Евгения Бойко - Дом Воды и Воздуха (СИ)
Огромные часы над аркой пробили полночь.
Двусущий укутался в плащ погибшего мужа Кастиллы, Гай обнимался с Гели, Артур привел в чувство Королеву и подвел ее к трону. Поверхность Зеркала закрылась и снова стала отражать видимую, а не действительную реальность.
– Вы в порядке? – спросил у нее Анастас, и ведьма пожала плечами. – Выглядите вы не очень.
– В порядке, – она моргнула и посмотрела ему в глаза.
– У вас глаза как абсент. Что-то они мне напоминают.
– Вам только кажется…
***
Двери открылись, пуская в зал настороженных и рассерженных Патриархов, не понимающих, зачем их сюда вызвали. Спорить могу, реальная причина им и в голову не приходила – даже тем, кого подкупила тетушка. Они озабоченно рассматривали пятна крови, кровавый круг и зеркало. И нашу разношерстную кампанию. Думается, мертвый Ян тоже оказался тем еще «сюрпризом».
Гай был, как никогда красноречив ловко отражая уколы Патриархов, не желающих верить в то, что произошло. Вопросы сыпались на него как из рога изобилия.
– Помилуйте, зачем ноте убивать? – Патриарх Дома Змей.
– Она копила силу для ритуала способного оживить ее любимую дочь. И это отлично отвлекало йорт от тех приготовлений, которые она делала, чтобы захватить власть.
– Но такого ритуала не существует! – Дом Крови и Роз, Патриарх – отец Анастаса.
– Такой ритуал существует, она наняла вора, который украл для нее книгу и был убит.
Все симпатии были на стороне Гая. Молодой, красивый, умный и перспективный нотт. Темные волосы, строгий колет и горящие священной местью глаза. За такого не грех и умереть.
Краем уха я уловила осторожное перешептывание: некоторые Патриархи делились друг с другом историей о том, что Гай на самом деле не сын Ариадны. Вроде как одержимая жаждой власти женщина родила мертвого ребенка и взамен взяла незаконнорожденного из младшей ветви семьи. Правда, вслух никто не высказал основанных на этой сплетне возражений. Глаза у Гая были типичными для Дома его отца, за их цвет отвечал доминантный ген. Потому либо он действительно был сыном Ариадны, либо что маловероятно, ребенком кого-то из дома его отца.
– Как бы мне хотелось, чтобы эта история оказалась правдивой, – горько прошептал услышавший перешептывания Гай.
– Окажись эти слухи правдой, тебя уберут с должности. Лучше пресечь эти байки. Ты – лучший Патриарх, какого может желать наш Дом.
– Я хочу стать йорт! – заявил Артур, едва мы покинули зал.
Ноздри парня трепетали, щеки раскраснелись. Небось, уже и ответ на возможные возражения заготовил. У меня не было сил возражать. Свинцовым плащом легла на плечи апатия – как бы то ни было, Кастилла была частью семьи. А Ян моим наставником.
– Деточка, в йорт не берут трусливых слюнтяев, тем более одноглазых, – если хочет стать настоящим йорт, пусть привыкает к насмешкам. Одноглазому парню непросто придется среди язвительных оперативников.
– По-моему отличная идея! – двусущий хлопнул Артура по плечу. – Настоящих мужчин из таких как ты может сделать либо жена, либо армия. Армия предпочтительнее.
– Ладно уж, – сдалась я. Если осрамит наш Дом вырву ему второй глаз. – Займусь тобой лично, так что поблажек не жди. А теперь марш отсюда.
– Да сэр!
Он исчез раньше, чем я успела оторвать ему ухо, с идиотской улыбкой на лице.
– Зачем ты так? Вдруг неокрепшая психика мальца не выдержит, и он сведет счеты с жизнью?
– Великолепно, не придется тратить время на ничтожество. Лучше лишиться его сейчас, чем в разгар сложного дела, – я пожала плечами. – За нашим Домом много грехов, но самоубийц не было никогда.
– Иокаста умерла, – сказал Гай, когда Елена и двусущий ушли вперед. – Остался ребенок. Девочка. Ума не приложу, что с ней делать.
Он потер лоб, глаза смотрели устало. Он не только отец бастарда, но и Патриарх – в любом случае эту проблему решать ему.
– А ты и не должен ничего делать. Свою работу ты сделал за девять месяцев до ее рождения. По закону все непризнанные дети принадлежат семье женщины. Ты обеспечиваешь ее и этого довольно. По закону.
– Ты хорошо знаешь законы.
Он хочет сказать, я плохо разбираюсь в чувствах?
