Боб Шоу - Астронавты в лохмотьях

ДЕНЬ 106. Мечте Леддравора о Колкорроне, свободном от бича птерты, конец. Обслуживающий персонал флота Первой Армии заметил шары. Они приближаются к южному берегу Адрианского района. Было еще странное сообщение с моего театра военных действий. Двое рядовых с передовой утверждают, что видели птерту бледно-розового цвета. Они рассказывают, что шар подлетел к их позиции шагов на сорок, но не проявил ни малейшего желания подплыть ближе, а поднялся и улетел на запад. Что можно понять из такого странного рапорта? Может быть, просто эти двое сговорились, чтобы отдохнуть несколько дней во время дознания на базе?

ДЕНЬ 107. Сегодня – хотя я нахожу в этом мало чести – я оправдал уверенность принца Леддравора в моих тактических способностях.

Сего блестящего успеха и, вероятно, вершины моей военной карьеры я достиг благодаря ошибке, которой избежал бы любой зеленый лейтенант – выпускник академии.

Было восемь часов. Я разозлился на капитана Кадала из-за промедления в занятии полосы открытой местности в секторе Д14. Кадал полагал, что надо оставаться в лесу, так как на его карте, впопыхах подготовленной с воздуха, местность пересекали несколько ручьев. Он считал их глубокими оврагами, где способны укрыться значительные вражеские силы. Кадал – знающий офицер, и я должен был позволить ему разведать территорию по своему усмотрению. Но я боялся, что из-за многочисленных неудач он стал робким, и решил преподать ему урок воинской доблести.

Взяв сержанта и дюжину верховых, я лично поехал с ними вперед. Местность была ровной, и мы быстро продвигались. Слишком быстро!

Где-то на расстоянии около мили от наших позиций сержант явно забеспокоился, но я был уверен в успехе и не обратил на это внимания. Как и указывала карта, мы пересекли два ручья, слишком мелкие для того, чтобы служить серьезным укрытием. Мне уже рисовались картины, как я захватываю весь район и, в виде одолжения, преподношу его Кадалу.

Не успел я опомниться, мы отъехали уже на две мили, и даже во мне, несмотря на манию величия, заговорил глас здравого смысла. Он ворчал, что, пожалуй, хватит, особенно когда мы перевалили через отроги хребта и наши позиции скрылись из виду.

Тут и появились хамтефцы. Они выросли как из-под земли, точно по волшебству, с двух сторон, хотя, конечно, чуда здесь не было: они прятались в тех самых оврагах, существование которых я беспечно взялся опровергнуть. Хамтефцев, в броне из бракки похожих на черных ящеров, насчитывалось не менее двухсот человек. Если бы это была только пехота, мы бы удрали, но добрую четверть у них составляли верховые, и они уже отрезали нам путь к отступлению.

Мои люди смотрели на меня выжидательно, и это еще больше ухудшало мое положение. По своей самонадеянности, гордости и тупости я не подумал о них, а они в этот ужасный момент спрашивали меня лишь о том, где и как им следует умереть!

Я огляделся и примерно в миле впереди увидел поросший деревьями холм. Эта позиция давала нам некоторые шансы: возможно, забравшись на одно из деревьев, мы смо жем связаться по солнечному телеграфу с Кадалом и позвать на помощь. Я отдал приказ, и мы быстро поскакали к холму, сбив с толку хамтефцев, которые ожидали, что мы отступим в противоположном направлении. Опередив преследователей, мы доскакали до деревьев – правда, хамтефцы не особенно спешили. Время работало на них, и я понимал, что, даже если удастся связаться с Кадалом, нам это не поможет.

Один из моих людей с мигалкой на поясе полез на дерево, а я попытался в полевой бинокль отыскать хамтефского командира, чтобы попробовать разгадать его намерения. Если бы он узнал мое звание, то мог бы постараться захватить меня живым, и уж чего-чего, а этого я допустить не мог. Но тут, обозревая в сильный бинокль ряды хамтефских солдат, я увидел такое, что даже в этот опаснейший момент сердце мое сжалось от ужаса.

Птерта!

С юга приближались четыре пурпурных шара. В легком ветре они скользили над травой. Противник видел шары, несколько человек указали на них, но, к моему удивлению, никто и не думал обороняться. Шары все ближе подплывали к хамтефцам, и – такова сила рефлекса – я с трудом подавил желание предупредить их об опасности. Передний шар долетел до шеренги солдат, резко остановился и лопнул. Они по-прежнему не пытались обороняться или уклоняться от птерты. Я видел даже, как один солдат небрежно полоснул ее мечом. За считанные секунды четыре шара лопнули, рассеяв смертоносную пыль среди противника, который отнесся к этому совершенно беззаботно. Все это уже было удивительно, но еще удивительнее оказалось последующее.

