Алексей Барон - Люди и ящеры
– О нет. Он коллекционирует специалистов. Характеры только терпит. Скажите, где вы нашли герра небесника?
– Его нашли не мы, а вот этот юноша. Его зовут Иржи. Он пас коров западнее деревни.
Лейтенант изволил заметить Иржи.
– Ну и где ты его нашел? Иржи объяснил.
– Прав, значит, его высочество, – сказал офицер. – После землетрясений они и появляются. Но... коровы, пастух, землетрясение. Какая связь?
– Это еще не все, – сказала Промеха. – Взгляните. Только осторожно, там яд.
Лейтенант взял стрелу и присвистнул.
– Хорошо ковать научились. Откуда?
– Иржи принес.
Лейтенант посмотрел на Иржи с некоторым интересом.
– Следовательно, в тебя стреляли, пастух? – Да.
– Сколько их было?
– Пока только один.
– А ты парень ловкий, – сказал де Нанж. – Не каждый и от одного ящера уйдет.
– Война будет? – тревожно спросила Камея.
– Пренепременно, мадемуазель. Вопрос лишь – когда. Ясно, что летом. Холода ящеры не выносят. М-да. Вот чего я не пойму. Как они прошли? На перевалах ведь вечный снег лежит.
Лейтенант повертел в руках стрелу.
– Если бы не эта вещица, не поверил бы я тебе, пастух.
– Осторожно, де Нанж, – сказала Камея. – Тубокурарин.
– Благодарю, ва... мадемуазель. Я помню.
– Виктор, помолчите, пожалуйста, – вдруг сказала Промеха.
Она сидела у камина и сосредоточенно глядела на язычки пламени
– Ничего не слышу, – сказал лейтенант. – Быть может, почудилось?
Старуха качнула головой.
– Ну-ка, ребята, откройте дверь. Один из солдат выполнил ее просьбу.
Сначала слышалось лишь позвякивание уздечек, журчание воды у плотины да мирные вечерние шумы близкой деревни. Де Нанж пожал плечами, собираясь что-то сказать, но в этот момент с гор долетел слабый, необычный звук – полусвист-полурев.
В деревне, словно по мановению чьей-то могущественной руки, стихли все вечерние звуки. Потом к ночному небу взлетел одинокий, до жути тоскливый вой. Вероятно, Бернгардт вложил в него всю свою собачью душу.
– Умный пес у Иоганна, – заметила Промеха. – Хотя и суеверный.
Офицер протянул стрелу капралу.
– Люка, я беру двух человек в сопровождение. Остальные остаются здесь. Забаррикадируйтесь. За безопасность дам отвечаете головой. Подкрепление прибудет через два дня. Ты, пастух, поедешь со мной. Эй, кто-нибудь, дайте ему плащ.
– Я тоже отправляюсь с вами, – сказала Камея. Лейтенант поморщился.
– Несу за вас ответственность, мадемуазель. Здесь безопаснее.
– Вы не можете решать за меня, сударь.
– А я? – рассеянно спросила Промеха.
– Вы? Вы можете, – с досадой сказала Камея. – Но выросла я уже!
– Все выросли, – улыбнулась Промеха. – Иржи вырос, ты выросла. Ну... я ведь тоже не детка.
Девушка вздохнула и покорно уселась на лавку. Иржи никак не мог разобраться в отношениях между этими людьми. Почему лейтенант гвардии самого курфюрста не может решать за Камею, которая повинуется какой-то деревенской Промехе, пусть и небеснице? – Идем, пастух, – сказал де Нанж. Камея встрепенулась.
– Одну минуту, маркиз.
Она нырнула в темный угол. Послышался скрип дверцы.
– Иржи, возьмите, пожалуйста. – Камея протянула пару небольших пистолетов. – Заряжены, – предупредила она.
Иржи растерялся.
– Спасибо, – пробормотал он. – Я их верну.
– Да уж, – обронил де Нанж. – Несколько карат бриллиантов. Не по чину, милейший.
– Что такое? – со сдержанным гневом спросила Камея. Лейтенант отвел взгляд. При выходе он явно подавил в
себе желание хлопнуть дверью. Зато снаружи, бросив Иржи поводья одной из лошадей, он высокомерно бросил:
– Мадемуазель Камея вольна распоряжаться своим оружием. Но рядом с ней чтоб я больше тебя не видел! Никогда. Понял, свинопас?
– Я пасу коров, – сказал Иржи, удивленный его озлобленностью.
– Да? Наверное, неплохо получается? Вот и занимайся этим, мальчик. Не вздумай претендовать на большее. Ради своего же блага.
Иржи удивленно промолчал. Вот разбушевался барин! Нет, кто же такая эта Камея?
Ведя лошадей в поводу, они шли вдоль главной улицы Бистрица, колотили в ворота, вызывая заспанных, лохматых мужиков.
– Костры! Живо разводите костры! – кричал де Нанж.
– А что такое, ваша милость? Заморозок, что ли?
– Какой там заморозок, болван! Ящеры идут.
– Свят, свят...
