Вячеслав Шалыгин - Путь с небес
Адъютант застегнул мундир и посмотрелся в зеркало. Единственное, что есть общего у суровых военных мужей и нежных дам, – трепетное отношение к внешнему виду и, как следствие, к зеркалам. Только в будуарах они обычно вставлены в изящные рамы и украшены по краю орнаментом, а в казармах просты и прямолинейны: зеркальный прямоугольник с грозной трафаретной надписью по верхнему краю: «Заправься!» Сейчас Горох смотрел на себя как раз в овальное зеркало с амурчиками, и это его веселило. Он представил, как выглядел бы трафарет, наляпанный от голой попки одного амурчика до кончика стрелы другого. «Заправься!» А что им заправлять? И куда? Лейтенант поправил белоснежные манжеты и галстук. Повседневная форма придворных офицеров его утомляла. Китель, галстук, брюки со стрелками, ботинки… Какой-то анахронизм… То ли дело комбинезон летного состава! Удобно, свободно, и дышится легче…
– Саша, а ты не поздно вернешься?
– Не от меня зависит, – вздохнул Горох, отрываясь от зеркала. – Завтра большой день, а сегодня, значит, большая суета…
– Я все равно буду ждать, – проворковала девушка.
«Куда ж ты денешься, – усмехнулся про себя лейтенант. – Скотина я все-таки самовлюбленная…» Сделав этот вывод, он улыбнулся еще более самодовольно.
– Конечно, жди…
– Не забудь позвонить насчет платья! – нежно прозвенело ему вслед.
«Конечно. Жди…» – мысленно повторил Горох. Но уже с другими интонациями.
Тут, понимаешь, вершилась судьба эпохи, а эти женщины думали только о нарядах и торжествах! Лейтенант быстрым шагом двинулся в великокняжеское крыло дворца. Преображенский приказал ему быть в кабинете ровно в девять. Сейчас только восемь тридцать, но Горохов знал, что может понадобиться князю и раньше. Адъютантом он стал недавно, но кое-чему уже научился. До кабинета Великого Князя оставалось всего десять шагов, и лейтенант притормозил. Примерно в этой зоне он и намеревался прогуливаться в ожидании либо назначенного времени, либо экстренного вызова. «Быстро…» – одобрительно пробурчит князь, увидев, что адъютант материализовался перед его светлейшим взором спустя секунду после вызова… Это, конечно, не вражеский крейсер с одного выстрела подбить, но все равно боевая заслуга. Просто в несколько иной сфере военного искусства…
– … Ну, попросите какого-нибудь офицера! – донеслось из приоткрытой двери, недалеко от покоев Преображенского.
Горох насторожился. За этой дверью располагались апартаменты семьи Гордеева. Там лейтенант бывал только один раз, в день смерти Великого Князя, когда с группой офицеров штаба выражал соболезнования, но и этого раза ему хватило, чтобы понять: это запретная территория. Во всех смыслах. Великая Княгиня была под стать покойному супругу: своенравна, строга и немного грубовата. Светских манер она не признавала. А еще не признавала никаких уставов, кроме своего собственного, неписаного. Она привыкла, что ее слово – закон, и за дверями ее апартаментов ничего не изменилось даже со сменой кремлевского правителя. Иногда воля княгини прорывалась и наружу, за пределы ее покоев, и вот тогда-то доставалось всем, кто находился в «зоне поражения». Если назревал как раз такой «выброс энергии», то Горох пришел сюда «пораньше» совершенно напрасно.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла бледная горничная. Она увидела лейтенанта, и в глазах ее появилась мольба. Горох только считал себя скотиной и ловеласом, но на самом деле ни тем ни другим не являлся. Он остановился и обреченно взглянул на готовую разрыдаться девушку.
– Господин лейтенант… – всхлипнула она. В этот момент за ее спиной появился кто-то еще, и горничная была вынуждена отойти в сторону.
– А-а, вот и отлично!
