Владимир Данихнов - Синеухий эльф Скотина

Скотина поначалу часто заикался и запинался, но вскоре голос его обрел силу и уверенность и все, кто находился комнате, аплодировали ему. Сердца их наполнились радостью: они поверили, что завтрашний день принесет им избавление.

Утро впервые за много дней выдалось ясным и приветливым. По умытым вчерашним дождем улицам шагали сказочные существа. Их становилось все больше и больше, по мере того, как из переулочков в общую массу вливались гремлины, домовые, гномы, эльфы и остальные.

Сначала они шли, робко поглядывая на потрясенных небывалым зрелищем прохожих, они шли, ослепленные блеском витрин, афиш и рекламных щитов, но знание, что они не одни, что они делают общее дело, придавало им сил, и они все выше и выше поднимали головы, смотрели гордо и упрямо. Лицо Настеньки сияло нежным волшебным светом, и никто сейчас не посмел бы назвать ее шлюхой; ярко-алый цветок горел в ее руках как крохотное сердце и дарил тепло, живое и доброе, любому, кто оказывался рядом. Мучающийся похмельем Миша стойко терпел головную боль и шагал с улыбчивой Машенькой на руках — сейчас он выглядел грозно и неприступно как никогда. За ним в ногу шла Баба Яга, нарядившаяся в свое самое нарядное платье, и дарила воздушные поцелуи изумленным прохожим. Бука шел по правую руку от нее, стараясь избегать чужих ботинок, которые могли наступить на него, и курил папироску, зажав ее в левом уголке рта. Из бороды у него то и дело выпадали сушеные мухоморы. Сзади него шел гном Боря, втолковывающий соседям историю Москвы и то, какое место в этой истории занимают сказочные существа.

А впереди всех шел синеухий эльф Скотина. В его ручках не было плаката, зато в нем самом жила вера в то, что все получится, как надо. Они поговорят с народными избранниками, объяснят им ситуацию, и избранники твердой рукой наведут порядок.

За волшебными существами бежали дети, из подворотен лаяли собаки, потом появилась полиция, оцепившая дороги и не пускавшая людей на улицы, по которым следовали сказочные существа. Объявились и журналисты, щелкающие своими камерами, в высоте прожужжал жирный, похожий на толстого жука, вертолет. Поднялся ветер, сорвавший со многих шапки. Солнце поднялось высоко, настроение у сказочных существ было радостное, майское.

А потом они вышли на широкую улицу и остановились. Задние врезались носами в спины тех, кто шел впереди.

— Чего там? Ну чего там еще?

Улицу перегородили полицейские с автоматами. Гном Борька рассказывал соседям о технических характеристиках этих автоматов. Машенька отвернула чумазую мордашку и уткнулась хмурому Мише в шерсть. Медведь подслеповато щурился и гладил девочку по голове. Наступила тишина. Скотина вдруг понял, что прохожие исчезли, что люди остались где-то позади, что их зачем-то задержали, и никого на улице не осталось, кроме полицейских и сказочных существ…

— Сказочные существа! — закричал в рупор полный мужчина в штатском. — Немедленно разойдитесь, или мы вынуждены будем открыть огонь!

— Неужто взаправду? — спросил кто-то. — Они что… так что ли?

— Да, ни-и… пужают просто, не станут они стрелять… эй, архаровцы, пропустите к парламенту, мы с народными избранниками хотим говорить, не с вами!

— Сказочные существа! Это вам не сказка!

— Да пошел он на хрен! Не будут они стрелять! Пошли, братцы, эфиоп твою мать!

— Немедленно разойдитесь!!

Сказочное сообщество зашевелилось, ожило, в воздух полетели шапки, кто-то затянул «Боже царя храни», кто-то — гимн Советского Союза. Змей Горыныч в ярости затряс своим намордником. Его сынок пил раскаленную лаву из бутылочки с каменной соской и, высунувшись из люльки, рычал на полицейских. Баба Яга выбежала вперед, повернулась лицом к товарищам, нагнулась и подобрала юбки, показывая тощий зад в белых панталонах. Настя замерла впереди, какая-то холодная, отстраненная, и Скотина отметил, что цветок в ее руках вдруг посинел, будто неожиданно замерз.

— Сказочные идиоты… — пробормотал штатский не в рупор, но его многие услышали.

Потом прозвучало:

— Товсь…

Снова стало тихо. Тишина давила, пугала, проникала в каждую клетку. Скотина до боли сжимал мохнатые кулачки. С каким-то удивлением он оглядывался по сторонам. Мир стал будто нереальным. «И правда, — подумал он, — это же не сказка, это совсем не похоже на сказку…»

Медведь прижал к груди Машеньку. Баба Яга ругалась, отворотив крючковатый нос. Бука невозмутимо попыхивал папироской. Скотина посмотрел на Настеньку и сказал вполголоса:

— Ну что… разойдемся что ли?

Настя ласково улыбнулась ему:

— Ой, да не переживай ты, Скотинушка. Все хорошо. Все правильно. Так и надо.

— Ага, — сказал Бука и выплюнул папиросу. — Пора освобождать место для новых сказок.

— Че? — шепотом переспросил Скотина.

Бука не ответил.

Сказочное сообщество медленно и молча двинулось вперед. Оторопевшего Скотину обходили, обтекали с обеих сторон: сказочные существа шли прямо на полицейских.

— Но что же это?.. — прошептал синеухий эльф Скотина и прижал уши к голове, как испуганный кот.

— Цельсь…

Скотина посмотрел в небо, на сизых голубков, кружащих над улицей, и до того стало тоскливо ему, что хоть бы что, лишь бы не это ожидание. «Жаль, до парламента не дошли, — как-то тускло подумал он, — мы бы объяснили нашим парламентариям, они бы все поняли, помогли…» Собственные мысли показались ему глупыми, безнадежно детскими, и он, отвернувшись от неба, посмотрел под ноги, на окурок, вмятый в камень. Букина папироска, что ли?

— Пли!

Скотина стоял, обессилев, и до сих пор не верил, что уже умерла Настя, которая шла с гордо поднятой головой, что упал, истекая кровью, Медведь, а Машенька сидит рядом и гладит его бурую шерсть и напевает какую-то песенку, кажется, колыбельную, что Буке выстрелом разворотило живот, и из раны на землю посыпались мухоморы, что он сам, Скотина, умрет спустя пять секунд… четыре… три… чуток не хватило, совсем немножко и дошли бы… две… Горыныч рухнул, Баба Яга упала, гном Борька в канаву какую-то покатился. И все это молча, и только пули свистят, да раненные тихо, будто стесняясь, плачут, а мертвые молчат, и их всех привел сюда он, Скотина… один… это вам не сказка, граждане, совершенно не сказка… ноль… гляди-ка, не попали. Это все потому, что он стоит на месте, как будто прячется за своими друзьями, мертвыми и еще живыми — некрасиво получается!

И Скотина, спотыкаясь, побежал вперед.

Где-то далеко-далеко отражение Скотины тихо пело; пело некрасивым, пропитым голосом, неуклюже подыгрывая себе на игрушечной желтой гитаре с цветной переводной картинкой на изгибе, а мальчик Филя в круглых очках, наведывающийся сюда почти каждый день, сидел на скамейке перед зеркалом, вытянув немытую шею, и шевелил губами, вторя волшебному отражению.

Им было хорошо.