Кир Булычев - Любимец (Спонсоры)
– Господь с тобой, – сказал старик. – Никого я не боюсь. Молитвой оберегу себя.
Но было ясно, что он боялся.
– Дай мне нож, – сказал Сеня.
– Зачем?
– Я почищу рыбу, сниму с нее чешую, выпотрошу. Мы же не дикие!
– Мы же не дикие, – улыбнулся я и отдал малышу нож.
Сеня помчался прочь из дома, который старик назвал церковью.
– А вы где живете? – спросил я.
– У меня землянка есть, в самой чаще. Меня не найдешь.
– Вас могут обидеть? – спросил я.
Старик даже не понял меня. Потом вдруг улыбнулся – а не улыбался он давно, и, по-моему, его морщинам стало больно.
– Меня и звери и птицы не опасаются, – сказал он. – Из рук моих едят. Я же здесь почти всю жизнь прожил.
– Как же так?
– Я в эти места пришел, чтобы приход принять, – сказал он, поведя рукой вокруг себя. – Батюшка помер, а люди здесь еще жили, и в лесу многие прятались. Потом кто умер, а кого вытравили, как крыс. И в деревне уже жить стало нельзя. Я в схимники ушел. Приду в храм, помолюсь и снова в лес.
– Храм, – повторил я, – помолюсь.
Старик наклонил голову.
– Молодой человек, а ты хоть знаешь, где стоишь?
– В храме, в церкви, – сказал я. – Вы же сказали.
– А что есть храм?
– Вот этот дом. Дом с картинами, – сказал я.
– А о Боге знаешь? – Старик стал строг. Я почувствовал свою вину.
– Не знаю, – ответил я.
– Темная, значит, душа, – сказал старик.
Я не стал спорить. Я сказал:
– Пойдемте в наш дом, там Сеня уже, наверно, почистил рыбу.
– Я мяса не ем, – сказал старик. – Уж лет пятьдесят как не ем.
– А что же вы едите?
– Что лес даст, что на грядке выращу, чем пчелы поделятся, – сказал старик.
Все же я уговорил старика пойти со мной. И я понял, что старик, хоть относится к нам не только с недоверием, но и с некоторой неприязнью, особенно к Сене из-за его пальцев, страшно стосковался по людям. И он пошел с нами.
Когда мы пришли, Сеня еще чистил рыбу – он не очень умел управляться с ножом. Я отобрал у него нож и сам принялся чистить и потрошить добычу. А осмелевший старик, которого звали Николаем, тем временем выпытал у нас, кто мы такие, отчего бежим и скрываемся.
Я очистил рыбу и еще раз спросил старика, не хочет ли он присоединиться к нам.
Сеня был горд собой – все же добытчик! Он взял одну рыбку и впился в нее зубами. Я же не посмел следовать его примеру, потому что раньше не ел сырой рыбы. К тому же стеснялся старика.
Дед Николай ахнул, глядя на Сеню.
– Что ж ты делаешь, чертяка! – закричал он.
– А что? Я голодный, – сказал Арсений.
– Сырую, да без соли! Что же, лень пожарить или сварить? Может, ты и не человек вовсе?
– Такой же, как мы с вами, – сказал я. – Только над ним делали операции.
– И очень хорошие! – с вызовом заявил мальчишка. – Если бы не я, кто бы рыбу поймал? А я еще и завтра поймаю.
– Рыбу есть сырую грех, – твердо заявил старик.
– У нас нет спичек, нет огня, – сказал я. – Мы не можем варить и жарить.
Старик надолго задумался. Малыш схрупал три рыбины и сказал:
– Соли нету. Безобразие, надо было с собой захватить.
Неожиданно старик заговорил:
– Сейчас пойдем ко мне. В землянке у меня переночуем. Там у меня огонь есть, и поесть что – будет.
– Нет, спасибо, – сказал я. – Мы вас стесним.
– Пускай он сам живет, – сказал Сеня. – А мы – сами.
Старик ему не нравился, потому что тот не мог скрыть своей неприязни к рукам и ногам мальчика.
Мы молчали. Я размышлял. И не знаю, что бы придумал, но тут далеко-далеко послышался звук летящего вертолета. Первым его услышал Сеня
– вскочил.
– Летят, – сказал старик. – Они, конечно, здесь вас искать будут. Деревня для них – место известное. Они и решат, что вы здесь таитесь. Идемте, только быстро.
Я подхватил одеяло и прочие мои вещи, Сеня, все поняв, взял чугунок с остатками рыбы.
Отец Николай первым резво выскочил из дома и, стуча палкой по земле, затрусил к лесу, стараясь не выбегать на открытое место. Мы бежали следом.
Мы спешили не наверх к церкви, а взяли ниже, к берегу большой реки, под защиту тесно стоявших вековых елей. От опушки леса я обернулся и увидел, что вертолет опустился возле храма, из него выпрыгивали милиционеры и белые халаты – люди спонсора.
