Мария Семёнова - Славянское фэнтези
— Кей…
Руки похолодели, заныло сердце, но Велегост все же попытался улыбнуться:
— Чолом, Улог! Что невесел?
Кмет ответил не сразу:
— Чолом! Остался за старшего, Кей. Девушка жива. И… у нас гость…
Велегост кивнул, соскочил с коня и, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать, шагнул вперед. Ноги скользнули по чему-то мокрому. Кей взглянул вниз — и еле удержался, чтобы не вскрикнуть. Да, он уже видел такое, и не раз, и не два. Но тогда кровь была на белом — на холодном зимнем снегу…
…Трупы лежали на поляне — один на другом, тяжелые, недвижные. Никто не бросил оружия. Мертвый десятник сжимал в руке меч, из расколотого черепа стекал желтый мозг. Рядом лежала чья-то рука — оторванная, с красными нитками жил. Ленивые мухи неторопливо ползали по засыхающей крови. Велегост невольно отвернулся. Теперь он понимал, как погибли риттеры Зигурда…
— Вернулись…
Голос был знаком, но Велегост не спешил оборачиваться. Почему-то он ждал, что еще увидит этого человека. Может, не здесь, но обязательно увидит.
Странный старик сидел на земле, держа на коленях голову Станы. Девушка была без сознания, побелевшие губы сжались, светлые волосы закрывали лицо.
— Вы вернулись поздно, но все же не опоздали. Маленькая госпожа жива.
Черные глазницы смотрели в упор, и Кею вновь показалось, что старик видит. Рядом еле слышно плакала Танэла. Лицо Лоэна было белым как мел.
— Пусть она спит. Я сделал, что мог…
Одинак осторожно уложил голову Станы на землю и медленно встал. Тут только Велегост заметил, что на нем уже не белая рубаха, а красный, отороченный золотом плащ. В седых волосах неярко блеснула серебряная диадема.
— Ты напрасно не сказал нам правды, Зигурд, сын Сигмонта, — негромко проговорил Лоэн. — Я догадался слишком поздно.
На миг Велегост почувствовал изумление, но тут же все сложилось в единую цепь: мертвые риттеры, невидимые враги, потомок Зигурда Змеебойца, соединивший два мира в один. И — Одинак, единственный, кто не боялся проклятого Кола…
— Вы тоже не сказали мне правды. — Старик медленно покачал головой. — Когда я понял, что эти люди оставлены умирать, я пришел и пытался помочь. Что еще мог я сделать?
— Предупредить! Рассказать, что нас ждет! — не выдержал Кей. — Тебе мало того, что уже случилось?
— Рассказать? — В мертвых глазницах, казалось, вспыхнул огонь. — Разве это остановило бы тебя? Ты — не первый, кто пытался завладеть моим наследством, просто ты более удачлив, чем прочие.
— Поистине, это нет так! — Лоэн шагнул вперед, в голосе звенел гнев. — Не ведаю я, кто ты — Зигурд или призрак Зигурда, но должен ты ведать, что все это принадлежало Детям Тумана! И ни ты, ни прадед твой, хоть и славен он был среди риттеров, не имели права передавать тайну другим!
— Добавь: другим людям. — В тихом голосе промелькнула насмешка. — Узнаю гордыню дэргов, Лоэн-гэру, сын Парса! Вы, нелюди, всегда боялись, что ваша тайна станет известна непосвященным!
Нелюди? Что за бред? Велегост, не понимая, повернулся к сестре. Она лишь пожала плечами, и Кею подумалось, что старик все же повредился рассудком.
— Поистине злость не бывает правой! Мы всегда делились тем, чем владели, и прадед твой должен был ведать это лучше прочих. Но многие тайны — поистине слишком тяжкая ноша. Что сделал ты, Зигурд, своим злым чаклунством? Впустил в наш Божий мир чудищ, коим нет имени и названия? Опустошил целый край? А после оставался на руинах, дабы прочие не проникли к Обдугаусу?
— А ты, Лоэн-гэру, всех спас. — Бледные губы искривились усмешкой. — Радуйся, ворожба дэргов вновь оказалась сильнее. Но это ненадолго! Логра, твоя земля, уже пала, пала страна Детей Тумана, придет черед и дхаров. Пока же ухожу я, поистине отплатив добром за зло. Прощайте!
— Постой!
Велегост бросился вперед, но старик поднял правую руку, и тут же его высокая фигура начала бледнеть, медленно исчезая в вечерних сумерках. Вскрикнула Танэла, Кей закусил губу, чтобы не выдать страха. Лоэн вздохнул, пальцы коснулись лба, затем плеча…
— Прощай, злосчастный Зигурд, и да смилуется над твоей душой Тот, Которого ты не чтил! Однако же должен ли я объясниться, о благородный Кей? Ибо слова его…
— Ты ничего нам не должен, Лоэн! — перебила Танэла. — Лучше принеси воды, Стане плохо.
