Игорь Борисенко - Рекреация
– Но попытка – не пытка! Давай подумаем сами. Если б мы совершали террористический акт всегосударственного масштаба в такой милитаризованной стране, как Венгрия, то, во-первых, пути отступления продумали заранее. Я – чужак в этой стране, и мне надо скрыться. Лучше всего затеряться там, где таких чужаков как можно больше. Где в Венгрии много иностранцев? В столице – чересчур опасно. Но где еще?
– Где? – тупо повторил Рихард.
– Слушай, чему тебя в школе учили? Подумай немного. Очень немного!
– Ты брось свои гнусные намеки! Говори прямо – где?
– На Балатонских курортах, балда ты баварская! Мне эта мысль пришла, когда я говорил с карликом.
– Ха! Ты думаешь, один такой умный?
– По крайней мере, ты точно не такой умный!
Даже в полусумраке было заметно, как Рихард покраснел и надулся. Однако сказать ему было нечего, только через минуту времени и пару глотков пива он буркнул:
– Все равно, кто-то в контрразведке мог догадаться.
– А мог и не догадаться. Или догадаться – догадался, но не нашел.
– Как так?
– Смотри: бесплатный урок конспирации. Ты приезжаешь в Венгрию за два месяца до дела, прожигаешь жизнь на курорте, девочки там, вино, тусовка, множество друзей. Небольшая ловкость нужна, чтобы незаметно исчезнуть на пару дней. Потом приезжают мрачные типы из контрразведки и спрашивают администрацию: «Кто появился за эту неделю?» Про нашего таинственного диверсанта не вспоминают. Логично?
Рихард молча пожал плечами, видно ему уж очень не хотелось признавать правоту Оскара:
– Если ты об этом сообразил, то и они могли!
Оскар в ярости хлопнул по крышке стола ладонью – этот тупоголовый баварец окончательно вывел его из себя, переборов даже сонливость и всегдашнее спокойствие. Ему хотелось заорать во весь голос: «А они тоже двадцать пять лет занимаются разведкой и шпионажем?!» Но вместо этого он почти спокойно сказал:
– Мне надоело твое брюзжание. Иди, возвращайся под теплый бочок к своей Маришке, или как там ее, я лучше один. Мои старые расшатанные нервы в один прекрасный момент не выдержат твоего нытья, и я проломлю твою пустую башку.
– Может, попробуешь? – блеснул зубами в улыбке Рихард.
– В другой раз. Сейчас ты предупрежден, а т таких лосей, как ты, нужно нападать коварно, неожиданно!
– О, это ты умеешь, я видел! – Рихард в три больших глотка допил пиво из последней кружки и, потянувшись, зевнул во всю мощь своего рта. – Ну ладно, нафталиновый оптимист!! Куда мы двигаем, удели мне эту крупицу знания из своей необъятной сокровищницы мудрости!!
– Вот! Ты должен всегда ко мне так обращаться! – проворчал Оскар. Помедлив, он добавил нехотя: – У тебя есть карта Венгрии?
Рихард выложил на стол изрядно замусоленную туристическую схему. Оскар несколько раз ткнул пальцем:
– Вот он, Веспрем. Где-то рядом все произошло. Что у нас ближе всего к нему? Это забавное место называется Балатонфюред.
– Туда мы и поедем, папочка?
– Умный мальчик! Можешь хлестать пиво до обеда. Папе очень нужно немного поспать.
18. ДЬЯВОЛЫ ПРИДУТ ЗА НИМ!
Сзади отдалялась Балатони, закрываемая серыми заборами военных заводов. Они ехали по плохонькой разбитой дороге в большой дюралевой телеге, запряженной седым от старости мерином. Возница был таким же седым, как его конь. Старичок постоянно неразборчиво ругал животину, несильно дергая вожжи, но к увеличению скорости это не приводило. Оскар сидел на самом краю телеги, разглядывая медленно ползущие мимо окрестности. Заводы уже сменились помойками, те – вырубленными рощами и лугами, поросшими желтеющей травой. То там, то сям по лугам бродили одинокие коровы или овцы, охраняемые дедами и бабками. Мутная вода Шарвиза, через который они проехали, тоже отливала желтизной. Берега покрывал мусор и разводы красного цвета. Рихард на эти ужасные индустриальные пейзажи не смотрел – он лежал, вытянувшись во весь рост, и слушал свой плеер, корпус которого одновременно закрывал от солнца его лицо. Отличные германские наушники, произведенные еще двадцать лет назад, до сих пор не выпускали наружу ни звука. Скоро немцу надоело, что на каждой выбоине плеер качается и норовит свалиться. Он сел и снял с головы наушники.
– О чем ты думаешь? – спросил он раздраженно. – Это самое медленное путешествие, в котором я принимал участие! Мы умрем от старости, прежде чем доедем до места. По крайней мере, ты точно помрешь.
Оскар улыбнулся и молча подобрал с кучи тряпья на дне телеги наушники. Из недр маленьких чашечек вырвались заунывные скрипы и вой, которые почти заглушали предсмертные хрипы певца:
– Die Stadt ist todt… todt. Balde sterbe du auch. (Город мертв… мертв. Скоро ты тоже умрешь (нем.)).
