Ник Перумов - Асгард Возрождённый
Но Престол был живым, не просто застывшим в извивах прихотливой резьбы мёртвым памятником Его величию и напоминанием всем, откуда началось и откуда пошло Упорядоченное.
Престол был силой сам в себе. Он не правил, не отдавал приказов, не карал и не вознаграждал. Он оставался вечной истиной, сокрытой за порогом смерти, для тех, кто найдёт в себе силы пройти великой тропой и увидеть, какими только достойно быть силе и славе.
И было что-то ещё, неуловимое, ускользающее, как тёплый летний луч, скользящий по поверхности прогретого пруда, кишащего простой, безыскусной жизнью. Что-то… человеческое, совершенно не божественное. Божественное ушло – за пределы Упорядоченного, в Хаос. Чем стало оно там – неведомо, чем обратилось? И то, что осталось здесь, ни во что не вмешивающееся, не повелевающее никакими армадами и ордами, словно бы грустило по ушедшей навсегда части, и – ждало возрождения.
Да, именно так, вдруг осознала валькирия.
Престол оставлен как залог Его грядущего возрождения – или возвращения. Когда произойдёт великая трансформа, Творец вновь восстанет во всей славе Своей и двинется дальше, в бездонный Хаос, чтобы там тоже смогли бы жить, дышать, любить, ненавидеть живые, свободные существа. Их жизнь – вот высшая ценность. Творец творит, чтобы они жили, разрушает, гасит, растрачивает Себя, чтобы дать через это смысл и силы бесчисленным мириадам живых созданий, разумных и нет, чтобы дать им испытать всё, именуемое «жизнью».
Райна стояла, ощущая спиной крепкую грудь брата-воина, прозвание которого было для неё сейчас совершенно неважным. Каждый, кто достиг того же, что и она, становился ей братом.
Смотреть на Престол она смогла бы вечно. И никакие архонты, вставшие на её пути по золотой тропе, уже не смогли бы помешать.
Творец должен возродиться. Может, для таких, как она, для смотрящих глазами плоти, Он примет понятный и воспринимаемый облик. Быть может, таким, как она, покажется, будто Он явится и воссядет на Престол, после чего двинется прочь из Упорядоченного торжественной и величавой процессией, но это будет лишь то, что увидят наши телесные очи.
А что потом случится с Упорядоченным – уже не так важно. Время прекратит течение своё, и жизнь прекратится, чтобы начаться вновь уже в другом Упорядоченном, лучше и прекраснее прежнего.
Но пока она стоит, счастливая, на вершине Мирового Древа, рядом с новообретённым братом, и лицезрит Престол.
* * *Башни Асгарда поднимались прямо на глазах. Маг Скьёльд и впрямь оказался незаменимым помощником. Всякое дело у него спорилось – возводить ли хитроумные подъёмники, гнать ли из далёкого Хьёрварда караваны с неподатливым камнем северных скал, или пусть даже и обеспечивать всех строителей свежим пивом.
Круг рун замкнулся вокруг крепости асов. Всё было готово к последнему обряду – вот только с равнин Рогхейма пригонят стада быков и коней.
Старый Хрофт всё больше времени проводил в гордом одиночестве, если не считать Фенрира. Огромный волк мало-помалу осваивал издревле присущую ему, прямому наследнику Локи, способность менять облик. Далеко он не продвинулся, но, во всяком случае, научился превращать себя в волка обычных (ну, или почти обычных – холка в рост человека) размеров.
Часто Фенрир устраивался у ног О́дина, ничуть не смущаясь, как бы подчинённой позой. Иногда клал тяжёлую лобастую голову Хрофту на колени, и всё это – молча.
Похоже, он простил Старого Хрофта за долгое своё заточение.
– Нам ведь с тобой ещё сражаться в день Рагнарёка, ты не забыл? – не выдержал как-то раз Отец Дружин, когда волк в очередной раз утвердил собственный подбородок на его коленях.
– Нами в тот день станет сражаться с собой сама Судьба, – напыщенно провозгласил сын Локи. – Нам не следует роптать. Мы будем как меч и копьё, не более того. Меч разрубит копейное древко, но и сам сломается о его наконечник. Здесь нет больше места чувствам, дядя. Мы лишь исполним своё предназначение – сразим друг друга, как положено героям. – Фенрир поёрзал, устраиваясь поудобнее. – Но пока, коль мы возрождаем Асгард, не вижу надобности в суровостях.
– Что же ты станешь делать, когда мы закончим? – не удержался О́дин.
– Останусь тут. Уверен, асы поймут, – с неколебимой верой сказал волк. – Мой отец… он тоже поймёт. И поможет убедить остальных. В конце концов, я не виню вас, особенно асиний. Они испугались.
– Да, – признался Старый Хрофт. – Мы испугались. И, обуянные страхом, нарушили клятву.
– А не случись этого, – вдруг с горечью перебил волк, – может, и нам не пришлось бы биться. А так… никуда не денешься, великий О́дин. Судьба всевластна. Предопределённое исполнится, но лишь тот может назватья героем, кто до конца шёл против необоримой судьбы.