И тут только Велегост опомнился. Люди, нелюди! Они тут болтают!.. Он бросился к девушке, осторожно приподнял голову. Стана негромко застонала, губы дрогнули…
— Ничего, Стригунок! — Кейна опустилась на колени возле девушки, руки скользнули по виску, затем прикоснулись к бледной щеке. — Хвала Матери Сва, у нее просто обморок.
Подбежал Лоэн, неся в шлеме воду. Кей обмакнул руку, смочил сжатые губы. Стана вновь застонала, веки слегка дрогнули:
— Ты… Велегост, ты здесь? Ты пришел? Лоэн… Кейна… Вы вернулись? Мы… Я так ждала…
В первый миг Кей даже растерялся, не зная, что сказать.
— Я вернулся, Стана! Мы…
— Я знала… — Синие глаза медленно открылись. — Ты ведь победил их всех? Этих… этих страшных… Правда?
Велегост не нашел что ответить, а девушка внезапно всхлипнула и уткнулась лицом в его плечо. Кей сидел неподвижно, боясь даже пошевелиться, а Стана плакала, повторяя сквозь слезы одно и то же:
— Вернулся… вернулся… вернулся… вернулся…
Глава третья
ЖЕЛЕЗНОЕ СЕРДЦЕ
Кнеж Савас был толст, усат и громогласен. Издали он походил на бочку — на очень большую бочку, по чьему-то странному недомыслию наряженную в богатый парчовый кафтан и увенчанную высокой красной шапкой. И гудел он под стать бочке, даже еще громче. В те редкие мгновения, когда кнеж пытался смирить свой голос, гудение не прекращалось, становясь лишь немного глуше.
— Давно, давно тебе, Кей, надо было меня позвать. Без моих гурсаров тебе вовек не справиться, клянусь Перкуном! Куда твоим заморышам до наших орлов? Всем вы, сполоты, хороши, да только трем вещам не обучены — рубиться, пить и хвастать!
Обижаться было нельзя. Кнеж был давним союзником отца, кроме того, толстяк явно шутил — маленькие глазки смеялись, а пухлая рука так и лезла крутить левый ус. Усы у Саваса были приметные — длинные, как у бродников, к тому же выкрашенные в ярко-рыжий цвет. Правый, который явно крутить не полагалось, был лихо заломлен за ухо, украшенное большой серебряной серьгой.
Велегост и не думал обижаться. Кнеж честно выполнил обещание, приведя две сотни одетых в бронь латников в самое сердце Харпийских гор. Привел он и мастеров, сделавших невозможное — за неделю Лосиный Бугор превратился в настоящую крепость. И теперь довольный Савас водил Кея вдоль пахнущего свежей сосной высокого частокола.
— Глиной обмажем — век стоять будет! — Пухлая ладонь похлопала по бревну. — Нет, Кей, не справиться тебе без лехитов. Даже если пить да рубиться научитесь, так, как мы, хвастать все равно не сможете!
Велегост улыбнулся — кнеж свое дело знал. Теперь его мастера строили вторую крепость у самой мадской границы. Через несколько дней дорога на закат будет надежна закрыта.
— Хвастаться, говоришь? — Кей бросил взгляд на высокую деревянную вежу, на вершине которой еще возились плотники. — Так похвастай, кнеж!
Толстяк удовлетворенно хмыкнул. Миг — и в воздухе сверкнула голубоватая сталь.
— Погляди на этот меч, Кей! Такого меча ты нигде не сыщешь. Все разрубит — и сталь, и тонкий платок. Да не тем он хорош. Щербинку видишь?
Действительно, тонкое, как бритва, лезвие имело еле заметный изъян.
— Прадед мой, кнеж великий Лашко, исщербил этот меч о ваши ворота, когда вступал с войском в Савмат. И теперь во всей земле лехитской нет меча славнее!
Велегосту показалось, что он ослышался. Лехиты брали Кей-город? Когда? И кроме того…
— Исщербил, значит? — усмехнулся он. — О ворота?
— Истинно так, и порукой тому…
— Каменные ворота в Савмате построили только тридцать лет назад, при Кее Мезанмире. Или твой прадед его о дерево исщербил?
Толстяк крякнул, крутанул ус и внезапно захохотал:
— Вот я и говорю, не обучены вы, сполоты, хвастать!
Все шло как должно. Уже три дня Велегост был на Лосином Бугре, и за это время сделано немало. Сотня латников с тысячником Воротом ушла к мадской границе, дедичи во главе с Ворожко собирали своих кметов, а лазутчики в Духле внимательно следили за тем, что затевает глава Рады.
Хлопот было много, привычных, обыденных, и недавнее путешествие по страшному Колу теперь казалось странным сном. Никто в крепости не знал, куда ездил Кей и почему из всего отряда вернулись только пятеро. Теперь их стало меньше — Улог, единственный из кметов, кто уцелел, умер на следующую ночь по возвращении. Заснул — а наутро рядом с товарищами лежал уже окоченелый труп.
