Сергей Лукьяненко - Ночной Дозор
Не с такими ставками!
– Я никогда не снимал черных воронок, – голос почему-то стал чужим, не то чтобы испуганным, скорее удивленным. Темный маг Завулон захихикал, противно, по-бабьи.
Шеф кивнул:
– Знаю, Антон.
Он поднялся, запахнул халат, подошел ко мне. Выглядел он нелепо, во всяком случае в обстановке нормальной московской квартиры его восточное облачение казалось неудачной карикатурой.
– Таких воронок – еще никто и никогда не снимал.
Ты будешь первым, кто попытается.
Я молчал.
– И учти, Антон, если ты напортишь… хоть самую малость, хоть в чем-то… ты сгоришь первым. Ты даже не успеешь уйти в сумрак. Знаешь, что бывает со светлыми, когда они попадают под прорыв инферно?
В горле пересохло. Я кивнул.
– Простите, любезный враг мой, – насмешливо сказал Завулон. – А вы не даете своим сотрудникам права выбора? Даже на войне в подобных случаях вызывали… желающих.
– Вызывали добровольцев, – не оборачиваясь бросил шеф.
– Мы все добровольцы, давным-давно. И никакого выбора у нас нет.
– А у нас – есть. Всегда, – темный маг опять хихикнул.
– Когда мы признаем право выбора за людьми, мы отнимаем его у себя. Завулон, – Борис Игнатьевич покосился на темного мага, – ты стараешься перед чужой аудиторией. Не мешай.
– Молчу, – Завулон опустил голову, съежился.
– Попытайся, – сказал шеф. – Антон, не могу дать совета.
Попробуй. Прошу тебя, попробуй. И… забудь все, чему тебя учили. Не верь тому, что говорил я, не верь тому, что ты писал в конспектах, не верь своим глазам, не верь чужим словам.
– Чему тогда верить, Борис Игнатьевич?
– Если бы я знал, Антон, то вышел бы из штаба… и сам вошел в тот подъезд.
Мы синхронно посмотрели в окно. Черный вихрь кружился, покачиваясь из стороны в сторону. Какой-то человек, идущий по тротуару, вдруг свернул на снег, и стал огибать черенок вихря по широкой дуге.
Я заметил, что по обочине уже протоптана тропинка – люди не могли видеть рвущееся на землю зло, но они чувствовали его приближение.
– Я буду прикрывать Антона, – вдруг сказала белая сова. – Прикрывать и обеспечивать связь.
– Снаружи, – согласился шеф. – Только снаружи…
Антон… иди.
Мы постараемся максимально закрыть тебя от любого наблюдения.
Ольга взлетела с кровати, села мне на плечо.
Бросив взгляд на друзей, на темного мага – тот словно в спячку впал, я вышел из комнаты. И сразу почувствовал, как стихает шум в квартире.
Меня провожали в полной тишине, без ненужных слов, без похлопываний по плечам и советов. Ведь на самом деле, я не делал ничего особенного. Просто шел умирать.
Тихо было.
Как-то не правильно тихо, даже для спального московского района и в этот поздний час. Будто все забились по домам, погасили свет, укрылись с головой одеялами и молчат. Именно молчат, а не спят. Лишь синевато-красные пятна дрожали на окнах – всюду работали телевизоры.
Это привычка уже, когда страшно, когда тягостно – включать телевизор и смотреть все что угодно, от телешопа до новостей. Люди не видят сумеречного мира.
Но они способны чувствовать его приближение.
– Ольга, что скажешь об этой воронке? – спросил я.
– Непреодолимо.
Сказала, как отрезала.
Я стоял перед подъездом, глядя на гибкий, будто слоновий хобот, черенок вихря. Заходить пока не хотелось.
– Когда… при каком размере воронки ты сможешь ее погасить?
Ольга подумала:
– Метров пять в высоту. Еще есть шанс. При трех метрах – наверняка.
– А девчонка при этом спасется?
– Возможно.
Что-то не давало мне покоя. В этой ненормальной тишине, когда даже машины старались огибать обреченный район стороной, какие-то звуки все же оставались…
Потом я понял. Скулили собаки.
По всем квартирам, во всех домах вокруг – тихо, жалобно, бестолково жаловались своим хозяевам несчастные псы. Они видели близящееся инферно.
– Ольга, информацию о девушке. Всю.
– Светлана Назарова. Двадцать пять лет.
Врач-терапевт, работает в поликлинике номер семнадцать.
В поле наблюдения Ночного Дозора не попадала. В поле наблюдения Дневного Дозора не попадала.
Магические способности не выявлены.
Родители и младший брат живут в Братеево, контакты с ними эпизодические, в основном телефонные.
Четыре подруги, проверяются, пока все чисто.
Отношения с окружающими ровные, резкой неприязни не замечено.
– Врач, – задумчиво сказал я.