– Идем, идем, – торопил меня старец. – До моей землянки верст пять, да через болото.
Когда, проваливаясь в грязь, прыгая с кочки на кочку, мы пробирались через обширное, поросшее редкими осинами болото, я спросил отца Николая, зачем он спрятался в таких сырых местах? А он сказал:
– Они с собаками облавы устраивали, тех, кто из деревни недалеко ушел, на сухом месте скрывался – всех выследили и перетравили. А через болото не сунулись – оно же бескрайнее.
Через час мы выбрались на сухое место – на небольшой остров среди болота.
Остров был песчаным и покрыт шапкой могучих сосен.
Там и скрывалась землянка отца Николая – сухая, довольно большая, полная запасов, оставшихся еще с зимы.
Сеня не любил сидеть в землянке. Он шастал по болотам, по лесу, нырял в бездонные черные озера в еловых борах, ловил рыбу и раков. Его не интересовали бесконечные рассказы отца Николая, впервые за тридцать лет обретшего внимательного слушателя.
А я слушал. Рассказы старика были большим и многоцветным куском в мозаике, именуемой История Земли. Старик-отшельник, настоятель храма, в котором полвека никто не молился, рассказывал мне ее вечер за вечером, то сидя у очага, то работая на маленьких делянках, разбросанных по лесу так, чтобы не вызвать подозрений у дежурного вертолета.
Я узнал о боге и храмах, о людях, которые ему служили. Но я был поражен тем, что до прилета спонсоров у людей был не один бог, а много. Некоторые верили, что есть всемогущий бог Христос, а другие называли бога Магометом, а третьи – Буддой и страшно между собой ссорились и даже воевали, чтобы выяснить, какой из богов главнее. А еще у людей были антибоги, их называли дьяволами. Отец Николай был глубоко убежден, что спонсоры – порождение дьявола, а может быть, и сами дьяволы, которые присланы на Землю для наказания людям за то, что они вели себя неразумно, воевали между собой, не радели о своей Земле и совершали преступления.
Отец Николай весь находился в прошлом, в том времени, которое кончилось с прилетом спонсоров. Сам он того времени не застал, ему было примерно семьдесят лет – он делал зарубки на палочке, которую хранил в землянке, но потом эту палочку потерял. Но он помнил еще с детства времена, когда людей на Земле было много, когда в деревнях жили люди. О прилете спонсоров ему рассказывал отец, но сами спонсоры в эту деревню не прилетали. Оказывается, завоевание Земли прошло не в одночасье, как я себе представлял, а постепенно. Вначале была видимость сотрудничества, а если были конфликты, то их как-то улаживали. В течение многих лет спонсоры хоть и присутствовали на Земле и занимались спасением ее природы, продолжали чего-то опасаться. Лишь постепенно, год за годом, они набирали силу и решительность.
Истребление «лишних» людей, которые своим существованием угрожали природе, спонсоры вели руками милиции. В один несчастный день на деревню или село опускалось несколько вертолетов с милицией, которая забирала мужиков – говорили, на работы по контракту, на год, на два. И больше этих мужиков никто не видел. А на следующий год или через несколько месяцев то же случалось в другой деревне. Великая идея спасения Земли проводилась спонсорами последовательно, спокойно и неотвратимо. Жизнь наступила бедная и скудная, потому что нельзя было ездить в город, поезда больше не ходили, машины тоже – ездить разрешалось лишь милиции и верным друзьям спонсоров, тем, кто помогал им. И неизвестно было – есть иные города и страны или кончились. Осенью по деревням пролетали милиционеры и отбирали урожай. Мало кто убегал в лес – в деревне одни бабы, у них дети. Все ждали, когда вернутся мужчины, хоть и сами уже не верили, что вернутся. Милиционеры и пропагандисты проводили занятия. Бабы и дети научились петь возвышенные песни и читать стихи о Великом друге – спонсоре, о том, что пора спасать Мать-родину.
Отец Николай оставался в пустеющей деревне до последней возможности. В соседних деревнях, где еще оставались люди, он тоже исполнял службы – кого крестить, кого хоронить. Венчать было некого.
А потом случилось, что он был на Выселках, в двадцати километрах от Поленова, где и стоял храм, вернулся к себе – а в деревне ни одного живого человека. Будто всех корова языком слизала. Вывезли. Он кинулся в Серпухов. Но пройти туда не смог. Побывал там только через два года – когда Серпухов был уже пустой и зарос травой.
За последние полвека он людей-то видел раз или два. Но люди это были дикие, как звери. Он их боялся и прятался посреди болота.
В храм он ходил молиться. Храм не был нужен спонсорам – ни иконы, ни фрески не нужны. Спонсоры их как бы не видели. Впрочем, старик признался, что и он ни одного спонсора в глаза не видал. Господь уберег. Прожил жизнь, а спонсора не видал. Милицию видал, пропагандистов видал, а настоящего дьявола – нет.
