Евгения Бойко - Дом Воды и Воздуха (СИ)
Возможно, благодаря строгому нраву все в хозяйстве тетушки ладилось: дом блистал чистотой, еду подавали в строго назначенное время и ни минутой позже, а воровства не было и в помине. Служанки не показывались на глаза и никогда не сплетничали.
До начала двадцатого века во все Европе знать говорила на французском языке (за исключением Франции, разумеется, там предпочитали итальянский) чтобы прислуга – хамский класс – не понимала, о чем беседуют хозяева и не носила по городу сплетен. Помогало это мало, потому что, на каком бы языке не говорил хозяйкин любовник, для чего он ходит ни для кого не секрет.
– Я слышала, один знатный нотт предпочитавший уединенный образ жизни в загородном поместье, завел роман с экономкой.
– Роман с экономкой? – расхохоталась повариха. – Ха, скажи еще – роман с горничной, или с дочерью садовника! Хозяин может потискать тебя под лестницей и сделать пузо, но это называют не романом. И ты не получишь ни богатых подарков, ни денег, ни власти в доме. А с пузом могут и прогнать.
– Просто времена сейчас не те, – вздохнула девушка. – Подумать только, нам самим приходится мыть полы, а раньше этим занималась приходящая поломойка. До чего несправедливо.
– Вот что я тебе скажу: прекращай-ка разговоры. Полы в библиотеке не мыты, перила парадной лестницы не натерты, не будь ты моей племянницей, вылетела бы уже отсюда!
Девушка поджала губы, явно раздраженно, а не обижено. У нее-то наверняка были иные планы на жизнь, чем у рачительной и приземленной тетушки. Кому же хочется прозябать и экономить, имея такую свеженькую смазливую мордашку и стройные ноги? Происхождение у нее не знатное, родители небагатые, да и тест на одаренность она, судя по работе, провалила. Какой уж тут выбор, остается идти в содержанки к богатому мужчине. В мечтах она уже должно быть представляла себя респектабельной и уважаемой экономкой, по ночам согревающей постель господина и получающей щедрые дары. А тут – какое разочарование! – выяснилось, что даже в любовницы господа предпочитают брать ровню. Благородные нотты горничных не пользуют. Это бы значило, что нотт урод и бедняк, и ни один отец не отдаст ему свою дочь.
– А что скажете о Симелле? – спросила девушка. – Она была настоящей куртизанкой, как у людей!
– Если не ошибаюсь, ее пытались сжечь разгневанные жены и сестры мужчин, которых она окрутила. И скажу тебе, лучше бы сожгли. Не хотела бы я жить такой уродиной, какой она стала после пожара. А кавалеры? Ни один не помог! Все забыли о былой красавице.
– Просто невезение… – девушка обмахивалась старым выпуском «Пойманной синицы» с улыбающейся с первой полосы Кастиллой.
– Нет, справедливое возмездие, – назидательно изрекла повариха. – Пусть земляне надеются на божков, но истинная справедливость исходит от общества, а оно не потерпит праздношатающихся прихлебателей. – Женщина бросилась к вскипевшему супу и напустилась на племянницу: – Негодная девчонка. Иди и займись делом, иначе расскажу хозяйке, и тебя прогонят прочь!..
***
Я проснулась в холодном поту.
Я могла незримой тенью следовать за Еленой, поскольку нас связал обряд… В остальных случаях моей душе полагалось оставаться на месте, а не бродить где вздумается. Мне припомнилась ужасающая история одной женщины, в тайне баловавшейся магией и, в конце концов, доигравшейся: во сне душа стала отделяться от тела, и вернуться назад было очень тяжело. Она говорила, поначалу было интересно наблюдать за друзьями, родственниками и просто незнакомыми людьми, но потом приходилось часами топтаться над своим телом. Несчастная стала избегать сна из боязни не очнуться и в скором времени умерла от истощения и истерии.
Оставалось лишь надеяться, что усиление способности произошло из-за пребывания в родном мире. Вздохнув, я облачилась в платье, подготовленное горничной, пока я спала. Как и обещал Гай, нотта Ариадна пожаловала несколько платьев и портниху, лишь бы от нее отстали и не требовали личной встречи.
Платья были красивые: шелковые, хорошо скроенные, кричащие о высокой цене и респектабельности. Портниха подогнала их под меня – благо мы с Ариадной были почти одного размера, – и я обзавелась гардеробом пристойной нотты.
