Айзек Азимов - Фантастическое путешествие
Все было кончено. И все напрасно.
– Генерал Картер! Сэр!
Голос был резким и настойчивым, дрожащим от волнения.
– Да?
– «Протерус», Сэр! Он движется!
– Остановите операцию! – завопил Картер.
Все члены бригады хирургов вздрогнули и удивленно посмотрели вверх.
Рейд схватил Картера за рукав.
– Это движение может быть просто следствием постепенно ускоряющейся деминиатюризации. Если не извлечь их сейчас, они подвергнутся опасности нападения белых кровяных телец.
– Какого рода движение? – крикнул Картер. – Куда они направляются?
– К оптическому нерву, Сэр.
Картер со свирепым видом повернулся к Рейду.
– Куда это они идут? Что это значит?
Лицо Рейда посветлело.
– Это означает непредвиденный выход, о котором я не подумал. Они направляются к глазу и выйдут через слезный проток, они могут успеть. Они могут выйти из него, в крайнем случае, повредив один глаз. Эй, кто-нибудь принесите предметное стекло от микроскопа! Картер, сойдемте вниз!
* * *Оптический нерв представлял собой связку волокон, похожих на гирлянду сосисок.
Дьювал приостановился, чтобы всунуть руку в стык между двумя такими «сосисками».
– Узел Канвера, – сказал он.
Он был изумлен.
– И я трогаю его.
– Не трогайте его, – сказал Грант, задыхаясь. – Плывите.
Белые кровяные тельца были вынуждены преодолевать плотную сеть из волокон, а для них это было не так легко, как для пловцов.
Они протиснулись в промежуточную жидкость и выпучивались в пространство между плотно переплетенными нервными волокнами.
Грант с волнением следил, гонится ли еще за ними то самое белое кровяное тельце, в котором был «Протерус». Он больше не мог его разглядеть. Если он и находился внутри ближайшего тельца, то, очевидно, так глубоко погрузился в его вещество, что не был виден.
Если же лейкоцит позади них не был тем самым лейкоцитом, то Бенеш мог погибнуть, несмотря ни на что.
Всюду, куда не попадал луч от фонарей на шлемах, на нервных волокнах вспыхивали искры и двигались назад со все возрастающей скоростью.
– Световые импульсы, – пробормотал Дьювал. Глаза Бенеша не полностью закрыты.
– Все вокруг несколько уменьшается в размерах, – сказал Оуэнс. – Вы не заметили?
– Я заметил, – кивнул Грант.
Белое кровяное тельце казалось только половиной того чудовища, каким оно только что представлялось ему, если это было оно.
– Нам плыть еще несколько секунд, – сказал Дьювал.
– Я не могу больше! – крикнула Кора.
Грант развернулся и поплыл к ней.
– Я уверен, что вы можете. Мы уже в глазу. Только расстояние не более капли слезы отделяет нас от места, где мы будем в безопасности.
Он обнял ее за талию и потащил за собой, забрав у нее из рук лазер и блок питания.
– Пройдем через это, и мы будем в слезной протоке, – сказал Дьювал.
Они были уже достаточно велики, чтобы почти заполнить промежуточное пространство, в котором плыли. По мере того, как они росли, их скорость возрастала, и лейкоциты выглядели значительно менее страшными.
Дьювал ударом ноги вскрыл стенку мембраны, к которой они подошли.
– Пролезайте, – сказал он. – Мисс Петерсон, вы первая.
Грант подтолкнул ее и сам последовал за ней. Потом Оуэнс и, наконец, Дьювал.
– Мы вышли из тела, – сказал Дьювал со сдерживаемым волнением.
– Обождите, – сказал Грант. – Я хочу, чтобы лейкоцит тоже вышел. Иначе…
Он подождал некоторое время, а потом испустил торжествующий крик.
– Вот оно! И, слава богу, это именно то!
Белое кровяное тельце просочилось через отверстие, пробитое ботинком Дьювала, но с трудом.
«Протерус» или его разбитые обломки ясно просвечивали через его содержимое.
Корабль увеличился настолько, что составлял почти половину лейкоцита, и бедное чудовище почувствовало неожиданный приступ несварения желудка.
Оно, однако, стойко сражалось. Будучи однажды настроенным на преследование, оно не могло делать ничего другого.
Трое мужчин и женщина плыли вверх по роднику поднимающийся жидкости. Лейкоцит, еле двигающийся плыл вместе с ними.
Гладкая закругленная стенка с одной стороны была прозрачной. Это была прозрачность не такого типа, как у тонкой стеки капилляра, а настоящая прозрачность. Не было никаких признаков клеточных мембран, Ядер.
