Кира Измайлова - Снежная дева
— Ты помнишь, что сказал тогда, ночью перед первой нашей встречей?
— Помню, — тихо ответил он. — А если… если я тебя обниму, ты не растаешь?
— Проверь, — улыбнулась Она.
И нет, Она не растаяла.
* * *Кай и сосчитать не пытался, сколько времени это длилось. Сколько уже ночей он тайком уходит из дома и до самого рассвета остается… где? Что это были за неведомые чертоги? И чертоги ли? Он даже к комнате не приглядывался, потому что смотреть мог только на Нее, смотреть и удивляться тому, какая у нее прохладная кожа — не ледяная, нет, — как изменчивы глаза… Как она прекрасна.
Он не знал, надолго ли ему хватит сил не спать ночами — днем-то некогда, — не выследит ли его младший брат или мать. Пока, однако, всё сходило с рук, только мать хмурилась и подкладывала ему на тарелку самые лакомые куски, поговаривала, что больно он сделался бледен и будто спит на ходу.
Это только днем, матушка, хотелось ему сказать, днем я могу только вспоминать, а после полуночи я оживаю, потому что появляется Она, и больше мне ничего не нужно!..
…На рассвете ему удалось задремать, а проснулся он от звука капели за окном. Яркое солнце заливало город, и было оно уже не по-зимнему горячим.
Дурные предчувствия Кая не обманули.
— Мне пора, — тихо сказала Она.
— Как?..
— Ты слышал капель? — спросила Она. — Оттепель пришла. Первая оттепель, а следом за нею идет весна. Мне пора, Кай.
— Останься! — попросил он, потому что не знал, как будет теперь… без Нее.
— Не могу, — покачала Она головой. — Если я задержусь, меня просто не станет. Меня не может растопить ни печной жар, я не таю, как льдинка, в твоих руках… Убить меня может только весна, а она уже идет, я слышу поступь весенних дев!
— Тогда возьми меня с собой! — взмолился Кай. — Что тебе стоит?
— Ты не сможешь жить там, где мой дом, — всё так же тихо ответила Она. — Ты умрешь там. А если и не умрешь, то перестанешь быть человеком, а это…
Она замолчала, но Кай, кажется, понял. Зачем-то Ей нужно было человеческое тепло, его тепло. Такие же, как Она сама, Ей ни к чему.
— Но ты ведь вернешься? — спросил он с надеждой. Если нужно будет, свадьбу он сорвет, а не выйдет — просто сбежит… Или даже женится на этой… как ее? Неважно! Пусть гадает, отчего муж не ночует дома, какое ему до нее дело?
Ему показалось, что Она кивнула. Значит, пообещала. Значит, вернется на будущий год…
А я буду ждать, сказал себе Кай, буду ждать, сколько понадобится. Я жду ее пять лет и прожду еще десять раз по стольку!..
Он не запомнил дороги домой. Он очнулся только в три часа пополудни, и ему сказали, будто он собрался наносить дров, но не возвращался так долго, что мать забеспокоилась и пошла взглянуть, куда же подевался сын.
Нашла она его во дворе, совсем холодным и бесчувственным.
Послали за доктором; к тому моменту, как он появился, Кай уже пришел в себя, но решительно не мог вспомнить, почему вдруг свалился около дровяного сарая. Никогда у него ничего не болело, говорил он, отвечая на вопросы старичка-доктора, голова не кружилась (кружилась, сказал он сам себе, но не от болезни), перед глазами не плыло, кошмары не снились…
Доктор осмотрел его и прослушал, а потом только развел руками.
— Ни сильной простуды, ни какой иной болезни я обнаружить не могу, — сказал он хозяйке дома. — Жара у юноши нет, скорее уж, температура тела понижена, Я бы списал этот неожиданный обморок на причуды растущего организма и легкую анемию. Кормите сына как следует, давайте ему мясо, можете прибавить и стаканчик красного вина, и вскоре он поправится…
Это лишние расходы, подумал Кай, и на доктора, и на всё остальное. Отец рассердится, мать наверняка очень расстроена… Но хорошо, что это приключилось со мной именно сейчас, когда Ее здесь уже нет, не то пришлось бы пропустить встречу-другую, а я бы не смог, просто не смог! Ну да ничего, я скоро встану и тогда…
…По-настоящему он пришел в себя только к осени. До того он по дому-то мог передвигаться, только придерживаясь за стенку.
Отец, против ожиданий, не рассердился, а не на шутку перепугался. Потом уже Кай понял, что старшего сына тот считает отрезанным ломтем, а на него самого возлагает нешуточные надежды… и тут вдруг такая беда!
В дом зачастили доктора, но никто ничего не мог сказать толком. Мать сперва всё ходила в церковь, а потом тайком позвала бабку-шептунью, но та дальше порога и не пошла, сразу заявила, что не по ее это части, и браться не станет.
