Боб Шоу - Астронавты в лохмотьях

– Я вам это и твержу всю дорогу, – сказал Ондобиртр. Он продолжал пить, бледнел и мрачнел. – Но все считают меня идиотом.

Экипаж вернулся в Клинтерден. Солнце тем временем уже приблизилось к восточному краю Верхнего Мира, и можно было начинать празднование в честь Хэлли.

Дворик перед особняком был битком набит животными и каретами, а в огороженном саду носились играющие дети. Хэлли первым выпрыгнул из экипажа и помчался в дом искать мать. Далакотт последовал за ним степенной походкой, потому что от долгого сидения в экипаже разболелась нога. Он не радовался предстоящему празднику и не ждал от остатка дня ничего хорошего, но уехать было бы неучтиво. Генерал договорился, что дирижабль подберет его и доставит к штабу Пятой Армии в Тромфе на следующий день.

Когда он вошел в дом, Конна тепло обняла его.

– Спасибо, что присмотрел за Хэлли, – сказала она. – Он действительно совершил все подвиги, о которых рассказывает?

– Он был просто великолепен! – Далакотт с удовольствием отметил, что Конна хорошо владела собой и была веселой. – Да что говорить, он заставил Джихейта уважать его!

– Прекрасно. А теперь вспомни, что обещал мне за завтраком. Я хочу, чтобы ты ел, а не ковырялся в тарелках.

– От свежего воздуха и физических упражнений я голоден как волк, – солгал Далакотт и, оставив Конну приветствовать визитеров, прошел в центральную часть дома. Там, разбившись на небольшие группы и оживленно беседуя, толпились гости. Довольный тем, что никто не заметил его появления, Далакотт молча взял с накрытого для детей стола бокал фруктового сока и встал у окна.

Со своего наблюдательного пункта он видел просторы возделанных земель, которые переходили в низкую гряду сине-зеленых холмов. Полоски полей были окрашены последовательно в шесть цветов: от бледно-зеленых, недавно засеянных, до темно-желтых – созревших и готовых к уборке.

Солнце приближалось к Верхнему Миру, и скоро на глазах у Далакотта холмы и дальние поля полыхнули всеми цветами радуги и резко потускнели. Сумеречная полоса мчалась по ландшафту с орбитальной скоростью; за ней следовала чернота полной тени. Не прошло и минуты, как стена темноты долетела до дома и накрыла его – началась малая ночь.

Далакотту никогда не надоедало наблюдать это явление. Когда глаза привыкли к темноте, небо буквально расцвело звездами, спиральными туманностями и кометами. Он вспомнил, что там могут быть – как утверждают некоторые – другие обитаемые планеты, обращающиеся вокруг далеких солнц.

В прошлом Рисдел о таких материях не задумывался – все его душевные силы поглощала армия, но в последнее время он стал находить утешение в размышлениях о бесчисленных мирах, на одном из которых, быть может, существует другой Колкоррон, тождественный Колкоррону во всех отношениях, кроме одного. Возможен ли другой Мир, на котором погибшие любимые еще живы?

Зажгли свечи и масляные фонари; их запах пробуждал воспоминания, и мысли Далакотта вернулись к прошлому, к тем немногим драгоценным ночам, которые провел он с Эйфой Маракайн. В часы ослепительной страсти Далакотт не сомневался, что они преодолеют все трудности, сметут все препятствия и поженятся. Эйфа имела статус постоянной жены, и ей предстоял двойной позор – развод с больным мужем и новое замужество наперекор социальному барьеру, который отделял военных от других сословий.

Перед ним стояли аналогичные препятствия. Кроме того, разведясь с Ториэйн, дочерью военного губернатора, он попадал под суд и должен был оставить военную карьеру. Но все это ничего не значило для Далакотта, он был как в лихорадке.

Тут началась падалская кампания, она обещала быть короткой, но разлучила его с Эйфой почти на год, а потом пришло известие, что она умерла, родив мальчика. Сначала Далакотт хотел признать мальчика своим и таким образом сохранить верность любимой, но затем решил, что этого делать не стоит.

Чего бы он добился, опозорив посмертно имя Эйфы и одновременно разрушив свою карьеру и семью? Мальчику, Толлеру, которому лучше расти в уютной обстановке среди родных и друзей матери, это тоже не принесло бы ничего хорошего.

В конце концов Далакотт решил вести себя разумно и даже не пытался увидеть сына. Пролетели годы, и благодаря своим способностям Рисдел дослужился до генеральского звания. Теперь, на закате жизни, эта история казалась почти сном и больше не причиняла боли, если не считать того, что ночью, в часы одиночества, его начали беспокоить иные вопросы и сомнения. Несмотря на пылкий внутренний протест, он то и дело спрашивал себя, действительно ли собирался жениться на Эйфе? Разве глубоко в подсознании не испытал он облегчение, когда смерть Эйфы избавила его от необходимости принимать решение? Короче, правда ли, что он, генерал Рисдел Далакотт, тот человек, которым считал себя всю жизнь? Или он?..

