Леонид Смирнов - Эра Броуна

Игорь Николаевич очень удивился, обнаружив, что существует загробная жизнь, впрочем, после пребывания в теле Хабада поверить в это было много легче. Да и привык он за пятьдесят два года своей непростой жизни использовать любые обстоятельства, любые неожиданности, а не паниковать, не впадать в ступор, когда почва зашатается под ногами.

Он уже настроился НЕ БЫТЬ, приготовился в душе к НЕБЫТИЮ, если это вообще возможно, и вдруг снова-здорово!.. Каким было его первое чувство, первое ощущение? Теперь Примак уже не помнил. Радость? Разочарование? Бессилие? Наверное, все сразу.

А потом было много мыслей, надежд, но все они быстро рухнули, ведь ты вовсе не хозяин, а только раб процесса и тебя мотает по планете, зашвыривая чаще всего (по теории вероятности) в наиболее населенные районы: а Поднебесную, в Индуистские Штаты, к арабам, в Тропическую Африку, в Латинскую Америку, на Юго-Восток Азии…

…Вот теперь он – турист. Освещенные восходящим солнцем величественные пирамиды майя. Примак на самой вершине, в руках «Поляроид», который он чуть не выронил от неожиданности – вот был бы конфуз!.. А рядом толпятся, галдят, машут руками точно такие же – пенсионного возраста – янки в ковбойских шляпах, панамах, гавайках и длинных цветастых шортах. Восторгаются шумно – как же иначе, если деньги уплачены?!

…А вот Игорь – женщина-ханьцы, склонившаяся над ткацкой машиной. Станки стоят рядами, протянувшимися на сотни метров. Тысячи спин вокруг – в постоянном движении, перемещаясь без суеты, по системе.

Короткие синие хлопчатобумажные штаны, такого же цвета блуза, белые тапочки набосудаогу – хоть сейчаевтроб ложись. Наушников нет, но жуткого гула почти не слышно. Значит, глухая уже.

Странное это чувство – быть женщиной. Грудь набухла. Отчего? Почему? Может быть, младенец дома? Болит грудь – невероятно. То, чего вовсе не было. И при этом жутко хочется в туалет – совсем не так, как раньше – во сто крат хуже, но отойти нельзя ни на минуту – лучше умереть…

Несется «КОЛЕСО», крутится – конца-краю нет…

Глава шестнадцатая

20 ОКТЯБРЯ

Из потока новостей «Эн-Би-Си»:

«…Авария на английской нефтяной платформе в Норвежском море… Шестое подряд неудачное покушение на Папу Римского… Столкновение двух пассажирских автобусов на горной дороге в северном Перу… Знаменитый сорокашестилетний голливудский актер Бен Клиффорд обвинен в изнасиловании собственной дочери… Убийство бельгийского посла в Тунисе… Один из ведущих химико-физиков мира, лауреат Нобелевской премии профессор Сорбонны Пьер Руи устроил грандиозный скандал при вручении ему мантии почетного доктора Колумбийского университета… На атомной станции теплоснабжения под Царицыном произведена аварийная остановка. По официальным данным, утечки радиации нет… Нападение наличного представителя Генсека ООН в Кашмире. Курт Хаммерсмит легко ранен, два его охранника убиты… Примадонна „Ла Скалы“ Бенция Альмерини серьезно искусана своей любимой собакой. Диагноз – бешенство – не подтвердился… Супертанкер „Муамар Каддафи“ под либерийским флагом напоролся на рифы при подходе к Мальдивам. Сохраняется опасность сильного загрязнения акватории Аравийского моря… Вооруженные столкновения в столице Доминиканской республики были спровоцированы пулеметным обстрелом казарм президентской гвардии…»

Уже пять суток полицейское управление Северной префектуры переведено на казарменное положение.

В шесть часов утра их подняли по тревоге. Валера спросонья не сразу разобрался, чего хватать и куда бежать. Так что ремень застегивал уже на бегу.

– В здании террорист! – сообщил разбудивший отдыхавших офицеров майор. – Разрешено вести огонь на поражение.

– Как он выглядит? – спросил Бабунидзе.

– Кажется, в офицерской форме, – бросил майор через плечо. – Те, кто разглядел, уже не расскажут – он отличный снайпер.

Где-то на верхних этажах шла перестрелка. Гулким очередям из АКМ вторили пистолетные выстрелы – словно дворовые шавки тявкали наперебой, отвечая на рычание взбешенного волкодава.

…Катю и Трутутушкина Валера не видел уже почти неделю, правда, домой он звонил каждый день – в любой подходящий момент. Катя сидела дома – в большинстве контор женщин отпустили с работы. Все равно толку от них никакого, когда все мысли о безопасности детей. И самим меньше рисковать: пока с работы на работу доберешься, все что угодно может случиться. Дома-то оно надежней…

Фига два! В запертой изнутри квартире в теле твоей жены в любой момент может оказаться насильник, убийца или просто псих. В лучшем случае он бросит ребенка одного – бьющимся в истерике: «Мамочка, мамочка! Куда ты?! Не уходи!!!». А в худшем… Об этом лучше не думать – так ведь запросто рехнуться.