– Клянусь собственными священными браслетами, ты что, втайне брал у Браги уроки красноречия?
– У меня было слишком много времени всё это обдумывать. – Губы волка чуть дрогнули, обнажая белоснежные клыки. – Заняться мне было особо нечем, как ты понимаешь, великий О́дин.
– У нас хватит иных забот до всякого Рагнарёка, – усмехнулся Старый Хрофт. – Скьёльд уверяет, что Хедин, Познавший Тьму, пойдёт на нас войной…
– Обязательно пойдёт, – с готовностью подтвердил волк. – Я б на его месте пошёл бы непременно.
– Это почему же? – поразился Старый Хрофт.
– Двух вожаков в одной стае не бывает, – лаконично отрезал Фенрир.
– Чепуха. Новый Бог Хедин и Новый Бог Ракот остаются, как и были.
– Это тебе так кажется, дядюшка, – оскалился волк в зловещей ухмылке. – Прости меня за непочтительность, но…
– Но что? – О́дин сдвинул брови.
– Но возродить Асгард – это не просто вернуть асов, – шепнул вдруг Фенрир. – Не чувствуешь? Не чуешь? А я так да. Кровь, кровь, очень много, как перед большой охотой. У нас, у волков, это изначально. Когда вы привязывали меня, я знал, что крови не будет. И… не был готов. А сейчас она повсюду. В воздухе, в воде, на земле. Только мы её не видим, она ещё не пролилась.
– Если не пролилась, то ещё может и не пролиться!
– Не может, нет, – покачал лобастой головой волк. – Это неизбежно, как Рагнарёк, где нам, дядя, придётся сразиться и сразить друг друга.
– Я вырвал тени асов из заточения, – сурово изрёк О́дин. – Уже тем самым свершено небывалое; опрокинуты все предопределённости. А ты мне всё про тот же Рагнарёка…
Волк снова усмехнулся. Отошёл, лёг, положил голову на лапы, словно приготовившись ждать как раз этого самого Рагнарёка.
– Ты первый из Древних Богов, что возвращает себе власть, великий О́дин.
– И что? Есть множество миров, куда не добрались даже Ямерт со своими. Древние там как были, так и остались. Да и откуда ты можешь знать, что я – первый?
– Волчье предвидение, – оскалился Фенрир. – Сила идёт за тобой, великий О́дин, идёт незримо для тебя, но не для меня. Я ж как-никак волк. Нюху привык доверять.
– Слова, слова, племянник, – пожал плечами Старый Хрофт, поднимаясь. – Вставай, лежебока. Гномы должны были скот пригнать. Поможешь им.
– Я волк! – оскорбился сын Локи. – Волк, а не пастушья овчарка!
– Один разок можешь и овчаркой побыть. Вставай, вставай, это последнее, что нам сделать осталось перед обрядом!
* * *Райна ощутила, как замерший у неё за спиной воин, на чью грудь она так удобно опиралась, нетерпеливо шевельнулся. «Как? Почему? Отчего он не хочет стоять так вечно, вырванный из потока времени, созерцая око Творца, оставленное нам в назидание и как знак великой надежды?»
– Валькирия! – грозно рыкнул прямо в ухо чужой грубый голос.
Её словно вытолкнули из тёплой избы в ледяной жгучий ветер зимнего Йотунхейма. Серая мгла в небесах закрылась, золотая тропа обернулась тонкой, едва заметною ниткой. Валькирия вновь оказалась, где и была, – на самой вершине Мирового Древа.
Подле неё стоял высокий и широкоплечий воин, с львиной гривой иссиня-чёрных волос и огненно-алым плащом за спиной.
Не требовалось иметь семи пядей во лбу, чтобы, едва вглядевшись, осознать, кто перед ней.
– Ракот Восставший, – поклонилась Райна, опуская слово «бог». Бог у неё – ныне, присно и во веки веков, пока бьётся её сердце – только один. Бог-Творец Упорядоченного.
– Он самый, – рыкнул тот. – Что делаешь ты здесь, дщерь О́дина? Как оказалась? Вместе ли ты с великаном Мимиром, стражем Источника Мудрости, или сама по себе?
Лицезревшей око Творца не к лицу осквернять уста ложью, тем более в такой близости от Престола.
– Я сама по себе здесь, великий Ракот.
«Великий Ракот» – в этом нет лжи. Они с Хедином, Познавшим Тьму, и в самом деле великие. Великие маги, но никак не боги.
– Сама по себе?
– Мы были с моим отцом, О́дином, Асом Воронов, моим двоюродным братом Фенриром, Яргохором Водителем Мёртвых и… – она запнулась, но остановиться уже не могла, – магом Скьёльдом, человеческого рода.
– Что же вы здесь делали? – Глаза Ракота гневно сверкали, ноздри раздувались. На могучих руках вспухали вены, а ладони стискивали эфес длинного меча с чёрным клинком.