– Это роговая оболочка, – сказал Дьювал. – Вторая стенка – нижнее веко. Нам нужно уйти достаточно далеко, чтобы при полной деминиатюризации не нанести повреждений Бенешу, и у нас есть только 6 секунд на это.
Прямо вверху, довольно высоко в их все еще крошечном масштабе, была горизонтальная щель.
– Через нее, – сказал Дьювал.
* * *– Корабль на поверхности глаза! – раздался ликующий возглас.
– Хорошо, – сказал Рейд. – Правый глаз.
Техник с предметным стеклом низко склонился над закрытым глазом Бенеша и установил лупу. Медленно, с помощью чувствительного зажима, он осторожно зажал нижнее веко и оттянул его вниз.
– Это здесь, – тихо сказал он. – Как соринка.
Он искусно подставил предметное стекло к глазу, и капля слезы с соринкой упала на него.
– Если что-то можно увидеть невооруженным глазом, то оно очень быстро станет намного больше. Все разбежались!
Техник, колеблясь между спешкой и необходимостью соблюдать осторожность, опустил предметное стекло на пол комнаты и пошел прочь быстрыми шагами.
Сестры быстро выкатили операционный стол через двойную дверь, и с поразительно возрастающей скоростью соринка на предметном стекле увеличилась до нормальных размеров.
Трое мужчин, женщина и куча металлических обломков, скрученных и изъеденных, появились там, где минуту назад ничего не было.
– Восемь секунд в запасе, – пробормотал Рейд.
– А где Мичелз? – вдруг спросил Картер. – Если Мичелз еще в Бенеше…
Он побежал за исчезнувшим операционным столом с внезапно возникшим снова ощущением неудачи.
Грант снял шлем и жестом остановил его.
– Все в порядке, генерал. Это все, что осталось от «Протеруса», а в нем вы найдете то, что осталось от Мичелза. Наверное только органическое желе с обломками костей.
* * *Грант все еще не мог приспособиться к настоящему, реальному миру. Он проспал с несколькими перерывами 15 часов и проснулся, удивляясь окружающему его свету и пространству.
Он завтракал в постели, рядом сидели улыбающиеся Картер и Рейд.
– Остальным тоже оказывается такое же внимание? – спросил Грант.
– Все, что можно приобрести за деньги, во всяком случае, на некоторое время, – ответил Картер. – Оуэнс – единственный, кому мы разрешили уехать. Он хотел побыть с женой и детьми, и мы освободили его, но только после того, как он представил нам краткий отчет обо все происшедшем. Выходит, Грант, что вы для успеха миссии сделали больше, чем кто-либо другой.
– Если вы пожелаете руководствоваться отдельными пунктами – может быть, – сказал Грант. – Если вы захотите представить меня к медали или повысить в должности, я соглашусь. Если вы хотите предоставить мне годовой отпуск с оплатой, я соглашусь еще быстрее. В действительности, однако, миссия могла бы провалиться при отсутствии любого из нас. Даже Мичелз достаточно эффективно вел нас – большей частью.
– Мичелз, – задумчиво произнес Картер. – Эти подробности относительно него, как вы знаете, не для печати. По официальной версии он погиб при исполнении служебных обязанностей. Не будет ничего хорошего, если станет известно, что в ОМСС пробрался предатель. И я не знаю, был ли он в действительности предателем.
– Я достаточно знаю его для того, чтобы сказать, что он не был им, – сказал Рейд. – Не был в обычном смысле этого слова.
Грант кивнул.
– Я согласен. Он не был книжным злодеем. Он потратил время на то, чтобы надеть на Оуэнса гидрокостюм, прежде чем вытолкнуть из корабля. Он хотел, чтобы Оуэнса убили лейкоциты, но сам сделать этого не мог. Нет, я думаю, он действительно хотел сохранить в тайне принцип неограниченной миниатюризации ради, как он говорил, блага человечества.
– Он был полностью на стороне мирного использования миниатюризации, – сказал Рейд. – И я тоже. Но какое благо она принесла бы…
– Вы имеете дело с разумом, который стал невольно нелогичным, – прервал его Картер. – Ведь мы сталкиваемся с такими вещами с тех пор, как изобрели атомную бомбу. Всегда находятся люди, которые думают, что если какое-либо новое открытие, причастное к чему-то ужасающему, запретить, то все будет хорошо. За исключением того, что нельзя запретить открытие, время которого пришло. Если бы Бенеш умер, неограниченная миниатюризация все равно была бы открыта в будущем году, или через 5 лет, или через 10. Только тогда первыми могли быть они.
– А теперь первыми будем мы, – сказал Грант. – И что мы с этим будем делать? Конец, в решающей войне? Наверное, Мичелз был прав.
– А может быть, обычное человеческое чувство возьмет верх с обеих сторон? – сухо спросил Картер. – Так было до сих пор.
