Ярослав Денисенко - Пепелище славы
- Наверное, ты прав, - со вздохом сказала она.
Холодная, склизкая тварь по имени страх, засевшая где-то в горле, продолжала назойливо теребить ее своими тонкими ледяными лапками, дотягиваясь до сердца, живота, позвоночника, отбирая тепло у рук, ставших неожиданно тяжелыми и неловкими.
"Беда!" - в тон ударам пульса нашептывала тварь вкрадчивым шелестящим голоском.
- Шенгар, хватит глупить. Ты прекрасно знаешь, без тебя мне не обойтись.
- Значит, это глупо, братик? Да ты же без кого угодно обойдешься. Жизнь моя, мне и решать.
- Я знал, что ты упрямый придурок, но не до такого же! Сдохнуть из упрямства - это уже слишком!
- Все мы когда-нибудь сдохнем. Я тебе нужен? Отличный довод, мне нравится. Вот только я не вещь, чтобы мной так распоряжаться. Может быть, Ригги и готов добровольно пожертвовать собой. Я не готов, чтобы он сделал это.
- В героической смерти нет ничего почетного, - вмешался Ришнар. - Красивая сказка для того, чтобы дураки слетались на нее, как бабочки на фонарь. Пусть дураки в ней и участвуют! Умен тот, кто стоит в стороне и управляет этим балаганом. И остается в живых.
- Я когда-то лез в умники? Что-то не припомню.
- Брат, а как же порох? Кто сможет его получить, если тебя не станет? Вонючий дым, зеленое пламя - что будет со всем этим?
Шенгар усмехнулся:
- Если в нем наступит нужда, получит кто-нибудь другой. Тут особой смекалки не нужно, только упертость. Смешал то с этим, потом это с тем. Не получилось - попробовал снова. А упертых у нас полны Пустоши. Прости, братик, я действительно так не могу. Я же не утверждаю, что ХОЧУ сдохнуть! Но, похоже, выдать убийцу - действительно лучший выход. Может быть, я тебе и нужен… Но если кому-то другому прикажут принять смерть за то, что совершил я, то я не буду нужен самому себе.
- А если не п-прикажут? - неожиданно подал голос тот, чьих комментариев и вовсе не ждали.
Дарбак, новый вождь клана Леденящая Смерть, замолк, перепуганный собственной храбростью. Язык сделался деревянным, и отказывался повиноваться своему владельцу. С трудом Дарбаку удалось перебороть волнение и развить мысль дальше:
- Если кто-то со-со-очтет са-са-амопожертвование единственным способом сохранить честь?
- Что ты имеешь в виду? - удивился Шенгар. И тут он вдруг понял, что в составе их небольшой компании произошли изменения. Нет, быть того не может! Наверняка это ходячее "извините-простите-я виноват" сожрало что-то не то и спешно уползло в кусты, а вовсе не… Собственная речь показалась Шенгару далекой и звучащей откуда-то извне: - Куда делся Ривендор?!
Почти одновременно с этим вопросом донесся до ушей собравшихся звонкий эльфийский голос.
Ривендор стоял на вершине холма и ветер развевал его длинные золотые волосы. Эльфы, дагары, орки - все, кто присутствовал в небольшом временном лагере, разбитом посередине между позициями противников, специально для проведения переговоров, обернулись на этот зов и застыли в ожидании. Происходило что-то необычное, все это понимали.
- Слушайте меня внимательно! - разносились слова золотоволосого эльфа. - Ибо совершенное преступление тяготит душу, и я не в силах его больше скрывать! Урук-хаи уверены, что клан Черное Солнце повинен в гибели принца Белондара, но даже им неизвестна правда. Белондара убил я.
Рвануться к холму Шенгару не дали. С одной стороны его схватил брат, с другой подоспел заикающийся ценитель чести. С каждым из них по одиночке он, возможно, и смог бы справиться, но вдвоем Орог и Дарбак держали крепко. "Прекрати, дурак!" - хотел заорать Шенгар, но жесткая ладонь старого сотника накрыла ему рот.
- Поздно чего-то предпринимать, - сказал Орог. - Будет только хуже, если ты вмешаешься.
Шенгар свирепо рыкнул в ответ, но ему ничего не оставалось делать, как смириться и слушать продолжение речи Ривендора.
- От оскорбительных слов, произнесенных принцем, злость и гнев застили мне глаза. Я совершил этот ужасный поступок, а потом, испугавшись последствий, сбежал и захватил с собой тело убитого, которое сбросил в пропасть. Орки дали мне прибежище, не зная, что укрывают убийцу. И вот, из-за моей трусости, в убийстве принца обвиняют тех, кто предоставил мне кров. Между нашими народами вот-вот вспыхнет новая война. Я больше не могу спокойно наблюдать, как это происходит. Пусть признание и запоздало, но я искренне надеюсь, что оно поможет восстановить мир и справедливость. Тому, что я совершил, нет оправдания.