– Ольга, а ведь это ниточка. Какой-нибудь старик или старуха… недовольные лечением. В последние годы жизни обычно происходит всплеск латентных магических способностей…
– Проверяется, – ответила Ольга. – Пока таких данных нет.
Да уж. Глупо бросаться в догадки – полдня с девушкой работали люди поумнее меня.
– Что еще?
– Группа крови – первая. Серьезных заболеваний нет, временами легкие кардиалгии. Первый сексуальный контакт в семнадцать лет, со сверстником, из любопытства. Четыре месяца была замужем, два года как разведена, с бывшим мужем отношения остались ровными. Детей нет.
– Способности мужа?
– Нулевые. У его новой жены – тоже. Проверено в первую очередь.
– Враги?
– Две недоброжелательницы на работе. Два отвергнутых поклонника по месту работы. Школьный товарищ, полгода назад пытался получить фальшивый больничный лист.
– И?
– Отказала.
– Надо же. Как у них с магией?
– Практически никак.
Уровень недоброжелательности – бытовой. Магические способности у всех слабые. На такой вихрь они не способны.
– Смерть пациентов? За последнее время?
– Не было.
– Так откуда же взялось проклятие? – задал я риторический вопрос. Да, теперь понятно, почему Дозор попал в тупик.
Светлана оказалась просто-напросто паинькой. Пять врагов в двадцать пять лет – можно лишь гордиться.
Ольга промолчала.
– Надо идти, – сказал я. Обернулся – на окно, где виднелись силуэты ребят. Кто-то из охраны помахал мне рукой. – Оля, а как работал Игнат?
– Стандартно.
Знакомство на улице, по варианту «неуверенный интеллигент». Кофе в баре.
Разговоры.
Уровень симпатии объекта быстро повышался, Игнат перешел к форсированному знакомству. Купил шампанское и ликер, они пришли сюда.
– Дальше.
– Вихрь стал расти.
– Повод?
– Никакого. Игнат ей нравился, более того, она стала испытывать сильное влечение. Но в этот момент пошел рост воронки, катастрофически быстрый.
Игнат сменил три стиля поведения, добился однозначного предложения остаться на ночь, после чего воронка перешла в стадию взрывного роста. Был отозван. Воронка стабилизировалась.
– Как его отозвали?
Я уже замерз, и в ботинках чувствовалась противная сырость. И все же я еще не готов был действовать.
– «Больная мама». Звонок по сотовому, разговор, извинения, обещание позвонить завтра. Все было чисто, подозрений у объекта не возникло.
– И воронка стабилизировалась?
Ольга помолчала, видимо, связывалась с аналитиками.
– Даже несколько присела.
На три сантиметра.
Но это может быть обычным откатом после прекращения подпитки.
Что-то во всем этом было. Вот только я никак не мог сформулировать невнятные подозрения.
– Где ее участок, Ольга?
– Здесь, вокруг. Включая этот самый дом.
К ней частенько заходят больные.
– Прекрасно. Тогда я пойду как пациент.
– Тебе требуется помощь с наложением ложной памяти?
– Справлюсь.
– Шеф одобряет, – через паузу ответила Ольга. – Работай. Твоя маска – Антон Городецкий, программист, холост, наблюдается три года, диагноз – язвенная болезнь желудка, проживает в этом же доме, квартира шестьдесят четыре. Она сейчас пустая, в случае необходимости обеспечим тыл.
– Три года я не потяну, – признался я. – Год. Максимум год.
– Хорошо.
Я посмотрел на Ольгу, она на меня – своим немигающим птичьим взглядом, в которым все же было что-то от той грязной аристократичной женщины, пившей коньяк у меня на кухне.
– Удачи, – пожелала Ольга.
– Попытайся снизить воронку.
Хотя бы десяток метров… тогда я рискну.
Птица взлетела, и мгновенно ушла в сумрак, куда-то в самые глубокие слои.
Вздохнув, я пошел к подъезду.
Хобот вихря заколебался, пытаясь коснуться меня. Я протянул навстречу ладони, сложив их в Ксамади, знаке отрицания.
Вихрь дрогнул и откатился. Без страха, скорее принимая правила игры. При таких размерах рвущееся инферно уже должно обрести разум, стать не тупой самонаводящейся ракетой, а скорее свирепым и опытным камикадзе. Смешно звучит – опытный камикадзе, но в отношении Тьмы этот термин оправдан. Вломившись в человеческий мир, вихрь инферно обречен погибнуть, но это не более, чем гибель одной осы из огромного роя.
– Твой час еще не настал, – сказал я. Инферно все равно не ответит, но мне хотелось это сказать.
Я прошел мимо черенка.
Вихрь казался сделанным из иссиня-черного стекла, обретшего резиновую гибкость. Внешняя поверхность его была почти неподвижна, а вот в глубине, где темная синева переходила в непроглядную тьму, угадывалось бешенное вращение.
