Пол Фредерик - Нашествие квантовых котов
И тут дверь без предупреждения открылась, и вошел шеф-агент. Шеф-агент Христоф.
Это была женщина.
Шеф-агент Найла Христоф была не просто одной из тех, кто вошел через эту дверь, но и, без всякого сомнения, важным лицом. Она была боссом. Все, кто вошел вместе с ней, подчеркивали это жестами.
Я удивился. Конечно же, все знают, что недавно в ФБР начали набирать и женщин, но их никто не видел. Вы знаете о существовании женщин – врачей или водителей такси, – поскольку видели их в кинохрониках или фильмах. С агентами ФБР такого случиться не может. В недельных кинохрониках вам никогда не покажут лица агентов. Если хоть один оператор попробует это сделать, рискуя раскрыть правительственный секрет, отрицательные последствия для него неминуемы. Тогда он будет дрожать за свою жизнь в комнате допросов.
Как я…
Во всяком случае, она вошла. Перед ней шел огромный парень открывший дверь, после нее – толстая стенографистка и еще парень, закрывший дверь. Когда она вошла, то рассеянно взглянула на меня, будто в этой комнате я был частью мебели. Я сосредоточенно смотрел на нее. Найла Христоф была хорошенькой девочкой определенного типа: отлично сложенной и спортивной. На голове ее прическа «конский хвост», и еще у нее бледно-голубые глаза. Она держала руки за спиной, входила как британские адмиралы эпохи парусников. И командовала как адмирал. Два сиплых слова: «Привяжите его!». Толстуха пыхтела за столом и растягивала стенографию: «Запись от августа, 17, год 1983. Шеф-агент Найла Христоф провела допрос Доминика Де Сота».
Мне адресовались слова:
– Не торопитесь. Вы должны говорить только правду и отвечать на все вопросы. Тогда мы закончим через двадцать минут. Перед началом допроса принесите клятву.
Это было не очень хорошо. Клятва означала, что дело довольно серьезное, и то, что искажу, будет не просто информацией к расследованию, а послужит показаниями. Стенографистка встала и подошла ко мне с книгами, хрипло попросив повторять за ней. Я протянул руку с Библии на Коран, прикоснувшись к нему большим пальцем, и поклялся говорить правду, одну только правду и ничего кроме правды. И да поможет мне в этом Бог милосердный, всевидящий и карающий!
– Прекрасно, Доминик! – сказала Христоф, убрав мою правую руку.
Она скользнула по ней взглядом – как бы наблюдая, хотя на самом деле размышляла, о чем мы будем говорить эти двадцать минут.
– Теперь расскажите мне, зачем вы проникли в Долилаб?
Я удивленно выкатил глаза:
– Проник… куда?
– В Долилаб, – терпеливо повторила она. – Что вы там высматривали.
– Я не понимаю, о чем вы говорите! – сказал я.
Это был не тот ответ, которого ожидала услышать агент Христоф.
– Дерьмо! – крикнула она сердито. – Я надеялась, что вы будете благоразумны и не будете притворяться, что ничего не знаете о Долилабе!
– Я на самом деле не знаю!.. – Все знают о существовании Долилаба – или хотя бы то, что к юго-западу от Чикаго находится секретная военная лаборатория. Дюжину раз я проезжал мимо… – Но, мисс Христоф!
– Агент Христоф!
– Агент Христоф, я на самом деле не понимаю, что вы имеете в виду, я никогда не был в Долилабе. И конечно же, не пытался пробраться туда.
– О святая Фатима! – сложив руки вместе, со стоном сказала она.
Это было неожиданностью! У шеф-агента могли появиться затруднения, потребуй кто-нибудь отнес принести клятву. На обеих ее руках не было больших пальцев…
Без сомнения, люди без больших пальцев не редкость. Это стандартный приговор за вторую попытку кражи, за автоубийство и прелюбодеяние. Но в самом деле поразительно, подумал я, встретить без больших пальцев агента ФБР.
Разумом я постиг отсутствие больших пальцев на руках Христоф – но мои-то были по-прежнему связаны веревками.
– Агент Христоф! – с возмущением сказал я. – Я не знаю, откуда у вас появилась эта идея, но все надо доказать. Это невозможно! В последний раз я был вблизи от Долилаба месяц назад…
Она посмотрела на двух полицейских, затем вновь на меня.
– Невозможно… – повторила задумчиво. – Это невозможно. Этого не могло быть… – снова отозвалась она. Затем протянула руку.
Один из полисменов передал ей досье. Первой вещью внутри лежала фотография. Христоф взглянула пенсе, убеждаясь, что это та самая, затем показала мне. На фото был изображен человек у дверей здания – и это был… я!
