Андрей Белянин - Сотник и басурманский царь
Главное сейчас – побыстрее сплавить не вовремя свалившегося на голову ретивого родственника, а потом ищи-свищи ветра в поле: шайка разбойников на одном месте долго не сидит, и дядя Сарам преспокойно избавится от всех проблем с юным джигитом…
– Правда, дядя? Спасибо большое! Я знал, я в тебя верил!
В порыве чувств бросился Юсуф на шею пройдохи Сарама, обнял его, прижал к груди и чуть не заплакал. Кривая улыбка набежала на лицо главаря. Вроде и не оттолкнёшь, родня же, но кому тут нужны эти телячьи нежности? Хотя…
– Слушай, а хорошо, что мы его не убили, да? – вздохнув, обнялись в свою очередь тощий Саид и толстый Бабур. По-братски обнялись, не подумайте ничего такого.
Ночь опустилась на лес, догорали угли костра, а утром…
Утром отряд басурманских воинов под предводительством воеводы, никого не боясь и не скрываясь, перешёл русскую границу. Все в чёрном, на головах шлемы с чалмой, на плечах плащи короткие, на руках поручи кованые, на ногах сапоги узорные, а в ладонях кривые сабли заточенные! Сам воевода ятаганом турецким поигрывает, разведчиков к себе вызывает…
– Докладывай, Карашир!
– До станицы не больше трёх часов пути, мой господин! – зачастил бородатый воин. – Они не выставили кордоны, нас никто не ждёт.
– Глупцы, – презрительно сплюнул воевода. – Их беспечность их же и погубит…
– Да, мой господин!
– Дождёмся темноты и войдём в станицу. Думаю, это будет легко… Что скажешь?
– Служить под вашей рукой – великая честь для любого воина, – поклонился разведчик.
– Не превращайся в Бирминдуллу, Карашир, – скривил губы воевода. – И вот ещё что, мы заберём только красивых девушек, другие пленные мне не нужны.
– Понял, господин. Пленных не будет.
Махнул рукой грозный воитель, и дальше его отряд пошёл уже крадучись, не спеша, с оглядкой. Опытные оккупанты знают, что по чужой земле идут, зря рисковать никто не хочет. Однако же, как только последний басурманин с тропы сошёл, раздвинулись кусты, и открылось свету божьему лицо скрывавшегося в лесу дозорного казака. Посмотрел он вслед врагу, кулаком погрозил бесшумно, потом ладони ко рту приложил да как крикнет громко филином:
– У-у-ух! У-у-ух! Угу-гу-ух!!!
Осторожно идут басурмане, да только весь их путь крик филина отмечает. Не спят дозоры казачьи, скоро, скоро зазвонит станичный колокол: «Сполох!»…
А в станице тем временем жизнь своим чередом идёт, привычным манером, из мирной в предвоенную переходит. Казаки к походу готовятся, сегодняшний день родным посвящают, делам срочным, а завтра махом в седло – и айда громить агрессоров! Что попишешь, такая жизнь – спокон веку казаки границы государства от врагов охраняют, потому им и хозяйством толком заняться некогда. Вот за эту охрану да за ежедневный риск головой присылает царь-батюшка верным казакам и хлеб, и порох, и оружие. Денег не платит, но и податей не берёт. Жалованья нет, но в походе заграничном где как, а прокормиться всегда можно. Отчего ж не жить казаку? Вот и живут, как могут…
Давайте-ка мы между делом заглянем в хату отца Серафима. Добрый старик, седенький уж, настоятель храма Петра и Павла, именно к нему атаман после круга коня верного завернул. Тут уж дочка попова и стол накрыла, самовар поставила, варенья всякие, плюшки да бублики, дорогого гостя потчевать. Вот покуда она густой чай по расписным чашкам Дулёвского заводу мужчинам разливает, атаману тайком стыдливо глазки строит, он её батюшке новости столичные пересказывает…
– Да, и был там один посол французский. Редкостной интеллигентности человек! Вот я его эдак за шиворот приподнял, от пола оторвал и говорю: «Что ж это вы, эскузи муа, так досадно невежливы, сударь? В приличном, пардон, обществе!»
– Ай-ай-ай, – батюшка Серафим поддакивает, – совсем заграница стыд потеряла, прости её господи…
– Ну и, мон дьё, пришлось прочитать шевалье некоторые моральные наставления…
Поповская дочь в кулачок прыскает, весело ей на жениха завидного глядеть. Да батюшка прикрикнул строго и пальцем погрозил в воспитательных целях:
– Ну и чего лыбишься-то, орясина? Вона какая башня Иерихонская вымахала, все одёжки малы, грудь ни в одно платье не вмещается, а туда же… Смешно ей! Ещё варенья гостю подай али спроси чего умного со всей скромностью. Может, Василий Дмитревич и поведает какую-нибудь поучительную историю для благородных девиц?