Я не так уж возражала. Приталенные платья с овальным вырезом и подолом с мягко спадающими складками сидели на мне хорошо, и были к лицу. Будь я женой и матерью только их бы и носила, но, увы, в работе оперативника они не уместны и чего греха таить, мне не по карману. Простегай ножки по одежке, как то так.
К ужину я спустилась в темно-синем платье, отделанном по краю выреза и рукавам золотой нитью. Волосы горничная убрала в узел на затылке, пустив на спину несколько локонов. Я бы пренебрегла приличиями и поужинала в комнате, но, во-первых, это бы обидело Гая, а во-вторых, гостивших у него знакомых. Не хватало еще, чтобы говорили, что сестра будущего Патриарха затворница, невежда и воротит нос от общества. А раз так, выглядеть нужно как надо.
Среди гостей Гая был патриарх Дома Змей, с молодой женой. Они представляли собой типичную эонскую пару: ему за восемьсот, ей – шестнадцать. Молоденькое мясо для старого льва. Первая жена почтенного нотта была старше и знатнее, она умерла прошлой весной не оставив детей. Вторая жена, судя по выпирающему животу, долг свой знала.
В Домах, где власть исконно передается по мужской линии, а таких большинство, заводить семью принято поздно, лет в семьсот-восемьсот. Так намного меньше мороки с наследованием земель и титулов. Ведь мало кто будет покорно ждать тысячелетие, скорее свергнет родителя…
Девочка была тихая. В свободном длинном платье, скромно убранными в косу волосами и несколькими рядами жемчугов на груди она выглядела рабыней, а не женой. Впрочем, так оно и есть. Может статься она не умеет писать и читать. Хорошая жена должна рожать наследников, следить за прислугой и варить мыло. Ее не запирают в женской половине дома и разрешают бывать на трапезах и приеме гостей, но ей не положено петь, танцевать или играть на музыкальных инструментах. Никто не ждет от нее осведомленности в политике, литературе или истории.
Меня напрягало это разделение. «Порядочные» жены и женщины из йорт и офицеров.
Ужин прошел в благожелательной атмосфере, никто не пытался уязвить меня или заикнуться об истории с арестом. На пороге столовой Гай придержал меня за руку и тихо сказал, что мое заявление об отпуске принято. Мы оба понимали, что это значит.
После десерта мужчины отправились пить марочный коньяк в кабинет, а мы с женой Патриарха (тетушка отказалась от ужина, сославшись на мигрень) потягивали чай в малой гостиной. Полагалось коротать это время за беседой или музыкой, но я никак не могла перестать думать о следующем ходе Яна. Вполне возможно он отпустил бы меня раньше, но теперь, когда я сбежала, и он понял, что мне есть что скрывать… нет. Я сама вырыла себе могилу и теперь есть два выхода: лечь в нее самой или уложить кого-то другого.
Елена как-то сказала, что наша раса напоминает ей людей с аутизмом из-за эмоциональной холодности и нежелания общаться. Должно быть обаятельной ведьме мы представляемся ожившими манекенами – движущимися, но пластмассовыми. Но мы не пластмассовые. Я не пластмассовая. Ян и Кастилла рано или поздно заплатят за то, что сделали. Положа руку на сердце, Яна мне даже жаль. А для тети, хладнокровно отправившей на тот свет отца и мать, прощения у меня не заготовлено. Думается слова Гая, я поняла верно – кому еще была выгодна их смерть?
В камине треснуло полено, и я сосредоточилась на том, как огонь медленно поедает древесину. Над камином, там, где большинство семей вешает портрет какого-нибудь знаменитого прадедушки, висел двуручный меч, такой огромный и тяжелый что его просто снять со стены уже было подвигом. Якобы им орудовал Патриарх нашего Дома во время битв Безвластия, разрубая противников как глиняные горшки, разом с доспехами и конем.
Гай как-то признался: меч был увеличенной раза в два копией оригинального клинка, чем навсегда подорвал мою веру в эпических героев. Лгут легенды, лгут летописцы, кругом одни лгуны.
Вот прабабка наша нотта Вифиния совсем другое дело, выдающаяся женщина, пережила пятерых мужей. Первые два умерли сразу после помолвки, третий – подавился пирогом на свадебном пиру, четвертого сбросила лошадь на утро после брачной ночи, а пятый, если верить слухам, подхватил лихорадку от одной из наложниц и сгорел за три дня. Страшной женщиной была моя прародительница. Совладать с ней смог только ее шестой – и последний муж, – и если уж быть до конца откровенными, то и его она тоже пережила.
