Сергей Павлов - Аргус против Марса

Друзья остановились и, опершись на парапет, глядели вниз на темную воду.

– Да! – вздохнул Мишель. – Если бы это рассказал мне кто-нибудь другой, я не поверил бы... Итак, Люсьена вывела тебя из магического дворца подземным ходом в соседний квартал. Но Мицуда, бедняга... Ему, вероятно, угрожают крупные неприятности?

– За него я как раз беспокоюсь меньше всего. У Мицуды много влиятельных друзей и клиентов в самой Франции и за ее пределами, даже в Соединенных Штатах. Они его вызволят.

– Но почему ты все-таки решил вернуться в Париж?

– Логика подсказывает, что нигде нельзя так хорошо спрятаться, как в Париже.

– Однако твои расчеты не совсем оправдались. Ведь ирландец-то тебя нашел, – заметил Мишель.

– Зато финал не оставляет желать лучшего. Знаешь латинскую поговорку: «Предупрежден – значит вооружен». Ночной разговор с ирландцем показал мне, что даже очень разные люди в критический момент жизни могут мыслить одинаково. Видимо, человеческой природе все-таки свойствен инстинкт жизненной правды. И это – радует.

– Я понимаю его поступок, – сказал Мишель. – Ведь он – ирландец, значит, все время служил чужому богу. И понимал это. Тяготился этим... Да, не каждый день приходится выслушивать этакое. Живешь и не представляешь, что рядом могут происходить подобные вещи. Но не унывай, старина, мы еще повоюем!

– Не сомневаюсь.

– А теперь ты, может быть, дашь мне представление о своем «Аргусе»?

– От тебя у меня нет секретов.

Бертон прочел Мишелю маленькую лекцию о слабых взаимодействиях элементарных частиц.

– Так, так! – сказал Мишель, оживленно встряхивая полуседой шевелюрой. – Мне многое стало понятным.

Согретый вниманием друга, Бертон рассказал ему кое-какие подробности о своей многолетней работе.

– Итак, тебе первому удалось сделать это необычайное открытие, – резюмировал Мишель. – Если с тобой что-нибудь случится, людям придется открывать это заново.

– Не придется. Я принял нужные меры. Все данные, касающиеся конструктивных особенностей установки для нейтринного дальновидения, я тщательно зашифровал и довольно нехитрым способом передал радиосигналами на радиотелескоп французского астрономического общества. Ты, верно, помнишь сенсационные сообщения газет о загадочных сигналах, дошедших на землю из созвездия Лебедя? Это была невинная шутка твоего покорного слуги. Теперь зашифрованные данные «Аргуса» находятся в картотеках государственной обсерватории. Над дешифровкой «космической» информации уже работает счетно-решающая машина «Эпсилон-8». Но никому неизвестно, что ключом к дешифровке служит научная работа Арнольда Дельфуса «Аппроксимирование нейтринных полей».

– Теперь это известно мне, – рассмеялся Мишель. – Скажи, ты осуществил трюк с «космическими» радиосигналами один?

– Нет, с Гюбнером. Но он помогал «вслепую».

– А ты уверен, что он не догадается со временем?

– Сейчас это уже не имеет значения. Сегодня я узнал о том, что Гюбнер казнен. Вот, прочитай.

Бертон вынул из кармана свернутый в трубку номер желтого еженедельника «Скандал». Они остановились под фонарем, и Шови начал читать:

"В маленькой, не очень опрятной, меблированной комнате в углу стоит на коленях человек. Он буквально был загнан в этот угол, поставлен на колени и в этой позе окоченел, привалившись к стене. Голова втянута в плечи, лицо со следами недавних ожогов почти сплошь забинтовано, видны только оскаленные зубы и оловянные бляхи открытых глаз.

Сверкают вспышки «блица», щелкает затвор аппарата – следователь фотографирует убитого. Судебно-медицинский эксперт обнаруживает на шее трупа, в области сонной артерии, глубоко ушедшую крохотную стеклянную ампулу. Она была выпущена из какого-то метательного приспособления; вскрытие покажет, каким ядом ее снарядили.

На столе на белой клеенке разложены предметы, извлеченные криминалистами из карманов убитого: бумажник, пистолет, пара сломанных сигар, зажигалка... Детектив достает из бумажника удостоверение личности на имя Франца Гюбнера, уроженца города Мюлуз в Эльзасе, пятидесяти двух лет. Итак, это тот самый инженер Гюбнер, который исчез во время недавнего загадочного взрыва в лаборатории телевизионной фирмы в Париже.

Деньги, довольно крупная сумма – целы. Целы великолепные карманные часы в платиновом корпусе с драгоценными камнями.

