Вячеслав Шалыгин - Восход Водолея
– Все? Вы же говорили только об именах.
– Ну, для начала хотя бы имена.
– А вы их не знаете?
– Не все, – сосед огорченно вздохнул. – Ведь узнать имя, – это не взобраться на гору, крикнуть: «ветер, ветер, ты могуч…» или: «камень, как зовут твоих сестер и братьев?» и дождаться ответа. Для этого нужно очень долго наблюдать и делать выводы.
– Занятно, – Виктор снова взглянул в иллюминатор.
Море было уже совсем близко. Шорников видел фигурки судов и даже волны, хотя по случаю приятной погоды особого волнения на воде не было, максимум – полбалла. И все же Виктор видел отчетливую рябь. Только… совсем не такую, какую ожидал. Сначала его внимание привлекли огромные концентрические круги. Невысокие плавные волны расходились, словно бы от точек падения камней. Но каких камней, если диаметр каждого начального круга был не меньше сотни метров? Откуда могли свалиться такие глыбы? Шорников перевел взгляд на постепенно растущие фигурки кораблей. Нет, круги шли не от них. За ними тянулись обычные кильватерные следы, почти не искажающие геометрию множества странных колец.
Самолет лег на левое крыло, и вдалеке показался берег. У его золотисто-зеленой кромки не было кругов, зато тянулась полоса резко очерченных волн, сплетающих на поверхности моря какие-то невероятные живые арабески. Они постоянно меняли свой мелкий затейливый узор, как в зеленоватом калейдоскопе, но в их игре не было и намека на хаотичное движение. Все было строго упорядочено и… гармонично.
«Ветер так не может», – подумалось Шорникову.
Полоса водяного орнамента тянулась вдоль суши до горизонта. Она точно повторяла все изгибы береговой линии и неутомимо плела необыкновенно сложный орнамент ряби и волн.
«Подводное течение? Невероятно и… как красиво!» Виктор от удивления даже не заметил, что придавил попутчика к стенке. Однако тот не возражал. Он тоже любовался причудами морской глади и удовлетворенно сопел.
– В Индии, например, давно поняли, что стихии не настолько бездумны и слепы, как это кажется человеку, – наконец высказался сосед. – Хотя с их обожествлением лично я не согласен.
Виктор очнулся и подвинулся на свое место.
– Течение… или косяки рыбы…
– Вы думаете? – попутчик усмехнулся. – А те круги – поклевки китов?
– Я не знаю, но этому наверняка есть разумное объяснение, – Шорников упрямо покачал головой.
– Вот в этом и заключается слабость современного человека, – сосед вздохнул. – Мы верим лишь в то, что придумали сами. В расщепленный атом, хирургию, электричество, химию… Все верно, мы рабы прогресса, материалисты до мозга костей. Но ведь и прогресс придумали тоже мы. Дабы сделать свое существование хоть немного комфортнее. Я не осуждаю науку или блага нынешней цивилизации. Просто грядет эра, в которую человечеством будет достигнута вершина горы Развития, и с этой вершины мы увидим, что дальнейший путь лежит вниз. По другому склону. И что мы будем делать? Покатимся обратно во мрак?
– До вершины еще очень и очень далеко, да и катиться с нее необязательно. Можно разбить лагерь прямо под облаками.
– Эк вы хватили! «Далеко» и «разбить лагерь»… Десять лет назад до глобального потепления было тоже далеко. Так мы считали. А что в результате? Оно просто – р-раз! – и наступило. И вовсе не через обещанные сто лет, а в наши дни. Вот и получается, науку, чтобы себя успокоить, мы освоили, а природу – нет. Раньше, от недостатка знаний, боялись всего на свете, теперь, от их же дефицита, ничего не боимся. Такой парадокс. А почему?
– Потому, что не разделяем технический прогресс и естествознание, – Виктор снова взглянул в иллюминатор.
Лайнер уже выпустил шасси, и под ним показалось посадочное поле. – Наука – это и есть инструмент для изучения природы.
– Вы станете знатоком истории, культуры и повседневной жизни Китая, выучив язык, письмо, просмотрев все телерепортажи и прочитав все книги о нем, но вам не стать китайцем. – Самолет коснулся посадочной полосы, взревел двигателями и начал тормозить. Попутчик небрежно расстегнул привязной ремень. – Инструмент не сделает вас частью изучаемого объекта, не поможет вам побывать в его, пардон, шкуре. Чтобы понять природу, надо слиться с ее составляющими, надо установить контакт с ее стихиями.
– Утонуть, сгореть и испариться? – Шорников улыбнулся и, привстав, взял из шкафчика над креслом свою куртку. За бортом было жарко, и Виктор собирался запихнуть ее в кейс.
