Алексей Барон - Люди и ящеры
– Полагаю, посольство должно быть принято с максимальной любезностью, монсеньор. Со всеми подобающими почестями...
– Это понятно. А по существу? Бейт-Гафару придется сказать либо «да», либо «нет».
– Уже много лет Поммерн никому не отказывает в политическом убежище. Принципы не должны меняться без серьезных причин...
– Следовательно, «нет»?
– ... а с другой стороны, ваше высочество, серьезная угроза государству делает временную отсрочку в реализации отдельных принципов внешней политики вполне допустимой...
– Следовательно, «да»?
– ... хотя сомнительно, что отказ принимать диссидентов начисто избавит нас от угрозы войны. Однако нельзя забывать и о том, что даже небольшой выигрыш времени позволил бы нам лучше подготовиться, и в этой связи..
– Черт побери, Бройзе! Совет-то ваш в чем заключается?
– Вот в том и заключается, монсеньор. Любезно принять и послать их к черту.
– К шайтану, – одобрительно поправил Брюганц, предвкушая новые заказы для «пороховых» баронов своей партии.
– Да, к шайтану. Туда они дорогу лучше знают. В сущности, выбора нет. Иначе после первого требования неизбежно появится второе, а когда они наведут у себя относительный порядок – о, тогда и третье последует, традиционное.
– О возвращении Джанги?
– Ну да, ваше высочество.
– Мы не можем на это согласиться.
– Разумеется. Рано или поздно отказывать придется, но лучше это сделать прямо сейчас. Тогда на нашей стороне будут воевать все те перебежчики, которых мы спасем от резни, и воевать они будут получше нас. Их сейчас уже больше семи тысяч, если считать только боеспособных. Почти две кавалерийские дивизии, причем с собственными лошадями. Но главное даже не это. В межгосударственных отношениях, так же как и в подворотне, нельзя поддаваться на шантаж. Ни к чему хорошему такое не приводит. Поражение без боя, поражение только из страха потерпеть поражение... Исторические примеры приводить?
– Нет, нет, Хьюго. Я вас понял. Теперь давайте послушаем герцога Сентубала.
Председатель верхней палаты встал и коротко поклонился.
– Ваше высочество, если оставить в стороне аналогию с подворотней, в целом я согласен с мнением уважаемого господина канцлера (еще один легкий поклон). Только вот между «да» и «нет» возможен промежуточный вариант.
– Бейт-Гафару долго голову морочить не удастся, – сказал начальник курфюрстенштаба. – Когда-то он был нашим союзником, и сейчас ему надо очень постараться, чтобы эмир этого не припомнил.
– Я и не предлагаю морочить ему голову, ваше превосходительство, – спокойно заметил герцог. – Напротив, будет лучше, если мы рассмотрим предложения марусима с полной благожелательностью и в максимально короткие сроки.
– Знаете, я не совсем улавливаю вашу мысль, – признался курфюрст.
– Виноват, монсеньор. Мне следовало сказать «в максимально короткие по нашему законодательству сроки».
– Еще проще, ваша милость, – попросил начальник курфюрстенштаба.
– Видите ли, генерал, от границы с эмиратами до города Джанга посольство сможет добраться не меньше, чем за один день...
– За два, – мгновенно поправил начальник курфюрстенштаба. – Мне сейчас пришло в голову, что там срочно нужно починить пару мостов.
– Тем лучше, господин генерал.
– Рота саперов будет наготове, и как только... В общем, дон Амедео, вы меня лучше понимаете, чем я вас.
– Джон Александрович, просто дела, которыми мы занимаемся, имеют разную специфику, – любезно заметил герцог. – Я вот, например, никудышный полководец.
– Итак, – сказал курфюрст, – наш марусим на третий день путешествия окажется в Джанге. Что дальше?
Сентубал позволил себе улыбнуться.
– Дальше? По законам гостеприимства султан Джабер просто обязан «закатить», как принято говорить в Четырхове, роскошный прием. А марусим начисто лишен возможности обидеть хозяина отказом. И это еще один выигранный день, и отнюдь не последний. Само собой разумеется, что беки городов Урханг и Джейрат сочтут делом чести не отстать от своего сюзерена по части хлебосольства. Следовательно, с учетом оставшегося пути, магрибинцы доберутся до Бауцена примерно через восемь дней после пересечения границы, вряд ли раньше.
– Так, так, – сказал курфюрст. – Продолжайте, продолжайте
– Не может ли так случиться, монсеньор, что вас в это время не окажется в городе?
