Карина Шаинян - Цветной Дозор
– Ты не похожа на художницу, которую я когда-то наняла, – упрямо повторила Сильвия. – Ты – совсем другой, незнакомый мне человек.
Уголки ведьминых губ дернулись, будто она не сумела сдержать жестокую насмешку, и Настя вспыхнула от гнева, сообразив: старуха притворяется. Дурит ей голову вместе с остальными Иными.
– И этот человек вам не нравится, да? – сердито спросила она.
– Художница, которую я нанимала, не старалась всем нравиться, – равнодушно ответила Сильвия. – Плевать ей было, нравится она кому-то или нет. Хороша она для кого-то или плоха. Единственное мнение, которое ее заботило, – ее собственное…
Настя смущенно сникла. Оказывается, не только она скучала по лихой Тави. Но эльфийка была опасна. Нельзя возвращать ее сейчас, когда ситуация и без того критическая. Если объяснить Сильвии – она поймет. Она ведь тоже не любит шум и скандалы.
– После того как я уехала… – начала было Настя, но ведьма перебила ее:
– Я знаю, что случилось в Бангкоке. Да, ты ошиблась… Значит ли это, что больше нельзя решать самой? И ошиблась снова… Но это бывает со всеми, даже с Великими.
То же самое совсем недавно говорил Семен. Светлый маг и Темная ведьма единодушно оправдывали Настю. И в этом чудился подвох.
– Тави не ждала указаний, не молчала в тряпочку, не старалась не задавать лишних вопросов, – сердито говорила Сильвия. – Не позволила бы обращаться с собой как с овцой на веревочке. Не дала бы себя выкинуть, как приблудную шавку, – хотя бы из любопытства и упрямства. Не задвинула бы в угол собственные интересы.
– А знаете, это очень похоже на то, что Семен говорит о Темных, – вырвалось у Насти.
– Похоже, – кивнула Сильвия, и впервые по ее губам скользнула тень улыбки.
– Можно подумать, что вы меня склоняете… ну, на свою сторону, – осторожно предположила Настя и втянула голову в плечи, ожидая вспышки ярости.
– Да, можно так подумать. – Сильвия вздохнула. – А еще Тави умела доверять людям. И терпеть не могла сочетание черного с белым…
Настя бросила на ведьму загнанный взгляд.
– А что, если я…
Она оборвала себя, прислушалась. С веранды донеслись голоса; гулко загрохотал под ногами дощатый пол.
– Не уедешь сегодня? – тихо и быстро договорила за нее Сильвия. – В таком случае приходи вечером, поговорим. Тогда и решишь.
Настя медленно кивнула.
– А теперь марш отсюда… да не в эту дверь, глупая! – Сильвия пересекла кухню и распахнула низенькую дверцу, ведущую на задний двор. Настя скользнула в узкий проем и вдруг замерла.
– Ну что еще? – шепотом воскликнула Сильвия.
Настя смутилась так, что из глаз едва не брызнули слезы; хотела отмахнуться и бежать, но Сильвия смотрела на нее с ласковым нетерпением, и девушка все-таки решилась.
– А можно, я потом переночую у вас на кухне? – спросила она, и Сильвия беззвучно расхохоталась, хватаясь за грудь и обнажая бледные десны.
– Ночуй, – выдавила она, утирая проступившие слезы. – Если так боишься – ночуй. Но лучше бы тебе научиться забывать о своих страхах. И вообще – забывать.
– Спасибо, – одними губами выговорила Настя и выскользнула за дверь. Она уже почти пересекла задний двор, когда, приглушенный сохнущими на веревках простынями, ее догнал свистящий шепот ведьмы:
– И не забудь привести с собой Тави!
* * *Настя сидела на пороге своей комнаты и, подперев щеку ладонью, терпеливо смотрела, как беснуется у крыльца демон-пишачи. Страха она больше не испытывала: видимо, уже пересекла какой-то таинственный предел, за которым следовало либо безумие, либо спокойствие. От эмоций остались лишь раздражение, усталость и смутное беспокойство по поводу близящегося вечера. Солнце быстро катилось к горизонту; скоро стемнеет, Сильвия будет ждать на кухне, а Настя, похоже, застряла здесь надолго.
Инквизитор Дингири окончательно потерял лицо. Смуглая кожа окрасилась в темно-синий, трупный оттенок; вместо плоского носа на лице извивался какой-то отросток – то ли клюв, то ли хобот. Инквизитор потрясал когтистыми кулаками и брызгал слюной. От изощренных английских оборотов не осталось и следа. Теперь Дингири предпочитал тамильский, и не надо было знать язык, чтобы понять: выражения Инквизитор выбирает самые скверные. Настолько, что бандитского вида Махинда, стоящий чуть поодаль, то и дело хватался за голову, а Темный Сиримаво как сложил брови домиком в самом начале разговора, так и застыл с выражением душевной боли и оскорбленного достоинства на аристократичном лице.