К удивлению Горохова, это была не вдовствующая княгиня, а одна из ее дочерей. Всего их у Гордеева было четыре – и на что он только надеялся? – причем от трех разных жен. Это объясняло не только различие их характеров и внешности, но и возрастной разброс. Старшей, Анне, было уже порядком за сорок, а то и все пятьдесят, и красавицей она не считалась даже в юности. Тем не менее она успела дважды побывать замужем, правда, не обзаведясь потомством. То ли по этой, то ли по иной причине никто из ее супругов так и не стал преемником Гордеева. Первый, какой-то марсианский граф, сгинул в дальней разведке, а второй был до сих пор жив-здоров, но довольствовался пожизненным местом в Совете. Вторая дочь, Оксана, была примерно ровесницей Преображенского. В старых девах она тоже не сидела, но ее личную жизнь, как и судьбы многих других людей, перечеркнула Катастрофа. Муж Оксаны погиб на Гефесте. После этой трагедии она почти не показывалась в обществе, всецело посвятив себя воспитанию маленькой дочери. Для этого в Кремле, конечно, существовал целый штат гувернанток, всевозможных учителей и тренеров, но понять княжну было можно, и ее понимали. Тем более что была она милой, тихой и приятной в общении. Младшенькая, Ольга, еще только примеряла свое первое бальное платье, буквально вот только что превратившись из угловатого подростка в совсем юную (но при том весьма капризную) барышню…
Но сейчас на пороге стояла не маменька княжны Ольги и не Анна или Оксана. На Гороха внимательно смотрела третья дочь Гордеева – Татьяна. Черт в юбке. Женщина-огонь, ураган, наводнение, землетрясение, цунами и термоядерный взрыв в одном флаконе. Бояться ее, конечно, лейтенант не боялся – девица все-таки, а не тигр-людоед, но уровень самоуверенности в его душе резко пошел вниз. Один вид этой красивой девицы – высокой, стройной (куда там Кате!), рыжеволосой, с изумрудными глазами и какой-то нокаутирующей улыбкой – заставлял Гороха просто цепенеть. А уж что творилось в душе лейтенанта, когда он представлял, что эта «принцесса хаоса» может стать следующей Великой Княгиней, описанию не поддавалось. Если Преображенский – упаси господь! – когда-нибудь обратит на нее внимание, это будет последним днем того, что еще осталось после Катастрофы. А он обратит. Не век же ему горевать по Нине.
В этом пафосном светском обществе легкомысленное отношение к бракам было почему-то в порядке вещей. Словно в результате создавались не властвующие фамилии, а временные коммерческие союзы. Возможно, Сергей Павлович был более глубоким и сентиментальным человеком, но земная атмосфера действовала разлагающе и не на таких скорбных рыцарей. К тому же в коротких списках однолюбов до появления Нины он не числился.
– Лейтенант! – Голос княжны соответствовал внешности: красивый и властный. – У меня есть для вас поручение!
– Сожалею, сударыня, – промямлил Горох, – но я адъютант его светлости Великого Князя…
– А я, возможно, стану Великой Княгиней, – оборвала его Татьяна.
«И ведь станет, – с тоской подумал Горох. – Глазом не успеешь моргнуть».
– Сергей Павлович может вызвать меня в любую секунду.
– К тому времени вы уже вернетесь. – Она одарила Гороха царственной улыбкой. – Или у наших новых офицеров в порядке вещей отказывать дамам?
Ответить на этот выпад Горохов мог в два счета. Да еще так ответить, что эта возомнившая о себе девица… Лейтенант кисло улыбнулся и отвесил поклон. Нет, он ничего не мог ответить или сделать. Эта редкой красоты княжна… Эта цветущая барышня, двадцати пяти лет от роду… Она его «построила»! Это был позор всему военному космофлоту, но так уж распорядилась судьба.
– Я в вашем распоряжении, сударыня. – Все, что он мог предпринять, чтобы не лишиться самолюбия напрочь, это взглянуть на часы. – Правда, лишь на ближайшие десять минут.
– Помогите Марии донести вот это. – Татьяна указала на громоздкую коробку и, навылет прострелив гордость Гороха еще одной неотразимой улыбкой, скрылась в апартаментах.
Адъютант был убит и растоптан. Он шел, обливаясь потом, прижимая к тщательно отутюженному кителю неудобную, тяжелую коробку, и проклинал себя за малодушие. «Нашла носильщика! Рядового не могла позвать?! Или все роботы во дворце сломались? Великосветские дамы! Чуть что, офицера им подавай! Мельче лейтенанта они чинов не знают! Но, черт возьми, как ей удалось запрячь меня в хомут?! Меня, царя Гороха! Которого не сломили ни гауптвахта летного училища на Каллисто, ни рудники на Торбане! А как же мое чувство мужского достоинства? По каким кусочкам его теперь собирать? Эй, мужское достоинство, ты еще живо? Вот, не плюй в колодец, лейтенант Горохов! Возомнил себя неотразимым ловеласом – получи сдачи… Сейчас донесу эту хренотень и сразу же позвоню в ателье! Доколе, действительно, можно тянуть с платьем?! Катя же волнуется…»
***Воротова всеобщая суета не трогала. Завтрашнее торжество имело особое значение только для тех, кто не понимал всей глубины той бездны, в которую падали ОВК и уцелевшие Колонии. Полковник знал гораздо больше придворных и даже многих генералов, а потому все его внимание было сосредоточено на изучении данных разведки.
