Джен Коруна - Год багульника. Весенняя луна
Поначалу он не придавал значения странным эмоциям, которые вызывала в нем эльфа, ему вообще было несвойственно задумываться о своих отношениях с женщинами: он никогда не искал их — они сами искали его — и находили. Сигарт был бы очень удивлен, если бы узнал, что в нем было что-то, вызывающее женское доверие и симпатию — что-то, кроме его звериной силы и выносливости в постели. Самому же ему не приходило в голову размышлять о таком — он просто брал то, что маленькая эльфа давала ему, втайне надеясь, что вскоре охладеет к ней, как уже много раз охладевал к случайным возлюбленным. Однако чувство, которое он принял было за привычную весеннюю охоту, не пропадало — ни когда он страстно любил эльфу холодными весенними ночами, ни когда просыпался, уткнувшись лицом в мягкие белые волосы. И когда он ласково целовал в темноте свежие губы Моав, оборачивая ее волчьей накидкой, оно тоже не проходило. Он хотел ее бесконечно. Хотел смотреть на нее, прикасаться к ней, слышать ее стоны, чувствовать, как на его теле сжимаются ставшие горячими маленькие руки, как тонкие пальцы впиваются в его кожу, точно острые коготки маленького зверька.
Сигарт ломал голову, вспоминая все, что когда-либо знал о магии, в попытках найти объяснение наваждению — слишком уж оно было похоже на то, что у людей зовется симпатией, и что при благоприятном развитии событий может перерасти в любовь — но ничего придумать не мог. Со временем к этим мыслям прибавились и некоторые подозрения. Какой бы убедительно нежной ни была Моав, Сигарт не мог обманывать себя — ему постоянно казалось, что она неспроста оказалась в его объятьях. Но маленькая веллара никогда не говорила с ним о своих чувствах, не просила ни о чем — лишь продолжала быть с ним, будто выжидая чего-то, настойчиво и терпеливо.
Не утерпев, Сигарт однажды вечером решил допытаться от нее о причине столь странной привязанности. Солнце село, на небе зажигались первые звезды. Утомленные за день, путешественники как раз нашли подходящую поляну для ночлега — неподалеку протекал ручей, а под деревьями было сухо и ровно. Моав сбросила сумку в знак того, что на сегодня путь закончен. Сигарт несколько мгновений наблюдал за ней, выжидая момент, чтобы застать ее врасплох.
— Слушай, а почему ты выбрала меня? — неожиданно спросил он.
Она обернулась к нему и рассмеялась.
— А почему бы и нет? Ты вон какой большой, ты сможешь меня защитить.
— А то ты сама не сможешь защититься!
— Могу, но так мне будет приятнее. К тому же, ты мне нравишься — ты не такой как все.
— Не такой, как эльфы?
— Вообще не такой…
— Ну да, хэур, спящий рядом с эльфой — это точно что-то не то, — согласился он. — Сам не знаю, чего я к тебе привязался, наше ведь дело убивать, а не любить…
Она печально опустила голову, но Сигарт не заметил смены настроения — при упоминании об убийствах его воображение снова наполнили мысли об авлахаре.
— Интересно, кому же все-таки досталась моя душа? — подумал он вслух.
— Наверное, кому-нибудь очень умному и сильному, — чуть слышно отозвалась эльфа.
Сигарт не смог сдержать улыбки.
— А твоя — кому-нибудь хитрому и красивому! — смеясь, заключил он.
Моав тихо вздохнула — ну точно огорченный ребенок.
— Тебе нравится убивать, да?
— Нравится? — удивился Сигарт. — Не знаю, я об этом никогда не думал. Да и о чем тут думать — я ведь для этого родился.
— Ясно…
Она помолчала, потом вдруг спросила:
— Ты помнишь всех, кого убил?
— Да как же их упомнишь? Их ведь не десяток!
— Пока ты не вспомнишь их всех, ты не поймешь, как прекрасен свет Эллар, — тихо, но уверенно произнесла она.
Хэур подошел к ней, положил руки на хрупкие плечи.
— Послушай, наши сердца могут биться одним ударом, но есть вещи, в которых мы никогда не поймем друг друга. Я — рысь, а рыси рождены для боя. Они идут к смерти быстро и прямо, как нож, пущенный в цель, и этого не сможет изменить даже твоя богиня.
Его суровое лицо осветилось улыбкой, серые глаза просветлели, точно небо после грозы.
— Но я все равно готов восхвалять ее, — улыбаясь, сказал он, — ведь она подарила мне тебя, мой хорошенький Кузнечик! Не думай о смерти, пока она не пришла, иначе ты проглядишь жизнь.
Он осторожно погладил Моав по струящимся волосам. Эльфа взглянула на него с испугом.
— Ты так просто говоришь о смерти…
Сигарт равнодушно пожал плечами.
— Хэуров учат жить так, как будто они уже умерли — какой смысл бояться смерти, если ты и так уже мертв? Это помогает в бою, правда! А больше ведь рыси ни к чему и не пригодны.
— И тебе совсем-совсем не страшно? — тихо спросила эльфа. — Ведь после смерти тебя не ждет ничего!