– В Бауцене? – с интересом переспросил курфюрст. – Очень может быть, поскольку у нас есть некоторые проблемы с ящерами, это все знают. Вполне естественно, если я, скажем, срочно отправлюсь инспектировать войска на юге.
– И вернетесь дня через три?
– Или четыре.
– Хорошо. Но не больше, ваше высочество.
– Как прикажете, ваша милость, – рассмеялся курфюрст.
– Вот так и прикажу, монсеньор. Итак, посол эмира находится у нас в гостях уже двенадцать суток. Может ли он упрекнуть нас в том, что ему морочат голову? Да ни в коем случае. День тринадцатый: торжественный прием во дворце его высочества, пир от имени магистрата, парад столичного гарнизона, визит в Кригс-Академию или еще куда-нибудь. Словом, вечером почтенный марусим будет весьма нуждаться в отдыхе. Замечу, все это будет вполне в эмирских традициях, где не принято сразу приступать к делам.
– В отличие от нас, – улыбаясь, сказал курфюрст. – Итак, день четырнадцатый. Чем мы его займем?
– День четырнадцатый будет первым днем переговоров, дальше их оттягивать нельзя. Но скорее всего вопросы, поднятые высокочтимым послом, потребуют обсуждения в бундестаге, поскольку у нас, увы, конституционная монархия.
– Бесспорно, – кивнул курфюрст.
– Боюсь, однако, что к этому времени бундестаг будет распущен на летние каникулы, ваше высочество.
– Силен герцог, – пробормотал Брюганц, качая лысой головой. – А вот тут мы должны проявить максимум доброй воли. Из уважения к высокому гостю, который к этому времени начнет нервничать и проявлять признаки нетерпения, депутатов придется срочно оторвать от заслуженного отдыха. К сожалению, на это потребуется еще минимум три дня, но иного выхода нет, поскольку Поммерн – страна не маленькая, и об этом никому не вредно помнить
– Браво, – сказал канцлер.
– День восемнадцатый, – продолжил герцог. – Пребывая в неважном расположении духа, срочно собранные депутаты с большим сожалением голосуют против предложений многоуважаемого марусима... не может ли так случиться, коллега Брюганц?
– Внутренний голос подсказывает мне, что именно так и будет, коллега Сентубал. Еще он подсказывает, что мы с вами нанесем визит огорченному марусиму и утешим несчастного. Напомним, что не все потеряно, и его высочество вполне может воспользоваться своим правом вето...
– Но это уже будет день девятнадцатый, не так ли? – быстро спросил курфюрст.
Оба парламентария закивали.
– Никак не раньше, монсеньор.
– Или даже двадцатый, если выпадет воскресенье. А лето – знай себе проходит. Оно такое, ваше высочество.
– Неплохо, неплохо. Но двадцать дней – это еще не все лето. Что потом?
– Согласительная комиссия, то да се, и так далее, по конституции, гарантом которой, монсеньор, вы являетесь, – ответил Брюганц.
– Даже гонец с сообщением о провале переговоров сможет добраться ко двору эмира только за неделю, а телеграфа в Магрибе как не было, так и нет, – добавил Сентубал. – С тех пор, как повесили нечестивых телеграфистов.
– Поэтому вполне может быть, что нынешним летом эмир ну вот не успеет получить повода для нападения, и все тут, – вновь подхватил Брюганц. – При обманчивой надежде на то, что со дня на день получит.
– Это случится, только вот уже во второй половине осени, – заверил его коллега.
– А зимой его кавалерия не воюет, – смеясь, закончил курфюрст.
– Зато уж следующим летом... – подал голос военный министр
– Дипломатия – искусство возможного, – скромно напомнил герцог.
– О! Полгода – превосходный подарок курфюрстенверу, дон Амедео.
– А сколько будет стоить «максимальная любезность» в сочетании со «всеми подобающими почестями»? – вдруг спросил министр финансов.
– Вот вы и подсчитайте, Конрад, – предложил канцлер. – Это же по вашей части дело.
На лице министра появилось такое выражение, словно он отведал лимона. Курфюрст поспешил его утешить, что и сделал в своей обычной своеобразной манере:
– Не спешите расстраиваться прежде времени. До сих пор были лишь цветочки, господин Мамулер. Выигрыш времени, которого все мы так хотим добиться, нужен главным образом для того, чтобы основательно выпотрошить государственную казну.
– Военные закупки! – простонал министр.
– Мужайтесь, дорогой мой.
– Да разве это я дорогой? – в сердцах воскликнул Мамулер. – Это ваш Ольховски, вот кто дорогой!
– Конрад, он того стоит. Но поверьте, до меня ему далеко, поскольку я собираюсь попросить у вас четверть тонны золота.