Хорошо, когда бабушку можно поставить на страже. А если слегли твои старики от такой нервотрепки?..

Катя, кроме одного-единственного раза, сразу же подходила к видеофону и бодро отчитывалась о проделанной работе: все перестирала (горячую воду пока не отключили), перегладила, перештопала, пол вымыла, унитаз и ванну – тоже, накидки, паласы и книжные шкафы пропылесосила, цветы полила.

Запасенных заранее продуктов пока хватало (особенно выручало сухое молоко), тем паче, что «хозяин» все эти дни харчился в префектуре, где личному составу регулярно выдавали сухпайки, кормили перловкой с тушенкой, которую в больших котлах готовили в столовой, поили жиденьким чаем, но зато с «резиновой» сгущенкой из стратегических запасов двадцатилетней давности. Когда разведешь, размешаешь как следует в желтеньком мочеподобном кипятке, получается вполне сносно…

– Не скучай там без нас, – томным голосом говорила супруга и чмокала в трубку, а потом давала «покалякать» с отцом Витюхе. Репнину – прямо бальзам на душу.

Но однажды к видеофону подбежал Трутутушкин, потыкал пальцем в кнопку, едва не разъединив связь, и сказал испуганно:

– Папочка! Мамка заперлась в спальне и не отвечает. У Репнина внутри все оборвалось. О господи!..

– Сынок, только не плачь. Все будет хорошо, – постарался говорить как можно спокойней, хотя у самого дрожали руки. – Я сейчас позвоню соседке, тете Маше, попрошу ее посидеть с тобой, пока мама не… – он никак не мог подобрать нужного слова. – Пока она не выйдет к тебе. Ты поставь у входной двери табуретку, чтоб дотянуться до запора. Тетя Маша позвонит, ты спросишь, кто это, а потом будешь открывать. Ты все понял, сынок? А теперь жми на красную кнопку…

…Репнину так ни разу и не пришлось пострелять на сегодняшней «охоте». Полчаса просидел в засаде на пожарной лестнице, а потом – по общему сигналу – понесся вверх, перепрыгивая через ступеньки. А когда добежал, упаренный, на чердак, оказалось, что уже все. Давным-давно «всё». Виной – обычная неразбериха и несогласованность. Запоздала эта атака – уже прикончен был гад. Говорят, живым не дался – последнюю пулю себе…

Потом террориста за ноги проволокли мимо. Тело было прапорщика Васильченко. Жаль мужика. Двое детей осталось и жена на сносях…

Валера даже не заметил, как перенесся в чужое тело. Стоял у дверей – все отдышаться не мог, а потом опять у дверей оказался – только у других. Стены зеленоватые, голые – вроде не было таких в префектуре, потолок белый, немного низковат, лампы под круглыми матовыми плафонами – тоже что-то новое, но и тут Репнин не удивился – скользнул расслабленным взглядом.

Рядом с ним стоял кто-то еще: форма хаки, высокие десантные ботинки, кобура на боку, голова не покрыта, лицо и руки сильно загорелые – с курорта что ли?.. Физиономия незнакомая, восточного типа, но мало ли в Москве нерусских?.. Стоял этот, второй, расставив ноги, смотрел вперед – закаменел будто, а потом вдруг проговорил тарабарщину какую-то – наверное, в шутку.

– Чего-чего? – переспросил Валера.

Человек переменился в лице, рука его потянулась к кобуре, дотронулась до застежки, но вот расстегнуть никак не получалось. На верхней губе у него выступили капельки пота.

А в петлицах, оказывается, эмблемки какие-то непонятные и на кармане нагрудном – знак черно-красный с золотыми винтовками крест-накрест. Чужой мужик-то, ну совсем чужой!..

– Ты это!.. – слова застряли у Репнина в глотке. Пистолет уже показался из кобуры… Капитан вспомнил, что он все-таки опер… Короткий, резкий удар в скулу, второй – В висок. Чужак пошатнулся, хрястнулся затылком о косяк и начал «стекать» по нему на пол. Глаза его закатились.

Валера понимал одно: ПЕРЕНЕСЯСЬ, он попал в переделку. Машинально выдернул из руки упавшего пистолет, уже снятый с предохранителя. За дверью раздался недовольный голос – язык тоже был чужой, ни одного знакомого слова. Потом возглас повторился, и дверь начала распахиваться. Капитан отшатнулся. В проеме показалось разозленное лицо какого-то мулата. Он начальственно рявкнул в третий раз. Одет был почти как оглушенный охранник, только поверх мундира – пятнистый зеленовато-бурый бронежилет. И этот мулат тут же сделал шаг назад. Лицо его начало приобретать пепельный оттенок. Потом он, не глядя, ткнул пальцем куда-то в стену, и тотчас со всех сторон оглушительно завыла сирена, разрывая визгливыми «переборами» уши и мозг.