Татьяна Андрианова - Хренодерский переполох
Вервольф злобно зарычал. Девушка попятилась, наступила на полу плаща и больно плюхнулась на пятую точку, уронив в пожухлую прошлогоднюю траву косу.
– Я не Красная Шапочка, – замотала головой она, белокурые локоны выбились из-под капюшона и разметались вокруг лица светлым ореолом. – Со мной такой номер не пройдет. Давай разойдемся по-хорошему: ты меня не видел, и я тебя не видела.
Лютый, а это был именно он, очень удивился тому, что девушка не бросилась с визгом прочь, как обычно поступали все, а спокойно принялась рассказывать ему о головном уборе, правда, смысла фразы он все равно не понял. Вервольф мягко придвинулся ближе. Светлолика испуганно моргнула, оценив сдерживаемую мощь мускулистых лап, и пожалела, что не может, как некоторые могучие маги, испариться, чтобы появиться где-нибудь еще. Желательно дома, в теплой постели. Рукой девушка безуспешно пыталась нащупать древко косы, но пальцы неизменно натыкались на корни деревьев, путались в траве, а мысли в панике метались в голове, как перепуганные белки. Она судорожно сглотнула стоящий в горле комок, отчетливо понимая всю безнадежность побега. Как быстро ни удирай, вервольф все равно быстрее, а внезапное бегство почти наверняка спровоцирует нападение. Пока она беспомощно таращилась на медленно надвигавшегося монстра огромными перепуганными, серыми с зелеными искорками глазами, зверь придвинулся ближе, и до нее вдруг донесся сильный мускусный запах волка. В области желудка Лики собрался гнетущий жар предвкушения чего-то непонятного, но очень приятного на вкус. Кровь разогрелась и горячей влагой побежала по венам, отдаваясь напряженным гулом в висках. Девушке вдруг показалось, что раздвинь она губы – и поранится о собственные клыки. Она даже поднесла руку ко рту, чтобы пощупать, не выросло ли из десен что-нибудь опасно острое, жаждущее чужой крови. Но зубы были как зубы, ничего особенного с ними не произошло.
Мокрый холодный нос Лютого ткнулся в щеку девушки. Жест, который шокировал не только девушку, но и самого зверя. Раньше он не замечал в себе особого дружелюбия к людям. Живые существа делились у него на несколько незатейливых категорий: те, которых есть можно; те, которых хотелось бы съесть, но нельзя; и те, кого приходилось слушаться, но которых он с удовольствием растерзал бы, если б не дурацкая штука на шее. Беспомощная девушка отчего-то будила в сердце оборотня противоречивые чувства. С одной стороны, отчетливый, яркий запах страха призывал звериную суть растерзать добычу, а с другой – было в ней нечто такое, отчего подсознательно хотелось лечь у ног, положить лобастую голову на колени и с мольбой в янтаре волчьих глаз ждать, когда она снизойдет почесать за ухом.
Светлолика попятилась и наткнулась спиной на гладкий ствол дерева. «Это конец», – шевельнулась усталая мысль в девичьей голове. Повернуться спиной к зверю она не решалась. Нет, это не смелость заставляла светло-серые с зелеными искорками глаза упорно смотреть своим страхам в лицо. Просто повернуться спиной и каждое мгновение ожидать удара могучих когтей вервольфа было выше ее сил.
Вервольф облизнулся, по серой морде медленно прошелся розовый влажный язык, выделявшийся на шкуре хищника в неверном свете луны как более светлое пятно. Он гибким, текучим движением опустился на пузо и пополз к девушке, скаля зубы. Лютый никак не мог выбрать, что же лучше – погрузить клыки в человеческую плоть или лизнуть руку, чтобы девушка успокоилась?
Ведьма наблюдала за маневрами зверя со смесью ужаса и удивления на лице, совершенно не понимая, что он вообще от нее хочет. Если съесть, он выбрал очень оригинальный способ сделать это. Но как только вервольф приблизился на расстояние вытянутой руки и сквозь подол свадебного наряда бабки Дорофеи по ногам побежало тепло дыхания зверя, вместе с ним живот скрутило болезненной голодной судорогой. Девушка зашипела сквозь зубы от боли, и это решило для Лютого все. В нем проснулся мощный инстинкт хранить и защищать хрупкое человеческое создание от неведомых врагов. Он кинулся к Светлолике с энтузиазмом, конечно, не успел затормозить и врезался в нее, как осадное орудие в ворота замка. Девушка вскрикнула и упала. Сверху приземлился вервольф. Надо отдать должное зверю, сделал он это мягко, словно заранее все спланировал, даже не задел распростертую под ним ведьму. Сама же Светлолика пыталась выровнять дыхание после того как неожиданное падение на спину вышибло из нее дух. Зверь осторожно лизнул девичье лицо, извиняясь за свою неловкость.