– Только давай без сантиментов. Гай, ее Дом не имеет власти; с точки зрения поддержки и связей они бесполезны. На сегодняшнем голосовании они высказались против тебя. Не исключено что они были сторонниками нашей безвременно почившей тетушки. Тем не менее, она твоя дочь, хотел ты ее или нет. Если ты будешь участвовать в ее судьбе, это будет… правильно. Но решать в любом случае вам, мой Патриарх.
Такова жизнь, если не хочешь проблем, следует лучше предохраняться. Отцы-основатели, мужчины вечно думают не той головой. Вернее они совсем не думают когда надо. Гай вздохнул, я знала, что озвучила его мысли. Коварный мужчина, заставил меня сказать ему «как быть». Впрочем, будь он безответственным, я бы вряд ли любила его. Такова жизнь: либо ты принимаешь человека со всеми его достоинствами и недостатками, либо не принимаешь.
На улице оказалось, что зима уже вступила в свои права. Небо было ясным, воздух свежим и холодным, а все отсюда и до горизонта укрыто белым ковром. Фонари превращали окружающую действительность в волшебную сказку. Как в детстве, когда сидишь у окна в темной комнате и смотришь, как в свете фонаря над воротами падает снег. Медленно, снежинка за снежинкой.
Я остановилась на крыльце, подняла лицо к небу, позволяя снежинкам таять на щеках. Скорее почувствовала, чем услышала, как рядом стал Гай. Его теплое уверенное присутствие дарило нереальное ощущение спокойствия. Так чувствуешь себя, истекая кровью, когда до смерти остается только шаг, мысли текут неторопливо, тело охватывает тепло и уже все равно, что будет дальше. Только маленькая часть где-то в глубине души кричит – ты в опасности, прекратишь сражаться, сдашься на милость судьбы, и возврата не будет. Очнись, безумная, очнись.
Я вспомнила погибших офицеров. Молодых, едва-едва закончивших обучение. Они ни в чем не были виновны, просто стояли между мной и Яном.
– Ты не виновата.
С моих губ сорвалось фырканье. Кем-кем, а виноватой я себя точно не чувствую. Мне жаль, что люди гибнут глупо и безыдейно, ни за что. Гибнут, выполняя приказ, с которым могут быть не согласны. Просто потому, что это их долг – погибнуть, защищая… кого? Королеву? Идею? Народ?..
Мне жаль, но таков естественный порядок вещей. Убей или будь убит.
Гай потянулся к пряжке плаща намереваясь снять его и набросить мне на плечи, но потом развел полы и привлек меня к себе. Устроив подбородок на моей макушке, он укрыл меня от холода и ветра, щедро делясь своим теплом.
Я не хотела ехать в Зимнюю усадьбу. Не хотела. Но пришлось. Гаю хотелось, чтобы в это время я была с ним, и я не могла отказать. Мне не хотелось отказывать ему. Мне хотелось лечь рядом с ним. Положить голову ему на грудь и, слушая, как бьется сердце, гладить все до чего дотянется рука. А он бы обнял меня и лениво водил рукой вдоль позвоночника. Я бы жмурилась и мурлыкала как кошка. Положила ногу ему на бедро и провела пальцами по животу и боку.
Но это будет позже, много позже. А пока нужно найти его мать и сделать так чтобы она ни о чем не заподозрила. Сейчас во всяком случае. Она отлично знает его запах и рано или поздно поймет, но сейчас… нет нам этого не нужно.
– Итак, успех, – Ариадна ждала нас в малой гостиной. Она улыбнулась, но это улыбка была злой.
Гай на мгновение остановился, потом все же вошел. На меня нотта даже не посмотрела. Она поднялась с дивана и подошла к нам. Платье на ней было цвета свежей крови.
– Я отдала тебе все. Жизнь… кровь… власть… Любила тебя всем сердцем. А ты такой же, как твой отец. Я пошла на преступление. Нарушила клятвы, переступила мораль и здравый смысл ради бастарда мужа и его кузины. А твои интересы не простирались дальше промежности твоей сестры!
– Моей сестры? – лицо Гая стало маской боли. – Ты знала и молчала? Все это время молчала, обвиняя в неестественном влечении к ней!
– Как интересно, ты никогда не был таким эмоциональным. Это первый такой насыщенный чувствами и восклицательными знаками диалог, какой ты когда-либо произносил, – она насмехалась над Гаем. – Но я удовлетворена: если правда о ваших шашнях откроется, от скандала вам не отмыться никогда. Даже если вы откроете тайну твоего рождения, откажетесь от власти и должностей. Никогда вам не бывать вместе. Никогда ты не сможешь объявить ее своей, – закончила она полным ненависти шепотом.
– Мама, за что ты так со мной?
Он протянул к ней руку, и она отдернула подол, брезгливо поджав губы, будто прикосновение могло ее испачкать.