– Индастриал? – пренебрежительно спросил Оскар, отдавая наушники. Рихард надменно хмыкнул:
– Что бы ты в этом понимал, старик! Это новейший стиль под названием «визеринг дэс метал».
– Очень подходит для всего, что вокруг. Особенно к тем двум испуганным овечкам на лугу.
– По-моему, ты хочешь поиздеваться над классикой жанра. Лучше скажи, что мы будем делать, если вдруг приедем в Балатонфюред еще живыми. Может, там прямо на въезде, прямо за плакатом «Добро пожаловать!» висит объявление: «Господин, которого очень разыскивают два других господина, живет там-то»?
– Когда придет время, мы сообразим. Мне кажется, что везение, которое уже долгое время мне сопутствует, еще не кончилось, и все пойдет, как по маслу.
– Боже мой! Я, оказывается, еду с человеком, управляемым судьбой и фортуной! Только этого не хватало. – Рихард раздраженно напялил на голову наушники, закрыл голову курткой и снова улегся на дно телеги.
Оскар, потеряв одного собеседника, тут же нашел себе другого – старика – возницу
– А что, любезный, далеко ли то место, куда ты едешь, от Балатонфюреда?
Старик встрепенулся и мелко засмеялся, будто застучал маленьким молоточком по наковаленке:
– Оши – он уже скоро. А до Фюреда ехать поди до вечера, дорогуша!
– Ладно… Чем ты занимался в столице? Торговал?
– Ага. Картошка вот, уже выросла. Целую телегу продал. Лето работы и двадцать шесть золотых в кармане!
– Слушай, старик! – Оскар запустил руку в сумку. – Если я дам тебе золотой, довезешь нас до Фюреда?
– Ох, как… – дедок прямо подпрыгнул на своей кожаной подушке. – Эта… Ведь долго ехать, да и назад-то ночью не попрешься, дорогуша!
– Добавлю серебряник на ночевку.
– Ы-ыых! – выдохнул старик. – Куда уж мне старому против такого соблазна идти!! Повезу.
Он помолчал, потом достал трубку и принялся набивать ее табаком.
– Зря только вы туда едете, дорогуша! – со вздохом пробормотал он и выдохнул сизое облачко с едким запахом.
– Почему? – удивился Оскар.
– Румыны, волки задунайские, чего-то замышляют. Вторую неделю самолеты ихние каждый день рыщут, пушек не слыхать давно. Затевают что-то, мать их. Лучше б вам уехать куда в Европу…
Дорога тянулась мучительно долго. По обочинам проползали однообразные унылые пейзажи, лишь изредка оживляемые ровными квадратами полей пшеницы и ячменя. Большая часть встречавшихся деревушек и хуторов были брошены и наполнены только гнетущей тишиной. Даже не верилось, что где-то существует мир, наполненный самолетами, автомобилями и другими сомнительными прелестями цивилизации.
Старичок непрерывно жаловался на жизнь: на солнце, которое сушит землю и посадки, «наделывает на листья обжоги», на румын, которые опыляют поля ядами, на горожан, платящих мало денег.
Когда солнце нависло над самыми холмами, слева, за красно-зеленой листвой кустарника и заросшими короткой травой лужайками, уже плескался Балатон. Густо-голубая вода простиралась вдаль, сливаясь в нечетком жарком мареве с таким же по цвету противоположным берегом. Плавные изгибы холмов четко рисовались на фоне предзакатного неба…
– Балатон остался прежним! – радостно прошептал Оскар. Он боялся увидеть это прежде прекрасное озеро с загаженной отходами водой и мусором по берегам, но здесь будто бы был уже совсем другой мир. Зеленые деревья плотными или редкими рощицами окружали ласкаемые волнами плоские берега, и только пустые дома на этих берегах и угнетающий вид потрепанных, нежилых громад «Авроры» и «Тюльпана» в Балатоналмеди портили идиллическую картину. Но скоро они выехали из покинутого города и опять очутились на прекрасном берегу, где убегающие от озера холмы покрывала свежая изумрудная трава. На короткое время местность приобрела дикий, необжитый и умиротворяющий вид. Потом снова стали попадаться следы присутствия человека – картофельное поле, огороженное пастбище, покосившаяся хибара с дымом, вьющимся из трубы. Приближался Балатонфюред. Рихард, обняв свою сумку, посапывал во сне, видно, подружка долго не давала ему уснуть перед расставанием. Оскар с наслаждением дал немцу хорошего тычка под ребра. Старик уже давно замолк, обиженный невниманием пассажира, и нахохлился, как замерзший воробей. Перед въездом в город, рядом с раскрашенной в белую и черную полоски будкой, дорогу загораживал шлагбаум. Когда мерин, ткнувшись мордой в пластик, остановился, раздалось кряхтенье. Из будки, сильно припадая на правую, украшенную грубым протезом ногу, вышел солдат в мятой светло-зеленой униформе.