Поповна послушно на стол варенье ставит, а сама на атамана так откровенно смотрит, что тот уже краснеет стремительно. Бровь изгибает, подмигивает нешуточно, но, приличия ради, речь только с отцом Серафимом ведёт.
– Что ж, извольте! Вот как-то раз пошли мы с хорунжим Евстигнеевым в публ… библиотеку. Заходим в роскошный дом, полы паркетные, картины рубенсовские, девицы сплошь благородные, и цены весьма приемлем… Так почитать господина Загоскина захотели! Уже и вина заказали, и комнаты выбрали, где с книжкой сесть, а тут обломись – приказ от государя императора… Как мы матерились в культурном месте, кто бы знал! Так к чему это я? А-а, мораль в том, что…
Ну, чем сей рассказ закончился, нам доподлинно неведомо, хотя и интересно бы дослушать. Оставим-ка мы атамана с красавицей-поповной да отца Серафима, светлую душу, наивную, и свежим взглядом по станице пробежимся. Вот хатка аккуратная, дворик маленький, чистенький, а за забором стол стоит, закусками нехитрыми уставленный. Два казака сидят, вопреки уставу уже дюже «хорошие» оба…
Чёрный ворон, что ты вьёшься,Да над моею голово-о-ой?Ты добычи-и не добьёшься-а,Чёрный ворон, я не тво-о-ой…
И казачка рослая, дебелая, вторую бутыль самогона мутного перед ними ставит, сама слезу сентиментальную утирает, жалко ж хлопцев-то, вдруг и впрямь до дому не вернутся?
На другом конце станицы – иная картина. Богатый дом, высокий, на пороге счастливые родители, тоже слёзы льют, да по другому поводу. Ваську с Катериною на долгий брак иконою родовой благословляют. Молодые на коленях стоят, очи долу опустив, аки агнцы небесные…
– Ну уж коли сам атаман добро дал, так и мы супротив не будем, – отец прокашлялся.
– А когда свадьбу-то назначать? – мать, всхлипывая, спрашивает.
– Да я так думаю, что лучше поскорее, – с улыбкой Катя отвечает и будущего мужа эдак тихохонько, но чувствительно локтем в бок, подтверди, мол!
Богатырь Васька плечами жмёт, но кивает с готовностью. Вот и ладушки, дай им Бог счастья, коли вот такая пара удачная сообразовалась…
А через три двора на завалинке старенький дед Касилов сидит. Сам с клюкой, фуражка без кокарды, застиранная гимнастёрка навыпуск, штаны с лампасами штопаные в носки вязаные заправлены и чувяки стоптанные на ногах. Уж сам-то на ладан дышит, а на груди аж четыре Георгиевских креста горят серебром заслуженным! Рядышком внуки играются, к деду на коленки лезут…
– Дак ить вот оно как было: мы их с флангу обошли, да и вдарили всей лавой в пики! Турки сабли побросали – и бежать! А я ж тогда исчё совсем молоденький казачок был, но собой хорош и храбрости неумеренной! – припоминает дедок с виртуозностью. – Апосля того бою сам Суворов вместях с Кутузовым ко мне подошли, обняли эдак с двух сторон и всплакнули… Герой ты наш, говорят. Орёл! Коршун! Не страшно, мол, теперь и помирать им, есть на кого матушку-Россию оставить! Не то что сейчас, сейчас казаки не те… Ныне и у меня то спина болит, то ноги не ходют, то память сдаёть…
Не успел договорить, как на всю станицу звон тревожный колокольный и крик понёсся вдоль улиц грозовою волной:
– Сполох! Спо-ло-о-ох!!!
В один миг протрезвели казаки, с места сорвались, шашки схватили, только пыль столбом! Вздохнула казачка философски, сама себе стакан гранёный налила да залпом и выпила, не поморщившись. Привычное дело…
А в комнате старого священника атаман лишь извиниться и успел, в окошко выпрыгивая:
– Я за казаками, отец Серафим! В другой раз дорасскажу-у…
Поповна вздохнула вслед сентиментальнейше, ручки полные на груди сложила да губку нижнюю куснула в лёгком раздражении. Ничего, потерпим, никуда Василий Дмитревич с крючка не сорвётся. Надо будет в следующий раз ещё более облегающее платье надеть…
Дед, герой не одной войны, как слово тревожное услышал, так и взыграло в нём ретивое! Клюку бросил, с места сорвался, галопом по улице побежал, только чувяки и мелькают! Так рванул, хрена лысого и на лошади догонишь!
– А ничё, бодрый исчё наш дедушка, – завистливо вздохнули внуки.
…Родители почтенные тихого Василия и сами только-только с задачей определились, как новобрачная решительно поводья в свои руки взяла:
– Свадьбу тоже хоть сегодня сыграем! Ежели только…
Да тут крик «сполох!» эхом донесло. Ваську в единый момент ровно корова языком слизнула, вот был, а вот уж и нет его. Скрипнула зубом Катя страшно, вздрогнули родители.
– …ежели только не опять, блин, война-а!!!
