид растер рукой грудь. – Кажется, отпустило.
Внутренний голос – он, конечно, не уйдет, будет подавать свои ехидные реплики, но это не в счет. Внутренний голос – это он же, Демид, тот, старый Демид, который знает намного больше, только теперешний Демид все равно сильнее, потому что у него есть свой собственный голос, а также туловище, верхние и нижние конечности, аппендикс, член, слюнные железы – все то, чего нет у ТОГО. И, сколько ни насылай на него туманный морок, он все равно останется сильнее и не изменит своего мнения и не захочет вернуться ТУДА, как бы его ни звали, какими бы соблазнами ни искушали.
Уф-ф. Чем заняться-то? Демид ткнул пальцем в глупую кнопку компьютера, и тот послушно выплюнул белые буковки на черный экран. Поиграться, что ли? Компьютер высунул свой белый язык в ожидании подачки. Дема положил на него диск с игрой, и компьютер жадно проглотил его. Во что там Лека сражается? Очередная трехмерная бродилка-стрелялка. Последняя версия. Свежеворованная пиратами. Невиданный рывок в технологии компьютерных игр. Сейчас рванем. Разберемся.
Колонки закашляли разрывами выстрелов. Дема оседлал стул и понесся по ужасным мрачно-грязно-зеленым лабиринтам. Враги рычали справа, слева, сверху, снизу, выпрыгивали из болот с ядовитой водой, сваливались с балконов, с ревом вылетали из-за угла, стреляли, плевались лучами, метали гранаты и ошметки крови. Дема жал на гашетку, разнося в клочья одного урода за другим, нажимал на тайные панели и шел-шел-шел по трупам черт знает куда.
Не стоило ему заниматься этим. Потому что враги вдруг исчезли и знакомая морда появилась на экране.
«Привет, Дема, – сказал Король Крыс. – Ты получил мой подарочек?»
Дема нажал на левый «Ctrl» и метнул в Короля Крыс ракету. Король Крыс игнорировал вспышку, разбившуюся о его нос. «Слабовато, – сказал он. – Смелого пуля боится. Теперь моя очередь заниматься вивисекцией. – Он высунул через экран лапу и воткнул коготь Демиду в грудь. – Иди сюда, Защитник, – сказал он и потянул Демида к себе. – Я проголодался. Я так проголодался...»
Звонок в дверь вывел Демида из параноического транса. Он мотнул головой и очухался. Компьютер завис, показывая пеструю цифирную дребедень. Никакого Короля Крыс не было. Не существовало. Все, что от него осталось, покоилось в лаборатории Конторы, разложенное по пакетикам и нарезанное на гистологические срезы.
В дверь звонили. Обычно по звонку Дема сразу определял, кто стоит там, снаружи, стоит и пританцовывает от нетерпения, как Лека, или пьяно-наклонно упирается лбом в кнопку, как Григорий Лукьяныч, соседский ценитель вин, или осторожно-деликатно-мышино трогает звоночек, как старушка Клавдия Степановна, супруга Лукьяныча. Этот звонок был незнакомым, всхлипывающим, словно палец срывался с кнопки и не мог снова попасть на нее.
– Кто там? – В дверном глазке, конечно, ни черта не было видно. – Кто там, я говорю?
Бормотание, раздавшееся в ответ, четкой классификации не подлежало. Судя по трудноразличимому «...Дема... бля...», говорящий субъект был знаком с русским языком, но в данный момент испытывал затруднения в его употреблении. Что еще было в голосе? Страх. Дикий страх. Кто-то был готов визжать от страха там, за дверью, но пока издавал только невнятное хрюканье.
«Открыть? Чего мне бояться? Я же боец. Потренируюсь лишний раз. Для пользы дела».
Потренировался уже однажды, крепко тебе тогда Лось в морду въехал.
«Сам ты лось. Заткнись, или я тебя заткну аминазином».
Дема щелкнул замком, и тот, кто стоя лежал на двери с той стороны, свалился в его объятия.
– Дем-ма... бляхх... Ты, елки... хоть хрена понима-еш-шь?.. Нет, бляхх... Ну как же так?
Майор Антонов. Собственной персоной. Пьяный в драбадан.
– Так-так. – Дема прислонил майора к стене, и тот, как ни странно, стоял, хотя по всем законам физики не мог стоять под таким пизанским углом, должен был упасть на пол и растечься алкогольной кляксой.
– По должностным обязанностям пожаловали, товарищ эксперт? Или кагорчик обещанный принесли? И употребили по дорожке?
– Ик! – Громко, четко, по-армейскому ответил Антонов. После чего придал своему телу наклонное вперед положение и, непостижимым образом сохраняя равновесие, хотя ноги норовили пойти каждая в свою сторону, решительным марш-броском пересек комнату и рухнул на диван. Нижняя его половина все же не рассчитала силы и осталась коленями на полу и слабо шебуршилась, пытаясь залезть на Эверест дивана, зато грудь, руки и черепная коробка расположились на подушке согласно уставу и уже спали. Дрыхли мертвецки пьяным сном.
Демид, добрая душа, подошел к своему гостю и одним движением забросил его ноги на диван. Пожалел майора. Пускай спит. Все равно от него пока толку никакого. No funciona bien. [Не работает как следует (исп.).]
Ага, вот это уже кое-что поинтереснее. На лестничной клетке валялся здоровенный кейс. «Дипломат» Антонова. Демид запер дверь, поставил «дипломат» на стол и сел напротив, положив ногу на ногу.
Хорошая штучка. Модная. Черный резинопластик, синие благородные обводы. Золотой овал фирмы на боку. Замочки плоские, почти не видные. С кодами.
Подобные чемоданчики свидетельствовали о хорошем вкусе, о наличии денег, надежной репутации и деловом образе жизни у хозяина. Они продавались в любом магазине (не то что в прежние благословенные времена, когда школьник Дема мастерил себе «дипломат» из фанеры и обтягивал его дверным дерматином и шурупами привинчивал идиотские задвижки от ящика, ворованного на армейском складе). Они имели навороченные замки, три степени защиты и теоретически не поддавались вскрытию.