В руке покойного зажата бумага: «Агент гестапо Фридрих Кунц... За преступления, содеянные против французского народа... подлежит смертной казни».

Странная деталь: приговор датирован июнем 1944 года.

Здесь, несомненно, имело место политическое убийство. Полицейский комиссар высказывает предположение, что оно совершено членами тайной террористической организации «Мстители» в ответ на проект закона о прекращении преследования нацистских палачей за давностью срока преступлений..."

– Но я-то знаю, кто привел приговор в исполнение. Возмездие было справедливым, – сказал Бертон. – Ты помнишь «Валькирию», Мишель?

Мишель достал из кармана пачку сигарет и надорвал обертку.

– Дай и мне.

Спички ломались в дрожащих пальцах, друзья долго не могли прикурить. Половина сигарет просыпалась под ноги.

– Я буду чувствовать себя виноватым, если такое когда-нибудь повторится, – сказал Мишель, жадно глотая дым. – Но те, кто сжигал нас в крематориях лагерей смерти, вешал нас, пытал в застенках, топил в море, заняты сейчас составлением реваншистских планов, строительством военных баз. Страна, которая столько выстрадала под немецким сапогом, предоставляет свои территории для немецких военных маневров. Наше правительство, забыв уроки войны, усиленно заигрывает с министрами из Бонна...

– Не обязательно быть коммунистом, чтобы это понять, – сказал Бертон.

– Нет, конечно. Но не каждый решится посвятить себя борьбе против безумных планов реакции, борьбе неимоверно трудной, но абсолютно необходимой. Ты знаешь, какие потери понесла компартия во время Сопротивления. Недаром Морис Торез назвал ее «партией расстрелянных». Но она остается единственной партией, способной последовательно и до победы вести такую борьбу. Анри, тебе пора кончать с положением «клошара», бродяги, находящегося в осадном положении. Твою борьбу невозможно вести в одиночку.

– Могу я рассчитывать на твою помощь?

– На нашу помощь. Сейчас ты работаешь мастером на заводах «Соншель»? Тебе нужно перейти на одно из наших предприятий, скажем, лаборантом в цех электрохимии. Я устрою это. В ближайшее время мы поможем тебе переправиться туда, куда не дотянутся лапы противников. У тебя, вероятно, уже имеются планы дальнейшего использования «Аргуса»?

– Да, конечно. Но я вижу, что мне одному не справиться.

– Выше нос, старина! – уже весело сказал Мишель. – Мы опять вместе, как семнадцать лет назад... А теперь, знаешь что? Поедем разомнемся, подышим свежим воздухом. Только куда? В Булонский лес или Венсенский?

– Что за вопрос, Мишель! – Бертон недолюбливал аристократический Булонский лес. Ему, как и Шови, больше по душе был демократический Венсен.

– Да, да, конечно, Венсен! – кивнул Шови.

Они вернулись к машине и понеслись на юго-восток.

У Шови был прекрасный баритон. И сейчас, шевеля баранкой, он тихо напевал песенку из музыкальной комедии «Крошка Лили», незатейливую песенку, которая нынче была на устах у всего Парижа:

Завтра настанет день,И снова придет любовь.И парень придет, насвистывая, завтра.Он весну приведет за зеленые листики завтра.И ты улыбнешься. И, как всегда,Любить еще будешь и будешь страдать,Завтра настанет день! Завтра!

Над Парижем занимался рассвет. Розовая полоска над рекой обещала солнечную погоду.

ЭПИЛОГ. «АРГУС» ОБРЕТАЕТ ХОЗЯИНА

Наша повесть подходит к концу. Читателю небезынтересно будет познакомиться еще с одним документом – выдержками из дневника Виктора де Люге, варшавского корреспондента одной из крупных буржуазных парижских газет.

"Июль, 24.

Сегодня, получив из Парижа поздравления от друзей и знакомых, я узнал, что мне исполнилось тридцать пять лет. Странно... Я почему-то чувствовал себя шестидесятилетним. Именно таким я представляю самого себя, когда, случается, перечитываю собственные корреспонденции в нашей газете. После редакционной правки они выглядят так, как будто текст перед набором протаскивался через все канализационные трубы Парижа – столько в них содержится злопыхательства и старческого брюзжания. Мое имя, которым не забывали подписывать эту стряпню, стало приобретать соответствующий «аромат». Еще недавно кое-кто считал меня «молодым талантливым журналистом», теперь многие называют меня «асом холодной войны». Что-то жуткое, дряхлое мерещится мне в сочетании этих слов. Особенно сегодня, когда я узнал, что мне – всего лишь тридцать пять. Но я по-прежнему стар, по-прежнему мудр, я знаю, что деньги не пахнут...