Евгений Гуляковский - Стратегия захвата
Это зрелище отвлекало его от безрадостных дум. После битвы с ракшасом связь с Лилой вновь и, похоже, окончательно прервалась.
Последней его надеждой, рубежом всех устремлений и усилий стала теперь работа по запуску тм-генератора.
И никому на свете он не признался бы в том, что всеми его помыслами, всеми этими планами и приготовлениями управляло одно-единственное, тайное даже и от него самого желание – увидеть ее вновь… Ощутить на своих губах прохладные и такие странные, податливые и одновременно твердые губы. Обмен противоположными энергиями? Но разве имело значение, как называлось то, что могло сделать человека счастливым?
Он не сомневался, что Лила попала в беду, и скорее всего именно он явился причиной ее несчастий. Вряд ли он сможет хоть чем-то помочь ей. Слишком далекими и непонятными, слишком нечеловеческими были законы мира, в котором она жила. Он мог попытаться лишь разделить ее судьбу, какой бы горькой она ни оказалась. И уж потом, если немного повезет… Сказала же она, что он сможет остановить захват… Знать бы еще, как это сделать…
Все заводы Таиры, используя оставшиеся в их распоряжении энергетические ресурсы, срочно восстанавливали запасы похищенного циркония. Хоть это дело близилось к завершению.
Пробный пуск генератора прошел успешно, вопреки всем его опасениям. Процессор, восстановленный с помощью Флоранса и Дагера, действовал, и не оставалось уже никаких причин откладывать основной запуск.
Не очень-то он верил в то, что сможет вернуться из нового прыжка за временной барьер. Лишь одна горькая радость оставалась неизменной: никто, кроме него, не претендовал на роль подопытной крысы в этом затянувшемся научном эксперименте.
Отвлекая его от невеселых раздумий, на локаторной вышке взвыл ревун. К мысу приближалось какое-то судно или летательный аппарат, не имеющий специального допуска. Такие ошибки случались, и обычно инцидент заканчивался одним предупреждением. Однако в этот раз ревун не смолкал слишком долго.
Вскоре они появились. Пять боевых кораблей, поддержанных звеном гравитационных бомбардировщиков. Океан в сотне метров от Мартисона неожиданно взметнулся вверх огромной крутой волной. Только сейчас он понял, какую допустил оплошность, не подчинившись общему сигналу тревоги. Он бежал по косе к зданию института, понимая уже, что не успеет. Защиты со стороны океана не было, они слишком полагались на свои локаторы и лазерные батареи. В этот момент батареи вступили в действие, но для Мартисона это уже не имело значения. Он не видел, как красноватые лучи рубиновых лазеров скрестились посреди вражеских машин, словно гигантские мечи, кромсая металл. В считанные секунды от бомбардировщиков осталось лишь облако обломков.
Но в тот момент, когда лазеры опустились ниже, преграждая путь кораблям противника, волна цунами от первого и единственного гравитационного залпа, который успели сделать до своей гибели бомбардировщики, накрыла косу.
Удар десятиметровой водяной стены был страшен. Он вдребезги разнес мол и ближнюю береговую батарею лазеров. Одну из локаторных башен унесло водой, однако до самого здания института, стоящего достаточно высоко, вода так и не дошла.
Впрочем, ничего этого Мартисон уже не видел. Угрожающе запрокинувшись вниз своей побелевшей от ярости вершиной, морской вал подхватил его и, завернув в бурлящую морскую воду, понес прочь от берега.
Мартисон задыхался, непомерная громада волны грозила раздавить барабанные перепонки, но в молодости он занимался плаванием и успел набрать полную грудь воздуха. Задержав дыхание, он успешно противостоял взбесившейся морской стихии, постепенно пробиваясь к поверхности моря.
Водоворот затянул его слишком глубоко, и, когда наконец ему удалось вырваться из глубины, сознание от недостатка кислорода готово было покинуть его каждую секунду. Прекрасно понимая, что это означало верную смерть, Мартисон отчаянно боролся с надвигавшейся черной пеленой.
Наконец удалось немного отдышаться. Сердце колотилось как бешеное, но приступ так и не начался. За последние месяцы его больное сердце все больше удивляло его, совершенно перестав напоминать о своем существовании.
Приподнявшись, насколько это было возможно, над водной поверхностью, он осмотрелся.
Вал, перемахнув через косу, ушел в открытое море. О нем напоминало теперь лишь небольшое волнение да многочисленные обломки, плававшие вокруг. В той стороне, откуда появились неприятельские суда, не видно было ничего. Бой закончился.
