Дэвид Зинделл - Хранитель Времени
Теперь я должен рассказать о слове, которое дал богине Калинде, и о чуде, которое побудило меня это слово сдержать. Вот оно, то чудо: на пятьдесят шестой день ложной зимы «Благословенная блудница» Бардо вышла из мультиплекса и совершила посадку в новых Пещерах Легких Кораблей. Крышечные Поля уже много дней как открылись для потока челноков с больших космических кораблей, что имело для Города жизненно важное значение. И для легких кораблей, странствовавших по галактике с тех самых пор, как объявили поиск. (Многие пилоты оставались верны поиску и не появлялись в Городе с того дня, как Хранитель его объявил. Их имена мы чтим превыше всех остальных.) «Благословенную блудницу» сперва приняли как раз за один из таких, вернувшихся из странствий, кораблей. Но один кадет-технарь, узнав ее большие вислые крылья и тупой нос, послал за мной послушника. Я встретил Бардо в Пещерах, но он пока отказывался объяснить чудо своего воскрешения.
– Бардо! – крикнул я, когда он вышел из кабины. – Как это возможно?
– Паренек! – Мы обнялись, и он, как обычно, принялся молотить меня по спине, такой же большой, плотный и реальный, как был всегда. Он плакал, не стесняясь, и большие слезы катились у него по щекам. – Паренек! Ей-богу, это здорово – вернуться домой!
– Рассказывай, что с тобой случилось. Ты один? Куда же подевалась Жюстина, позволь тебя спросить?
Он грустно улыбнулся, поддерживая толстый живот, и покачал головой. На висках и в бороде у него появилась легкая проседь – в остальном он остался таким же, как мне запомнилось.
– Позволю, все позволю, только не здесь. Умираю, как хочу пива. Пошли в Хофгартен.
И мы в ясный солнечный день, овеваемый теплым горным бризом, отправились пить пиво и виски. Мы сели за полированный стол в нашем любимом зале с видом на морские утесы. Внешние окна были открыты воздуху и солнечным лучам. Сидя на нашем месте у окна, мы пили и разговаривали.
– Ух, хорошо. – Бардо слизнул пену с усов и выпил еще. – Так вот, о Жюстине. Она в порядке. Отправилась на Лешуа навестить мать и заняться преподаванием в их элитной школе. В Город, как ни горестно, она больше не вернется.
Я пригубил виски, почти не находя в этом удовольствия. Оно отвлекало меня от одного важного вопроса, который я должен был задать Бардо.
– Давай-ка с самого начала. Как вам удалось выжить в том бою, упав на звезду?
– Хочешь знать, почему я еще жив? Все объясняется просто, дружище. Нас спасли. Это сделала Твердь – не знаю только, как. Только что мы падали на звезду, поджариваясь, как червяки – и вдруг освободились.
Он допил свое пиво и заказал еще. Его толстые щеки раскраснелись – не знаю уж, от пива или от смущения.
– А потом? – спросил я.
– А потом мы бросились наутек, клянусь Богом! Я знаю, что ты сейчас думаешь. Бардо – трус, вот что. Мы нашли маршрут обратно в туннели, а оттуда на Лешуа. Мы не могли больше оставаться вместе так, как раньше. Когданибудь я опишу, какой это ад – потерять себя в ком-то другом. Хранитель был прав. Нельзя двум пилотам летать на одном корабле. Ты, наверно, ненавидишь меня, паренек, за то, что я оказался таким трусом?
Все было как раз наоборот: я любил его за это.
– Я рад, что ты жив, вот и все, – сказал я.
Он не хотел больше рассказывать о Жюстине, и я сам рассказал ему о том, что случилось после боя. Он обрадовался, узнав о смерти Хранителя, и еще больше обрадовался тому, что Орденом теперь управляю я. Открытие, касающееся Старшей Эдцы, порадовало его уже меньше. Бардо, мой ни во что не верящий друг, проникся сильным недоверием к богам.
– Почему ты не пьешь свое виски? – спросил он, пристукнув рукой по столу. – Пей, паренек, а я расскажу тебе про Твердь и про то, что она со мной сделала. Она говорила со мной! Я, Бардо, принц Летнего Мира и будущий мастер-пилот, если, конечно. Главный Пилот сочтет меня достойным – я говорил с богиней и вернулся, чтобы рассказать об этом тебе!
Я взял мой стакан с виски и понюхал, но пить не стал – помешали воспоминания.
– Что же ты хочешь рассказать мне, Бардо?
Он рыгнул, и его лицо приняло кислое выражение. Он уже порядком набрался.
– Я сказал тебе не всю правду – прости. Богиня не говорила, что она меня спасла – она сказала, что создала меня. Вспомнила меня, клянусь Богом! Мы с Жюстиной были мертвы, сказала она, и наш красивый корабль погиб. Ох, горе! Вот что она сказала мне, паренек. Сказала, что вспомнила каждый атом, каждый синапс наших растреклятых тел и мозгов. И воссоздала меня из водорода, углеродных молекул и звездной пыли. Спасла меня от смерти. Это Воскресение, второй шанс, сказал она. Разве такое возможно?