— Может быть, это и к лучшему, — как-то удивительно легко рассмеялся он. — Ведь если ты знаешь, что твоя жизнь не бесконечна, ты воспринимаешь ее намного ярче. Вот я, например — я буду помнить каждое мгновение, проведенную с тобой, запах твоих волос, твоей кожи! А теперь, давай спать — я готов даже обойтись без ужина.
Эльфа с улыбкой кивнула. Сигарт расстелил жилет и лег на спину, заложив руки за голову. Его взгляд был устремлен в черно-синее небо. Рядом с ним устроилась Моав. Тонким серпиком над лесом несмело плыл месяц. Спать вдруг расхотелось. Хэур стал размышлять вслух:
— Интересно, а почему луна все время меняется — то большая и круглая, то совсем тоненькая, а солнце, наоборот, всегда одинаковое?
Моав пошевелилась в темноте.
— А ты разве не знаешь?! Это очень печальная и красивая история — ее знают все в Рас-Сильване. Если хочешь, могу рассказать…
Не отрывая глаз от месяца, Сигарт кивнул. Эльфа села на подстилке, обхватила колени руками и, подняв к небу бледное лицо, начала:
— Давным-давно, когда еще не было ни эльфов, ни гномов, жили на свете брат и сестра — Краан и Эллар. С самого детства они были неразлучны — вместе гуляли, вместе играли, и ни с кем им не было так хорошо, как друг с другом. Когда же они стали юношей и девушкой, Краану пришлось пойти жить в шатер, где жили другие мужчины, а Эллар поселилась в женском шатре. Как-то раз девушки решили устроить танцы. Краан сидел у костра и смотрел, как они танцуют — и понял он, что ни одна среди них не сравнится по своей красоте с его сестрой! Той же ночью он тайно проник в шатер, где спала Эллар, и стал ее кейнаром; она же так и не узнала его, ведь в шатре было темно.
Много ночей подряд они нежно любили друг друга, пока Эллар не решила, наконец, вызнать, кто же ее любимый. В одну из ночей она вымазала руки сажей и прикоснулась ими к лицу Краана, а рано утром подошла к мужскому шатру и заглянула в окно. Каков же был ее ужас, когда она поняла, что тайный ночной возлюбленный оказался ее родным братом. Вскрикнув, она схватила факел и кинулась прочь. Разбуженный криком, Краан бросился ее догонять. Они бежали много дней, по дороге Эллар упала и уронила факел, так что он притух, оставив лишь тусклое мерцание, но она не останавливалась. Достигнув края земли, они продолжили бежать по небу — он с ярким факелом, она — с чуть светящимся. Видя, что ему не догнать сестру, Краан, чтобы быстрее бежать, отбросил свой любимый расписной лук, и тот стал в небе радугой, но ничто не помогало! С тех пор убитый горем брат так и гоняется за сестрой, не в силах ее покинуть… А прекрасная Эллар все убегает, даже забыв о еде — поэтому и худеет день ото дня. Ну а чтобы совсем не ослабеть, она раз в месяц скрывается на три дня, чтобы подкрепиться — у меня дома в новолуние в храме Луны оставляют тарелки с кушаньями, чтобы она не осталась голодной. Наутро еда исчезает — все верят, что ее забрала Эллар! Ну а бедный Краан в это время все ищет ее и никак не может найти. Разлука повергает его в большую грусть — оттого и погода в новолунье неспокойная, как и его душа… Правда, иногда они все-таки встречаются — сердце Эллар не выносит разлуки, ведь она тоже не может жить без брата. И тогда наступает солнечное затмение — говорят, что в этом время Краан и Эллар снова любят друг друга, а потом опять расстаются. Вот такая история!
Лицо Сигарта приняло сочувственное выражение.
— Вот так весь век бегать-бегать, чтобы лишь изредка увидеться! Какие грустные сказки придумывают у вас в Рас-Сильване!
— Это вовсе не сказки! — возмутилась Моав. — Я, например, верю, что все так и было. Ну, по крайней мере, мне хотелось бы в это верить — это ведь такая красивая история.
— А ты, оказывается, совсем еще маленькая — в сказки веришь. Хотя это, может быть, даже и хорошо — не всем же махать мечом. Ладно, спи давай, лунная веллара.
Он приподнялся на локте и заботливо обернул край подстилки вокруг Моав. Та умиротворенно вздохнула и, умостившись в изгибе теплого тела хэура, уснула.
Глава 3. Новости из Цитадели
Эльфа придавала настолько большое значение луне, что вскоре Сигарт и сам стал относиться к этому белому пятну если не с уважением, то как минимум с интересом. Тем более что лунная магия теперь была для него не чем-то отвлеченным, а реальностью, существующей бок о бок с ним. Однажды ночью Сигарта разбудил яркий свет — он дразнил его, холодком пробиваясь под веки. Хэур открыл глаза, сел на подстилке и замер — светилось не что иное, как руки спящей рядом Моав. Однажды Сигарт уже видел подобное, однако на сей раз сияние было в десятки раз более сильным. Тонкие пальцы просто сгорали в голубом огне, на ладони четким, точно проведенным резцом силуэтом сияло изображение птицы. Сигарту хотелось прикоснуться к мерцающим рукам эльфы, но он помнил, чем закончилось это в прошлый раз, и решил не повторять прежних ошибок.