Хамтефцы перестраивались, они рассыпались, образовав кольцо вокруг нашей никудышной маленькой крепости, и тут я заметил первые признаки замешательства в их рядах. В бинокль я увидел, как упали несколько солдат в черной броне. Уже! Их товарищи опустились рядом, чтобы помочь, и через промежуток времени, равный нескольким вздохам, сами начали кататься по земле!

Ко мне подошел сержант и сказал:

– Сэр, капрал говорит, что видит наши позиции. Какое сообщение вы желаете передать?

– Подожди! – Я чуть приподнял бинокль, чтобы захватить среднюю зону дальности, и через мгновение обнаружил еще одну птерту; она, качаясь, плыла над лугом. – Скажи, пусть сообщит Кадалу, что мы наткнулись на большой отряд противника, но ему надлежит оставаться на месте. Я приказываю не двигаться вплоть до моих дальнейших распоряжений.

Дисциплинированный сержант не рискнул возразить, но я видел, в каком недоумении он пошел передавать мои указания. Я стал наблюдать дальше. Хамтефцы поняли, что происходит нечто ужасное и непонятное, солдаты бегали туда-сюда в панике и растерянности, а те, что начали наступать на наши позиции, повернули. Они не знали, что единственная для них надежда на спасение – это бегство, и воссоединились с остальным войском.

С ощущением вязкого холода в животе я смотрел, как они тоже начали шататься и падать. Я услышал за спиной хриплое дыхание, когда мои люди, глядевшие невооруженным глазом, поняли, что некая жуткая и невидимая сила уничтожила хамтефцев. За пугающе короткий отрезок времени противник пал до последнего человека, и на равнине остались лишь синероги, безучастно пасущиеся среди тел хозяев.

(И почему это все представители царства животных, кроме некоторых видов обезьян, иммунны к яду птерты?)

Насмотревшись на леденящую сцену, я обернулся и чуть не расхохотался, увидев, что мои люди смотрят на меня с облегчением, уважением и обожанием. Они-то уже думали, что обречены, а теперь – таковы особенности психики обычного солдата – вся их благодарность сосредоточилась на мне, будто это я спас их каким-то искусным маневром. Похоже, других выводов они не сделали.

Три года назад зловещая перемена в природе нашего исконного врага, птерты, поставила Колкоррон на колени. А теперь оказывалось, что произошло еще одно увеличение силы шаров. Новая форма птертоза – а ничто иное не могло уничтожить хамтефцев, – убивающая человека даже не за часы, а за секунды, предвещала мрачные дни.

Я передал сообщение Кадалу, предупредил, чтобы он оставался в лесу и был готов к появлению птерты, а затем вернулся к наблюдению. В бинокль я увидел, как еще несколько птерт группами по две-три дрейфуют на южном ветре. Мы находились в безопасности, под защитой деревьев. Я подождал, пока небо очистилось, и лишь после этого отдал приказ собрать синерогов и с максимальной скоростью вернуться на свои позиции.

ДЕНЬ 109. Обнаружилось, что я был абсолютно не прав по поводу новой возросшей угрозы от птерты.

Леддравор выяснил истину весьма характерным для него методом. Он привязал к столбам на открытой местности несколько хамтефских мужчин и женщин, а рядом – тех наших раненых, у которых было мало шансов на выздоровление. В конце концов дрейфующая птерта отыскала их, и наблюдатели с подзорными трубами проследили, что из этого вышло. Колкорронцы, несмотря на тяжелые ранения, сопротивлялись птертозу целых два часа, а злополучные хамтефцы умерли почти мгновенно.

Чем объясняется эта странная аномалия?

Одна из теорий, которую я услышал, гласит, что хамтефская раса имеет некую наследственную слабость, из-за чего более уязвима для птертоза. Но я полагаю, что настоящее объяснение намного сложнее; его выдвинули наши медицинские советники. Они считают, что имеются две разновидности птерты. Иссиня-пурпурная, которая исстари знакома колкорронцам, высокотоксична, а розовая, обитающая в Хамтефе, безобидна, по крайней мере относительно. (Оказалось, что розовые шары наблюдали и в других местах.)

Далее эта теория гласит, что за столетия боевых действий против птерты уничтожены миллионы шаров, и все население Колкоррона подверглось воздействию микроскопических количеств пыли. Это придало нам некоторую стойкость к яду и увеличило сопротивляемость организма благодаря тому же механизму, из-за которого невозможно заболеть более одного раза одной и той же болезнью. Хамтефцы, напротив, совершенно не имеют сопротивляемости, и для них столкновение с ядовитой птертой оборачивается большей катастрофой, чем для нас.