– Для начала следует узнать все имена. Чтобы понять, где расположена точка внутреннего взаимодействия стихий, – также вежливо улыбаясь, ответил попутчик. – Скорее всего, там найдется и… э-э… разъем для подключения «человека технического». Извините за такое упрощение.
– Понятно, – Виктор кивнул. – Было приятно побеседовать…
– Взаимно, – сосед указал глазами на куртку. – Помнете…
Шорников оценил наличие свободного пространства в кейсе и был вынужден согласиться. Чем тратить силы и нервы на утрамбовку, проще было перекинуть куртку через руку и спокойно доехать до порта. Там она обязательно пригодится. Даже в такую жару. Надевать помятую будет неудобно, а утюжить ее наверняка будет лень…
– Спасибо…
Виктор сошел по трапу одним из первых и больше попутчика не видел, хотя и оглядывался, зачем-то пытаясь найти его в толпе пассажиров. Зачем – он осознал, только выйдя из аэродромного автобуса. Из головы у Виктора никак не шли увиденные на море арабески и этот странный разговор об именах природных стихий. «Не благодаря человеку, а вопреки его усилиям, – вспомнилось Шорникову, – наступает новый период…» Попутчик несколько упомянул наступающую эпоху или эру, но так и не пояснил, что имеет в виду.
Впрочем, дорожные беседы – это отвлеченная лирика, а в жизни всем руководит конкретная и суровая проза. Через час Виктору следовало прибыть на другой конец города. Автобусом не успеть. Думать следовало об этом. Имена стихий тут были бесполезны.
– В город поедем? – подскочили сразу трое мужичков с ключами от машин на указательных пальцах. – Всего двести пятьдесят… Дешевле не найдете…
Зал прилета был полон калымщиков, готовых доставить пассажира хоть за море. Но у Виктора имелся горький опыт. Год назад его так вот и увезли в неизвестном направлении. В лес, полный ужаса и красного тумана. С тех пор он старался быть осторожным в любых мелочах.
Шорников протолкнулся сквозь заслон и торопливо вышел из здания аэропорта. Солнце слепило, а деревья и кусты вокруг ровно постриженного газона безмятежно шелестели. Это отгоняло неприятные воспоминания и даже бодрило. Виктор перевесил куртку на сгиб другой руки, надел темные очки и прямо по траве направился к стоянке «фирменных» такси.
Но у самой стоянки его неожиданно схватили под руки двое крепких типов и бесцеремонно затолкнули в микроавтобус с тонированными стеклами. Шорников даже не успел возмутиться…
– Извините за беспокойство, – один из сотрудников агентства вернул Виктору документы. – Специальная операция…
– Понимаю, – Шорников мельком взглянул на приложенную к документам визитку. – Но жалобу я все равно напишу.
– Ваше право, – агент криво улыбнулся. – Хотя, по старой памяти, могли бы простить нам такую мелочь. Всего хорошего, Виктор Валентинович.
– По старой памяти? – Шорников почувствовал не-
Приятный холодок. – Так вы из конторы Бориса Михайловича?
– Так точно.
– Ну ладно, – Виктор спрятал документы в карман тщательно обследованной агентами куртки и выбрался из автобуса.
Встреча с людьми из Управления его насторожила. Шорников давно понял, что агенты Бориса не появляются на людях без крайней необходимости. Что же заставило их не просто появиться, но и устроить довольно рискованную поголовную проверку всех пассажиров мужского пола?
Мимо Виктора прошли все те же «ловцы». Теперь они тащили к автобусу сразу двоих растерянных граждан. Шорников узнал в них пассажиров своего рейса. В самолете они сидели на пару рядов ближе к хвосту. Все сходилось. У одного из них в руках была точно такая же, как у Шорникова, легкая куртка. Это обстоятельство лишний раз подтверждало, что агенты не располагают определенными приметами разыскиваемого человека. Виктор проводил процессию взглядом и быстро пошел к ближайшему такси. Задерживаться здесь было ни к чему. А может, даже опасно.
– Мужчина! – Виктора дернули за рукав. Шорников едва не споткнулся от неожиданности. Он резко высвободил руку и остановился.
– Извините… это ваше.
Рядом с ним стояла брюнетка в темных очках. Она, смущенно улыбаясь, протягивала Виктору обычную кассету от фотоаппарата. Цилиндрик с торчащим язычком пленки и желтой наклейкой. «Двести единиц». Шорников поднял удивленный взгляд на девушку. Фотоаппарата при нем не было, да и пленку он предпочитал другой фирмы.
– Это не мое, – неуверенно ответил он.