Видимо, Дингири тоже волновали близящиеся сумерки. По синей коже пишачи прошла дрожь – ни дать ни взять лошадь, сгоняющая назойливую муху, – и Инквизитор с видимым усилием вернулся в человеческий облик.
– Триумвират снова настоятельно рекомендует уважаемой Настье немедленно воспользоваться его предложением и покинуть остров, – проскрипел он, с трудом ворочая еще слишком длинным языком.
– Триумвират дал мне время на принятие решения, и я имею право им воспользоваться, – тупо, как попугай, повторила Настя. Этими фразами они обменялись уже пять или шесть раз, и Насте они страшно надоели. Наверное, дозорные уже давно дозрели до того, чтобы попросту отключить ее и переправить домой в виде бессознательного тела – так же, как привезли из Бангкока, практически так же, как доставили сюда. Но выколупать ее из красного бунгало не могли. Защита действительно работала, и теперь Триумвират в полном составе торчал на солнцепеке перед хижиной, пытаясь воздействовать на Настю уговорами.
– Настя, хватит валять дурака, – взмолился Андрей, утирая пот.
– Кто бы говорил! – возмутилась она. – Ты же меня и притащил сюда!
– Обстоятельства изменились, – ровно ответил за парня Илья.
– Надо, надо домой, – скучным голосом подхватил Семен, – пора, погуляла – и хватит…
Настя не ответила. Эти фразы она тоже слышала не в первый раз; старшие дозорные даже не утруждали себя вариациями. Создавалось ощущение, что они просто отрабатывают свои роли с полным равнодушием к возможному результату. Пока шриланкийцы выходили из себя, а Андрей взывал к Настиному разуму, Семен с Ильей нудно твердили одно и то же, как будто происходящее их вовсе не касалось и только соображения приличия заставляли участвовать в сцене у веранды. А если судить по намеку Семена – можно подумать, что он вообще не хотел, чтобы Настя становилась Иной… Что ж за путаница такая!
Смещенный фокус внимания – вот что напрягало Настю. О переговорах никто даже не заикается. Слоновый остров занят сумасшедшими шантажистами, по Слоновому острову бродят вооруженные сектанты, а дозорные, приехавшие их остановить, почему-то заняты препирательством друг с другом и плясками вокруг неинициированной девицы. «Да оставьте же меня в покое и дайте нормально подумать!» – хотелось крикнуть Насте. Осмыслить происходящее, поговорить с Сильвией, а потом уже спасаться бегством. Или… да нет, конечно, она согласится уехать, не полезет в драку, но сначала хотела бы понять, в чем смысл этого нагромождения событий. Потому что нагромождалось почему-то вокруг Насти.
Общее унылое молчание прервалось тяжелым вздохом Сиримаво.
– Жарко, – пожаловался Темный, утирая лицо платком с монограммой. – Умыться бы… Юная леди, вы позволите мне воспользоваться вашей уборной?
Настя машинально кивнула. Почти кивнула – но все-таки успела остановить движение. Широко ухмыльнулась в лицо Темному.
– Простите, не могу вас пригласить, – сказала она. – Но рядом с общей верандой есть прекрасный сортир. Однажды я с комфортом провела там много часов, – и она усмехнулась Семену.
* * *Настя лежала, упрямо выпятив челюсть, и с бесцельным вниманием рассматривала крышу москитной сетки. Тонкую марлю усеивали дохлые москиты, какие-то темные ошметки, кусочки жестких надкрыльев, чьи-то волосатые ноги – объедки, оставшиеся после ужинов гекконов. В маленькое окно туалета тянуло табачным дымом – за хижиной душераздирающе вздыхал и маялся Семен: следил, чтобы Настя не улизнула в форточку размером с альбом. Илья с Сиримаво расположились у подножия лестницы и завели неторопливую, наполненную скрытым сарказмом беседу. Тьма и Свет… препирательства, обвинения, аргументы, старые разборки… Вроде бы спорят – но голоса скучные, как будто все это произносилось сотни раз, и ни один не надеется убедить собеседника. А впрочем, так оно, наверное, и есть.
«Охраняют, – мрачно думала Настя. – Присматривают. Как же выбраться?» Илья все-таки завелся, заговорил раздражающе громко, и Темный в ответ тоже невольно повысил тон. Невнятный бубнеж, в котором различались лишь отдельные слова, стал членораздельным, и Настя невольно прислушалась.
– Вот вы обвиняете нас в эгоизме и жестокости, – говорил Сиримаво, – а сами собирались использовать девочку, едва способную войти в Сумрак.