Лика хотела было оттолкнуть преисполнившегося нежности волка, тем более клыков у него в пасти меньше не стало, но почувствовала, как под рукой ощутимыми толчками бьется сердце в мохнатой груди оборотня, и голод прорезался с новой силой. Она не могла даже толком вздохнуть от серии спазмов в животе. Ее голод плыл над ней и вервольфом, как ощутимая вязкая субстанция, глядел из расширенных удивленных глаз ведьмы, мерцал в зеленых искорках ее очей, чувствовался в судорожном вздохе ее легких. Тонкие девичьи пальцы нащупали ремень ошейника, обхватили его, и глаза удивленно расширились.
– Первый раз вижу домашнего вервольфа, – прошептала она.
Лютый готов был отдать любую часть своего тела, от мокрого носа до кончика хвоста, лишь бы она помогла избавиться от ненавистного ошейника подчинения. Гордый оборотень сделал то, чего не делал даже в нежном беспомощном щенячестве – заскулил, просительно заглядывая в глаза, и потерся щекой о ее щеку с риском вывихнуть девушке челюсть.
Голод Светлолики усилился до судорог, не давая толком сосредоточиться на происходящем. Ей до дрожи в теле хотелось вцепиться в горло, и плевать, что зверь может сотворить в ответ. Но была одна проблема. Ошейник. Надежда прокусить плотную кожу монстра еще была, а вот ошейник зверски мешал процессу. Светлолика даже всхлипнула от обиды и принялась ощупывать магическую вещицу на предмет застежки. Вервольф сначала искренне пытался помочь, но быстро понял, что зря суетится, этим только мешает, и замер, опасаясь лишний раз вздохнуть.
Девушка была ведьмой; деревенской, но все-таки ведьмой. Дар у нее имелся, просто она не обучалась в Академии магии, которую заканчивали все лицензированные маги Рансильвании. Поэтому насколько сильно дарование и в чем именно оно состоит, никто не знал. Да и не факт, что в Академии могли досконально изучить силу и склонности каждого поступившего мага. Бывали случаи, когда дар раскрывался во всей красе только со временем, да и то случайно.
Тонкие девичьи пальцы медленно скользили, чутко прислушиваясь к ощущениям на самых кончиках. Начерченные письмена рун отзывались горячим покалыванием в глубине. Иногда это было просто тепло, словно живой организм, обтекающее и пробующее на вкус ее пальцы. Через несколько минут упорных поисков застежка так и не была обнаружена, зато она нашла несколько мест, где руны прерывались. Если разрезать в этом месте кожу ошейника, почти наверняка можно его снять. Но ножа не было. Светлолика пристально посмотрела на Лютого, словно подозревала, что зверь прячет остро заточенную сталь где-то в недрах лохматой шкуры. Оборотень, конечно, не мог понять значения ее внимательного взгляда, но постарался сделать как можно более честные глаза и выжидательно уставился на нее в ответ. Девушку вел голод, и ее не устраивали игры в гляделки до утра, поэтому, ведомая скорее инстинктом и нетерпением избавиться от ненавистной преграды, она сделала то, на что никогда в жизни не решилась бы – сцапала его лохматую лапищу, выпростала саблевидный коготь, зацепила ошейник в нужном месте и дернула. Материал с треском разошелся, руны опасно вспыхнули, девушка взвизгнула и поспешно отбросила сломанную вещь в сторону. Послышался громкий хлопок, магический артефакт воспламенился синим пламенем, зашипел, задымился, скукожился весь и погас.
Лютый радостно взвизгнул, вильнул хвостом и даже облизал лицо избавительнице. Ошейник всегда чрезвычайно удручал вервольфа, но самостоятельно избавиться от него он не мог. Зверь услужливо предоставил спасительнице шею. Лика ткнулась было, пытаясь укусить, но тут же наглоталась шерсти и расчихалась.
– Какой ты волосатый, – разочарованно протянула она, отодвигаясь в сторону и отплевываясь.
Девушка уперлась ладошками в мощную грудь зверя, пытаясь сбросить его с себя. Теперь, когда облегчение внезапного непонятного голода ей не светило, ток крови в жилах зверя не казался уже таким соблазнительным. Следовало найти другую еду, и желательно сделать это еще до рассвета. Почему она так решила? Да просто знала, и все. Инстинкт настойчиво звал ее на охоту, и сопротивляться ему не было ни сил, ни желания.
Но Лютый вовсе не собирался сдавать своих позиций. Он сам не понимал, зачем ему понадобилось изображать из себя добычу. В стае зверь всегда доминировал и никогда не позволял никому из членов даже помыслить, что может быть иначе. Оборотни четко делили зверей на две категории: хищники и добыча. Хищников следовало оценить по степени опасности, понять, дружить с ними или враждовать, или просто избегать случайных встреч. Добыча – она добыча и есть. Ее следовало загнать, убить и съесть. В моменты особенного сытого великодушия можно, конечно, позволить полакомиться остатками самкам с детенышами. Но это уже на усмотрение вожака. Опасаясь, что ведьма выскользнет и просто уйдет, оставив зверя свободным, но одиноким, Лютый сделал то, что ни разу не пришло в его лобастую голову за всю его жизнь: начал перекидываться, чем вверг Светлолику в ступор. По роду своей деятельности ведьма не могла похвастаться особой чувствительностью, но вид вервольфа, в муках меняющего свой облик, шокирует кого угодно.