Свадьбу, намеченную на осень, конечно, пришлось отложить. Какое уж там, если жених мессу отстоять не может!
Но постепенно Каю становилось всё лучше. Отец считал, это доктора со своими советами помогли, мать уверяла, что святые заступники избавили от неведомой хвори, а дочка булочника, ставшая вдруг заходить в гости к матери Кая и совсем было загрустившая, снова расцвела.
С деревьев облетали последние листья…
* * *Сегодня, думал Кай, Она всегда появлялась в это время. Днем раньше, днем позже, но появлялась, и белые кони горделиво выгибали шеи, и искрилась драгоценная упряжь…
Ее не было. Ни сегодня, ни через неделю Кай ее не увидел, хотя зима набирала обороты, по ночам завывали метели, росли сугробы и снежные шапки на крышах. Может быть, они и сами по себе бы выросли?
— Не броди по морозу, снова заболеешь, — твердила мать.
Кай молча кивал и уходил в город.
Он ни на что уже не рассчитывал. Пока сидел дома — о многом успел подумать, припомнил кое-что, только верить в это не хотелось. Хотелось же еще раз увидеть Ее. Просто увидеть, он даже спрашивать бы ничего не стал…
Он остановился так резко, что на него кто-то налетел и обругал.
Там, впереди, около богато убранных саней стояла высокая женщина в длинном искристом платье и белой шубке. Горячий коренник рыл снег копытом. И ни одна живая душа, кроме Кая, не видела этого.
Кай сделал шаг вперед. И еще. И еще…
До тех пор, пока бьющее ему в глаза солнце не спряталось на мгновение за облаком, и он не понял — это не Она.
Упряжка другая, не цугом, тройкой. Вместо легких санок — широкие розвальни с узорчатым покрывалом. И сама женщина…
Эта была выше ростом и куда как сильнее напоминала ту, о которой шепталась детвора: снежно-белые волосы свободно рассыпаны по плечам, только тонкий серебряный обруч удерживает их; шубка длиннее и шире, вместо перчаток — муфта. Лицо — совсем бледное, без тени румянца, тонкие губы плотно сжаты, а глаза — Кай увидел, когда женщина повернулась к нему, — как бездонные омуты. Таким бывает зимнее небо в новолуние: непроглядный мрак, и лишь где-то в невообразимой дали едва заметно мерцает острая искра Полярной звезды.
Кай опомнился, поклонился. Это не Она, но вдруг знает что-то, сможет ответить на его вопрос…
Спрашивать не пришлось.
— Всё ждешь ее? — спросила она, будто льдинки зазвенели. — Не жди. Она не вернется.
— Но откуда вы… — начал Кай, но женщина перебила:
— Я удивлена, что ты жив. Вы, люди, слишком хрупкие, но ты, вижу, посильнее прочих.
Она тоже так говорила, вспомнил Кай, тогда, давно. О том, что мы слишком хрупки. Но что имеет в виду эта?
— Почему она не вернется? — упрямо спросил он.
— Зачем? — произнесла та, глядя в упор страшными своими глазами. — Она выстудила тебя почти до донышка. Уж не знаю, почему остановилась. Неужто пожалела? Всегда она такой была…
Выстудила? Пожалела? Кай живо припомнил свои тягостные мысли, вспомнил прочих дев. Так, выходит, он не ошибся?
«Всегда она такой была». А это о чем? Быть может…
Тот человек, понял вдруг Кай. Тот, утонувший по весне. Как он смотрел на Нее! Теперь-то Кай припомнил: он и сам бы так смотрел на Нее, доведись встретить случайно… И поговаривали, человек тот с юности был немного не в себе, после какой-то болезни вроде бы умом тронулся.
Выходит, Она и его — тоже?..
— Но зачем вам это? — тихо спросил он, и не надеясь на ответ. — Для чего? Почему именно те, кто видит вас?..
— Ты не поймешь, мальчик, — усмехнулась женщина. — Просто поверь на слово: без людей мы существовать не можем. А те, что способны видеть нас, могут дать нам столько сил, что хватит еще на годы и годы. И тебе повезло, что ты остался в живых. Я бы тебя не выпустила.
— Так вы, значит, теперь ищете кого-нибудь… — Кай непроизвольно сжал кулаки.
— Я никого не ищу, — усмехнулась та. — Я уже слишком стара. Еще немного, и мне придет пора вернуться в вековечные льды и уснуть до скончания веков. А молодые… Что ж, на то они и молодые.
— Но Она же знала меня столько лет… — потерянно прошептал он. — Она возвращалась каждый год и ни разу пальцем меня не тронула, даже вылечила однажды!
Брови женщины дрогнули, словно бы от удивления.
— И вдруг, — продолжал Кай, — словно наваждение какое-то! Я был как во сне, я просыпаться не хотел, а потом…