В руках эльфа сверкнул на солнце тонкий обоюдоострый кинжал. Шенгар тихо застонал, отворачиваясь.
- Простите меня, если можете… - печально сказал Ривендор и с размаху вогнал нож себе под ребра.
Даже люди с пробитым сердцем далеко не всегда погибают мгновенно. Эльфы и орки отличаются еще большей живучестью. С жутковатой улыбкой Ривендор перехватил рукоять кинжала, провернул его в ране, а затем вытащил.
Некоторое время он еще стоял на ногах. Порыв ветра донес до орков острый запах свежей крови. А затем безжизненное тело эльфа тихо осело на землю, и окровавленный нож выпал из разжавшейся ладони.
- Он сам это выбрал, - негромко сказал Орог, отпуская брата.
Шенгар с отчаянием покачал головой:
- Я ведь даже морду тебе в чертогах Творца набить не смогу, не пускают туда таких как я! - пробормотал он, не сводя глаз с холма. - Придурок ты, ушастый, как есть придурок…
Остаток дня прошел скомкано. Тандегрэн, как мог, сохранял лицо, а это было в его ситуации крайне затруднительно. Поступок Ривендора оставил эльфов с их претензиями в дураках. Еще не успело остыть тело самоубийцы, а Тандегрэну уже пришлось расхлебывать полные ушаты грязи. Белый Вождь не преминул обвинить его в попытке вовлечь орков во внутренние эльфийские дрязги, а сказать на то эльфу было нечего.
Шенгар бродил привидением по всему лагерю, а когда под вечер исчез, Орог заподозрил неладное и отправился его искать. Брат обнаружился в лесу под кустом, в компании дагарского десятника, в дорожных запасах которого оказалась припрятана большая фляга чего-то хмельного. Орог не слишком разбирался в человеческой гастрономии, чтобы сказать, как называется напиток, но одного его запаха хватило, чтобы урук-хай ощутил легкую степень опьянения. По сравнению с содержимым фляги, слабенькие бражки, готовящиеся на Пустошах, казались безобидными, как материнское молоко. Сморщившись от отвращения, Орог вылил остатки пойла на землю. Хозяин фляги не возражал. Более того, при виде высокого начальства, пусть даже со стороны врага, бравый воин постарался принять образцовый вид. Правда, получилось у него не слишком. Любая попытка поставить рядом две ноги и вытянуться в струнку приводила к тому, что дагар терял равновесие и чуть не падал, в последний момент хватаясь руками за землю. Наконец, ему удалось осуществить задуманное, хоть и с некоторой поправкой: пришлось использовать дерево в качестве дополнительной опоры. Сообразив, что в таком виде он явно бросает тень на славное дагарское воинство перед лицом противника, десятник решил исправить ситуацию.
- Ежжлбы у меня блалошдь, я б в бой хоть счас, - сообщил он, потрясая указательным пальцем для усиления значимости своих слов.
- Прочь, - холодно распорядился Орог.
Спорить отважный всадник не стал. Даже не потребовал обратно свою флягу. Покорно развернулся и нетвердой походкой двинулся в направлении дагарских шатров.
- Не, ну ты чего, брат, - обиженно протянул Шенгар, бултыхающийся в сторонке в тщетной надежде встать на ноги. - Ткой хроший человек, а ты…
- Заткнись, морда пьяная, - рявкнул Орог. - Надеюсь, ты не стал плакаться этому хорошему человеку, как дошел до такого состояния, а?
- Не, ну брат, ну я чего, ты что обо мне думаешь?
- Коли на это ума хватило, - Орог презрительно отпихнул ногой флягу, - я ничему не удивлюсь.
- Да что ты понимаешь! - окончательно надулся Шенгар и, наклонившись, поделился с кустом своим обедом.
- Превосходное зрелище. Будущий участник Совета Вождей завязывает добрые отношения с соседями.
Шенгар оскорбленно промолчал в ответ на этот возмутительный выпад. Поскольку брат его не ценил, не понимал, и вообще явно жаждал обидеть, он решил гордо его игнорировать. Лучший способ игнорирования виделся Шенгару в том, чтобы тут же, под кустом, заснуть, что он немедленно и сделал.
Орог глубоко вздохнул, глядя на расцвеченное закатом небо. Было еще слишком светло, чтобы тащить этот мирно посапывающий компромат на виду всего дагарского лагеря. Так и пришлось ему дожидаться темноты, чтобы, взвалив на закорки изрядно потяжелевшее за зиму тело, доставить его до крепости.
Так окончился этот богатый событиями день.
Под утро чуткий сон Орога был прерван раздающимся поблизости копошением и тихими стонами.
Брат, помятый и всклокоченный, сидел, держась за голову обеими руками. Радужки у него были ярко-алыми, какими не становились и в минуты сильнейшего гнева, а белки глаз немногим уступали им в окраске. Смуглая кожа, напротив, приобрела бледный, землистый оттенок.