– Не знаю.
– Возможно или нет? Бога ради, скажи, паренек!
Я отпил глоток виски и подержал янтарную жидкость на языке, прислушиваясь к разговору между ощущением и памятью, заключенной в каждой молекуле виски. Алкоголь и эфиры прожигали путь сквозь розовые бугорки в мою кровь. Вкус эфирных масел и будущих жгучих альдегидов напомнили мне планету Утрадес, где сорок лет назад произвели это виски. Я вдохнул запах ячменя, который поджаривается на торфяном огне, и запах бродящего ячменного сусла, дистиллируемого в золотой напиток памяти. Я глотнул и увидел человека, жнущего ячмень, его стальной серп, отражающий жесткий голубой свет утрадесского солнца. В зерне содержались атомы углерода, бесчисленные выдохи колонизировавших Утрадес людей. Частицы Старой Земли и ее желтого солнца, звездного водорода и кислорода, родившегося в далеком звездном пожаре, имени которого я не знал – древо памяти и бытия было бесконечным, и от мыслей о переплетении его ветвей кружилась голова. «Память обо всем заложена во всех вещах». Я закашлялся и выплюнул виски на стол. Капли покатились по навощенному дереву – осколочнику, нелегально вывезенному из лесов Алисалии давно умершим червячником. Да. Она, богиня, создала человека столь легко, как человек мог бы выстрогать деревянную куклу, памятную ему с детства.
«Боги творят благодаря сознанию; созидание – это все».
– Это возможно, – сказал я наконец.
– Вот горе-то. Хуже уже некуда. Информация не может быть безупречной – значит, Бардо уже не тот, что был. Кто же я в таком случае? И как я об этом узнаю?
Это была старая проблема и старый страх. Но передо мной, воплощенная в душе и теле моего друга, сидела возможность нового решения.
– Ты тот, кто ты есть. Ты Бардо, мой лучший друг – этого довольно.
Капли пота выступили на его выпуклом лбу.
– А Мэллори Рингесс кто?
– Я тот, кто я есть.
Бардо облизнул свои красные губы, грохнул кружкой по столу, постучал по окну своим пилотским кольцом и сказал:
– Твердь сказала, что я должен доставить тебе весть, что я буду сразу и посланником, и посланием, чтоб ему лопнуть. Что это напомнит тебе о твоем обещании. Что она имела в виду?
– Я обещал вернуться к ней, Бардо.
– Зачем?
Я отодвинул от себя стакан – он почти без трения заскользил по мокрому столу.
– Это трудно объяснить, но я попытаюсь. Калинда была воином-поэтессой до того, как сделалась богиней. Поэты, ведя собственный поиск совершенного человека, давно уже исправили свои хромосомы. Хуже того – они выбросили все, что казалось им бесполезным, и в невежестве своем лишились самого главного. В этом их трагедия. Ни один воин-поэт, даже Калинда – особенно Калинда – не может вспомнить Эдду. Шепот, звучащий в нас, в них молчит.
– Вот горе-то.
– Калинда – Твердь – представляет собой нежелательное для Эльдрии явление: богиню, ставшую таковой, не прибегая к их мудрости.
Бардо высунулся в окно, чтобы глотнуть свежего воздуха, рыгнул и сказал:
– Но Твердь должна была знать, как раскодировать Эдау. Подумай обо всех этих пилотах, пропавших в ней. Обо мне, наконец. Если она сумела… если она действительно создала меня, она должна была прочесть мою ДНК от и до.
– Да, я думаю, что теперь она знает об Эдде все. Да только поздно уже, понимаешь? При всей своей мощи и великолепии она все-таки немного безумна.
– Не понимаю, хоть убей.
Я встал и отодвинул стул.
– Смотри, какой день хороший. Давай пройдемся по берегу.
Подвыпивший Бардо обхватил меня за плечи и так вывалился наружу. По ледяной тропинке между утесов мы спустились к берегу. Я рассказал ему о моих планах послать миссию в Экстр. Ее должны возглавить лучшие пилоты нашего Ордена. В ней будет участвовать много легких кораблей и один базовый с историками, программистами, механиками, эсхатологами и мнемониками – прежде всего мнемониками – на борту, с полным набором мастеров, представляющих каждую профессию Ордена. Мы цивилизуем Экстр, вернее, его дикое население, и отучим этих людей уничтожать звезды. Я покажу пилотам доказательство Гипотезы, и они обучат варваров всем тонкостям математики. А мастера с базового корабля заложат где-нибудь там, в руинах Экстра, новую Академию или даже много Академий для подготовки новых пилотов. Учить, странствовать, просвещать, закладывать начало – вот девиз нашего Ордена, и он всегда останется таким, как бы далеко ни залетали наши пилоты.