– А, вот ты где! – С бокалом пшеничного вина к нему подошла Конна. Она решительно сунула ему в свободную руку этот бокал и одновременно отобрала фруктовый сок. – Тебе надо быть с гостями, ты же понимаешь. А то еще подумают, что ты считаешь себя слишком знаменитым и важным и не хочешь общаться с моими друзьями.

– Прости, – невесело улыбнулся Далакотт. – Чем больше я старею, тем чаще думаю о прошлом.

– Ты думал об Одеране?

– Я думал о многом. – Далакотт пригубил бокал и отправился вслед за невесткой вести светские беседы с малознакомыми мужчинами и женщинами.

Он заметил, что среди них практически нет представителей военной касты, и это, возможно, указывало на то, какие чувства на самом деле питала Конна к тем, кто отнял у нее мужа, а теперь собирался забрать единственного ребенка. Далакотт с трудом поддерживал разговор с чужими, по существу, людьми и с облегчением услышал приглашение к столу.

Теперь он был обязан произнести короткую официальную речь о совершеннолетии внука, а потом, если получится, можно будет раствориться в толпе гостей.

Он обошел вокруг стола и подошел к единственному стулу с высокой спинкой, в честь Хэлли украшенному голубыми стрелоцветами, и тут до него дошло, что он уже давно не видит мальчика.

– Где же наш герой? – крикнул кто-то из гостей. – Предъявите героя!

– Он, наверно, у себя в комнате, – сказала Конна. – Сейчас я его приведу.

Виновато улыбнувшись, она выскользнула из гостиной, а через минуту вновь появилась в дверях со странным застывшим лицом, кивнула Далакотту и, не сказав ни слова, снова исчезла. Внутри у Рисдела все похолодело, и уговаривая себя, что нет оснований для беспокойства, он прошел по коридору в спальню Хэлли.

Мальчик лежал на спине на узкой койке. Его лицо раскраснелось и блестело от пота, а руки и ноги беспорядочно подергивались.

Не может быть, подумал Далакотт, и сердце его замерло. Он подошел к койке, посмотрел на Хэлли и, увидев ужас в его глазах, сразу понял, что мальчик изо всех сил пытается сесть или встать, но не может. «Паралич и лихорадка! Этого не может быть! – мысленно прокричал Далакотт, падая на колени. – Это не по правилам!»

Он положил ладонь мальчику на живот и обнаружил еще один симптом – вздутую селезенку; с губ его сорвался горестный стон.

– Ты обещал присмотреть за ним, – безжизненным голосом прошептала Конна, – ведь он совсем ребенок!

Далакотт встал и взял ее за плечи.

– Есть тут доктор?

– Что толку?

– Я вижу, на что это похоже, Конна, но Хэлли ни разу не подошел к птерте ближе тридцати шагов, а ветра не было. – Он слышал свой голос как будто издалека, словно бы он сам себя пытался убедить. – И потом, на развитие птертоза уходит два дня. Так быстро это не бывает. Ну что, есть доктор?

– Визиган, – прошептала Конна; ее расширенные глаза шарили по его лицу в поисках надежды. – Я приведу его. – Она повернулась и выбежала из комнаты.

– Ты поправишься, Хэлли. – Далакотт снова опустился на колени у койки. Он вытер краем маленького одеяла мокрое лицо мальчика и с ужасом отметил, какой жар излучает покрытая капельками пота кожа.

Хэлли смотрел на него с немой мольбой, его губы дрогнули в попытке улыбнуться. Рядом на койке Далакотт заметил баллинскую птертобойку. Он взял ее, вложил в руку мальчику и, согнув нечувствительные пальцы на полированном дереве, поцеловал Хэлли в лоб. Его поцелуй был долгим, словно он пытался вобрать в себя пожиравший мальчика жар, и Рисдел не сразу заметил, что Конна слишком долго не возвращается с доктором, а где-то в доме кричит женщина.

– Я вернусь через секунду, солдат. – Он встал, в полуобморочном состоянии вернулся в гостиную и увидел, что на полу лежит человек, а гости собрались вокруг него.

Это был Джихейт. Он метался в лихорадке, его руки беспомощно скребли пол, и весь его вид свидетельствовал о запущенном птертозе.

Ожидая, пока отвяжут дирижабль, Далакотт сунул руку в карман и нащупал странный безымянный предмет, который нашел несколько десятилетий назад на берегу Бес-Ундара. Большой палец генерала описывал круги по зеркальной, отполированной многолетними поглаживаниями поверхности. Далакотт пытался свыкнуться с чудовищными событиями последних девяти дней, и никакая статистика не могла передать его душевную боль.