Мартисона отнесло от берега метров на пятьсот, и вскоре он понял, что главная причина этого в сильном течении, продолжавшем уносить его в открытое море.
Он все еще надеялся справиться с этой новой бедой или хотя бы продержаться на поверхности до подхода спасателей, не позволяя унести себя слишком далеко от мыса. Спасатели должны были прибыть с минуты на минуту, но каймар появился раньше…
Никогда прежде Мартисону не приходилось видеть этих чудовищных обитателей больших глубин. Он лишь слышал жуткие рассказы о коварных и хитрых тварях, способных раздробить своими челюстями обшивку небольшого корабля.
В прозрачной воде двадцатиметровое тело каймара, неторопливо плывущего у самой поверхности навстречу Мартисону, было отлично видно.
Животное напоминало помесь гигантского земного кальмара с аллигатором. Мощный лопатообразный хвост с водометным движителем венчали толстые, как стволы деревьев, щупальца, усеянные красноватыми присосками.
Спереди туловище каймара постепенно переходило в длинную голову, защищенную чешуей. И Мартисон тут же представил, какая пасть может разверзнуться под этой трехметровой мордой.
Положение казалось настолько безнадежным, что смертельный ужас полностью парализовал волю Мартисона к сопротивлению. Он покорно ждал своей участи.
Каймар не спешил. Его глаза, слегка приподнятые над водой, выглядели необычайно подвижными на окостеневшей аллигаторской морде. Казалось, животное внимательно изучает свою будущую жертву. Что-то осмысленное уловил Мартисон в этом несущем смерть взгляде, что-то похожее на внимание… Потом он почувствовал толчок, шершавая, жесткая, как терка, кожа проехала по бедру, оставляя на ноге кровавый след. И в ту же секунду вода вокруг него забурлила. Берег начал вдруг стремительно приближаться.
Лишь через несколько мгновений он понял, что до сих пор жив. Больше того, он сидел верхом на каймаре, позади его кошмарных глаз, и этот ненормальный каймар со скоростью торпедного катера летел прямо к песчаной косе. Прежде чем Мартисон окончательно пришел в себя, прежде чем он сумел по достоинству оценить возникшую ситуацию, тупая зубастая морда уткнулась в песок. Легким, осторожным движением одного-единственного щупальца его высадили на берег. Голова каймара отодвинулась. В последний раз сверкнули умные, слегка насмешливые глаза чудовища, и водная поверхность сомкнулась над ним.
Первым среди подбежавших к Мартисону людей был лейтенант Прентис Стоун. Тот самый космодесантник, с которым они вместе сражались с ракшасом. Мартисону стоило немалого труда добиться от совета его перевода, и теперь он руководил институтской береговой охраной.
Они испытывали друг к другу взаимную симпатию. Этот молодой военный был, пожалуй, единственным человеком в многочисленном штате институтских служащих, кому Мартисон безоговорочно доверял и с кем позволял себе вести доверительные, неофициальные беседы.
Вот и сейчас, когда первые восторги по поводу его чудесного спасения остались позади, когда он облачился в сухую одежду и присел у электротерма, потягивая из чашки горячий хмельник, Прентис остался с ним.
Едва последний из медиков покинул комнату, как Мартисон сразу же отставил чашку, сбросил с себя напускной расслабленно-умиротворенный вид и спросил Прентиса без обиняков:
– Ну и что вы об этом думаете на самом деле?
– Думаю, что вам чертовски повезло.
– Я не о том. Мне кажется, у бессмысленного на первый взгляд нападения на хорошо защищенный мыс была одна очень важная цель: сорвать завтрашний запуск тм-генератора.
– Если вы правы – они должны быть прекрасно осведомлены о наших делах.
– Вот именно.
Лейтенант плеснул в свою чашку еще немного хмельника и, небрежно развалясь в кресле, задумался. Оставаясь наедине друг с другом, они давно уже чувствовали себя совершенно непринужденно и забывали о субординации. Раньше в этом кресле часто сиживал Флоранс, но после возвращения из камеры УВИВБа в характере этого человека произошли значительные изменения. Он стал подозрителен, мрачен и в конце концов начал избегать старых друзей, несмотря на все их усилия противодействовать этому.
– Ваши прогулки по косе… Вы не заметили, что почти каждый день совершали их в одно и то же время? – спросил Стоун, задумчиво рассматривая Мартисона через свою полупрозрачную чашку.