Это был я, но одетый в костюм, которого у меня никогда не было: типа комбинезона, как у Уинстона Черчилля, ставшего известным во время Второй мировой войны. Но это был я – верно…
– Снимок сделан, – бесцветно сказала Христоф, – камерами наблюдения в Долилабе позавчера ночью. Есть и другие… – Она расправила их веером.
Не все они были сделаны из этой же камеры – задний план заметно отличался. Но на всех них было то же самое, хорошо знакомое мне лицо, в этой незнакомой одежде.
– И здесь, – сказала она, достав из папки кусок картона, – отпечатки из вашего досье в колледже. Они полностью совпадают с найденными в лаборатории.
На картонном бланке под широкими десятью полосами было только четыре отпечатка. Я думал, что все они были получены на месте происшествия. Но даже дилетант мог заметить, что спирали и канавки на большом и среднем пальцах правой руки и оба указательных очень схожи с отпечатками из моего досье.
– Это ложь! – заорал я.
– Вы опять за свое? – недоверчиво спросила Христоф.
– Но это же не я, потому что я не делал этого!
– О черт! Доминик, – вздохнула она. – Я считала вас более благоразумным! – Закинула руки за спину и посмотрела в пол.
Она не давала своим помощникам никаких знаков, но они прекрасно знали свое дело и подошли ко мне.
Били меня не очень долго. Вы же слышали о том, как они обращаются с подозреваемыми. По этим сплетням, пускают в ход кулаки. Я был уверен, что это не только слухи, потому что однажды писал вексель на одного бармена, а затем того арестовали по подозрению в продаже крепких напитков человеку моложе тридцати пяти лет. После этого ему уже никогда больше не потребовалось векселей. Вдова прошептала мне на ухо, в каком состоянии вернули для захоронения тело: это может основательно вывернуть ваши кишки.
Со мной, к счастью, такого не случилось.
Я получал легкие шлепки. Но это было слишком унизительно. Это было унизительно вдвойне, потому что я был связан и не мог дать отпора. Хорошо, на моем месте вы не сделаете этого – даже не сможете парировать удары руками, а не головой. Моя голова звенела от оплеух, открытая ударам. Они прекращали бить, когда агент Христоф задавала вопросы.
– На фото изображены вы, Доминик. Не так ли?
– Откуда я знаю? Это… ой!.. Немного похож на меня.
– А отпечатки?
– О них мне ничего не известно…
– О черт… продолжайте, мальчики!
Скоро им надело колошматить мою голову. Или, вероятно, они заметили, что я с беспокойством стал прислушиваться к Христоф, во всяком случае, меня начали колотить в живот и спину. Так как я до сих пор был одет только в плавки, то оказался беззащитен. Было ужасно больно. Но лупить по спине им не очень нравилось. Они могли причинить боль собственным рукам и делали это без особого восторга. Часто останавливались.
– Измените показания, Доминик?
– Мне нечего менять, черт возьми!
И они снова молотили по моему животу. Это причиняло сильное страдание. Меня выворачивало наизнанку, в глазах двоилось, и я едва слышал, что говорит агент Христоф.
И я чуть было не пропустил мимо ушей, когда она сказала:
– Сопляк! Вы по-прежнему отрицаете, что были в Долилабе в субботу, тринадцатого августа?
Я задыхался.
– Подождите! – собственно говоря, они не оставляли попытки сделать из моего живота хороший пунш. – Пожалуйста… прекратите, – молил я, и Христоф остановила их. Я сделал два глубоких вздоха и сумел сказать: – Вы имеете в виду прошлую субботу, тринадцатое?
– Вот именно, Доминик! Когда вас засекли в Долилабе.
Я приподнялся и выпрямился.
– Но я не мог там быть, агент Христоф, – сказал я, – так как в прошлую субботу я был в Нью-Йорке. Со мной была моя невеста, она подтвердит. Честное слово, агент Христоф! Я не знаю, кто был в Долилабе, но только не я!
Конечно, все было не так просто. Я получил еще два-три крепких удара, прежде чем они убедились (или не убедились), но прекратили бить меня. Для подтверждения моего рассказа они вытащили из постели Грету. И она рассказала им по телефону все, что помнила. Они проверили. Я не так часто уезжал с Гретой в Нью-Йорк, поэтому она точно запомнила дату.
Развязав руки, они разрешили мне встать и отпустили домой. Один из них даже предложил мне плащ, чтобы я надел поверх плавок. Думаю, им было очень не по себе. К тому же агент Христоф не проронила ни слова, она склонила голову над досье и кусала губы. Один из тех, кто колотил меня, сказал, что я могу катиться ко всем чертям.