Скоро в Бистрице загудел набатный колокол. Заливались псы. На окраинах уже плясали первые языки пламени, туда волокли дрова и охапки соломы. Но не угадали. Беда пришла не с поля, а со стороны Быстрянки. Часу во втором ночи на берегу страшно затрещали кусты. Послышалось шумное сопение. Над ивами, четко выделяясь на фоне светящегося неба, появилась огромная безухая голова.
– По коням, пастух! – приказал де Нанж и вскочил в седло.
Выбравшись на береговой откос, чудовище помедлило, осматриваясь, потом грузно двинулось к церкви. Вероятно, именно звук колокола привлек внимание дракона.
Подойдя к звоннице, он сунул морду под крышу. Колокол коротко звякнул и будто захлебнулся. На мгновение по всей деревне установилась жуткая тишина. Мужики сдернули шляпы. И вдруг истошно завопила женщина, вновь завизжали, захлебнулись лаем собаки, подали голос козы, куры, коровы и даже кошки.
– Где же солдаты, ваше благородие? – кричал вцепившийся в стремя де Нанжа Фома. – Где, где солдаты?!
Де Нанж хлестнул его плетью.
– Сейчас же запаливай костер, дурак!
Опомнившись, Фома неуклюже побежал вдоль улицы.
А дракон стоял у колокольни и дергал шеей, добычу заглатывал. Стоял совсем близко, как показалось Иржи. Он даже различал красные отблески пламени в глазах чудовища. Еще он видел, как на своем крыльце Иоганн медленно поднимал штуцер, а во дворе подпрыгнул, да так вроде и остался висеть в воздухе Бернгардт. Было похоже, что собака не улетает в небо только потому, что ей мешает цепь.
В шуме переполоха выстрел прозвучал почти неслышно. Но Иоганн не промахнулся. Дракон взревел, дернул уродливыми, непропорционально короткими верхними лапами. Повертев головой, он наклонился и двинулся к дому Иоганна. Через минуту от тяжкого удара рухнула труба, обвалилась крыша, но сруб из столетних лиственниц не рассыпался, выдержал. Его складывал еще дед Иоганна, на совесть складывал
Из Иоганновых ворот выкатился клубок вздыбленной шерсти. Бренча оборванной цепью, Бернгардт с визгом помчался по деревне. Когда он пробегал мимо школы, во дворе вскрикнула и упала Анхен. Тут Иржи вышел из оцепенения. Рядом с домом Иоганна находился его собственный дом, в котором осталась мать.
Выдернув из-за пояса один из подаренных пистолетов, он взвел курок и поехал вперед. Гвардейская лошадь хрипела, норовила встать на дыбы. Иржи свободной рукой натягивал поводья, колотил ее пятками, рукоятью пистолета, кричал ругательства, кое-как заставляя двигаться в нужном направлении.
Дракон тем временем развалил избушку Каталины и остановился. Молча, открыв пасть, он следил за приближавшимся всадником.
Лошадь не слушалась узды, вертелась, норовила встать на дыбы. Времени как следует прицелиться не было, поэтому Иржи выстрелил прямо в необъятное брюхо. Вторым пистолетом он воспользоваться не успел, поскольку лошадь окончательно обезумела.
Мелькнули де Нанж, два гвардейца со штуцерами на изготовку, сын кузнеца Ференц с раскаленным бруском железа, мужики на четвереньках, раздувающие огонь под кучей соломы. Потом земля опрокинулась.
Если долго не проходить курса реювенации, приходит старость. За тем, как она наступает, можно наблюдать, это любопытно. Признаки просты. Когда голову трудно заставить о чем-то думать – это она, старость. Голова быстро устает мыслить, все время норовя отдаться на милость случайных восприятий. Так же, как и в раннем детстве, обыденные звуки, вполне привычные образы, запахи воспринимаются обостренно и доставляют покойное удовлетворение сами по себе, без всякой смысловой обработки. Убаюкивающее удовлетворение. Ничего другого от мира уже не требуется, да и мозг с большой легкостью проваливается в дремоту
– Сударыня, проснитесь!
Промеха открыла глаза. Над ней склонилась Камея.
– С вами все в порядке?
– Ну, с учетом возраста. А что случилось, детка?
– Дракон в деревне!
Камея повернула кресло, в котором сидела стареющая небесница. У окна стоял мрачный капрал Люка.
– Отчаянный малый, – пробасил он, отодвигаясь.
В это время, борясь с лошадью, Иржи приблизился к чудовищу и выстрелил.
– Неплохо, – сказал Люка. – Только надо бы сразу из двух.
– Неплохо бы вашим солдатам заняться делом! – гневно сказала Камея.
– У нас приказ, мадемуазель.
– Давно спорите? – спросила Промеха.
– Давненько, – мрачно сказала Камея. Капрал промолчал.
– Люка!
– Да, сударыня.
– Я прошу вас нарушить приказ.
В пересеченном шрамом лице капрала что-то дрогнуло.
– У вас восемь ружей, Люка. Один хороший залп, и на вашей совести не будет лишних могил. Кроме того, у вас есть чисто служебное оправдание.
